Лишь бы мама ничего не узнала (1/1)

Шигео не любит путь домой.Дорога от офиса после полуночи превращается в пытку: ветер ехидно ворошит листву на кустах, лунный диск нависает над душой с выражением молчаливого укора, из скользких мрачных переулков лезут хохочущие тени. Они перемигиваются между собой обсидиановым блеском глаз, откровенно насмехаются и злорадствуют, тыкая пальцами, тающими под холодным светом уличного фонаря, в сторону фигуры мальчишки, который старается спрятаться в чужую великоватую куртку.Мальчишка.Шигео запрокидывает голову, обнажая испорченную каплями пота и кровоподтёками шею, которой подобает быть невинно бледной, чистой и тонкой, точно папирусная бумага. Шигео выгибается под чужими руками, сильными и требовательными. Подставляется, просит, умоляет. Шигео мечтает лишь о том, чтобы сегодня его не пустили домой. Мысли не собрать в связные слова, пальцы на ногах непроизвольно поджимаются, и всё тело — точно отсчитывающий свои последние секунды взрывной механизм. Пара мгновений — и он к чертям разорвётся и за собой утянет всё в радиусе километра.?Мальчишка?, — пульсирует в виске и безжалостно бьёт по пересохшим бесстыдным губам почти материальной нежной маминой ладонью.У Моба крышу сносит, перед глазами стоит выбивающее слёзы месиво, словно призраки пускают пёстрые фейерверки, а уши поглощает белый шум. Ему так нравится безумие, охватившее его, скрутившее руки и держащее большой палец у сонной артерии.Ему это нужно.Мужская мятая рубашка, не скрывающая ни одного из десятков следов его безрассудства, делает Шигео крохотным и беззащитным. Обнажённые поцарапанные колени пробирает мелкая дрожь. Съёжившийся и болезненный. Только лихорадочный блеск тёмных глаз выдаёт его с головой.?Тебе всего семнадцать?.Перед чёрными лакированными туфлями валяется пылающий кусок молодого, живого сердца.Шигео закрывает глаза.Лишь бы мама ничего не узнала.