Часть 10 (1/1)

- Слава тебе, Господи! – перекрестилась Дуняша. – Наконец-то добрались!Анна не ответила девушке, поглощенная созерцанием пейзажа за окном кареты. Ей было в диковинку все: яркая синева неба, необычные деревья, а главное – горы, у подножия которых расположилась крепость, сложенная из больших валунов.Как только обоз подъехал ближе, полосатые ворота со скрипом распахнулись, впуская телеги на территорию укрепления. Оказавшись внутри, Анна вышла из кареты и огляделась: мундиры вокруг, громкие команды, цокот лошадиных подков - все это было настолько непривычно, что она растерялась.- Куда ж нам теперь? – поинтересовалась Дуняша, стараясь держаться поближе к хозяйке.- Не знаю, - озадаченно ответила Анна. – Надо у кого-нибудь спросить, где лазарет.- Вам к коменданту надоть, барышня, - сказал казак, кивнув на одно из строений, что вытянулись ровной линией вдоль крепостной стены. – Просто так находиться здесь нельзя.Поблагодарив советчика, княгиня велела горничной остаться в карете, а сама направилась к указанному зданию. Войдя в полутемное помещение, едва освещаемое единственным небольшим оконцем, она увидела заваленный бумагами стол, за которым сидел человек в мундире, старательно что-то переписывающий.- Добрый день, - поздоровалась Анна, подойдя к столу.- Добрый день, - писарь, оторвавшись от своего занятия, с удивлением смотрел на стоявшую перед ним даму.- Я бы хотела переговорить с комендантом крепости, - продолжала Анна. – Я только что приехала и мне посоветовали обратиться к нему.- Это так, сударыня, - закивал головой собеседник, - без представления господину Мансыреву нельзя. Военная крепость, сами понимаете, здесь порядок - первое дело. Обождите малость, я сейчас о Вас доложу.Встав со своего места, он скрылся за дверью, которая находилась за его спиной, оставив Анну дожидаться в приемной. Не успела она собраться с мыслями, как дверь вновь распахнулась, и писарь, посторонившись, сказал:- Прошу Вас, проходите.Войдя в комнату, она увидела немолодого офицера, так же как писарь сидевшего за столом, правда, большего размера, чем тот, что находился в приемной. Увидев хорошо одетую женщину, он поднялся и вежливо произнес:- Позвольте представиться – штабс-капитан Мансырев Захар Федорович – комендант этой крепости. Чем могу служить? Вы, верно, оказались здесь по случайности или проездом? Он указал на один из стульев, стоявших около стены. Воспользовавшись приглашением, молодая женщина села и, глубоко вздохнув, принялась объяснять:- Господин штабс-капитан, меня зовут Анна Платонова, я приехала сюда после того, как получила это письмо.С этими словами она вытащила из ридикюля послание, отправленное Мансыревым в имение, и протянула ему. Прочтя его, комендант поднял глаза на посетительницу и произнес:- Да, письмо написано мною, но причем здесь Ваш приезд сюда?- Я приехала к барону Корфу, - ответила Анна – он ранен и нуждается в моей помощи.- К барону Корфу?! – почтение во взгляде офицера стало исчезать, уступая место насмешке. – А позвольте узнать, кем Вы приходитесь поручику?- А воспитанница его отца, Владимир Иванович не чужой мне человек. – Анна старалась говорить как можно тверже.- Ясно, - прервал ее комендант, - только любительниц приключений здесь не хватало. Неужели кавалеров в столице настолько мало, что надо было ехать на Кавказ?- Я не… - попыталась оправдаться Анна, но штабс-капитан был не намерен слушать далее.- Отправляйтесь обратно, сударыня, - категорично заявил он. – Здесь крепость, а не петербургская гостиная. Еще не хватало, чтобы господа офицеры друг друга на дуэлях перестреляли из-за Ваших прекрасных глаз. Поверьте, мне хватает потерь в стычках с горцами, так что даже не мечтайте остаться здесь!Возможно, в другой ситуации Анна бы расплакалась от обиды или стала б умолять о разрешении остаться, но то ли усталость и напряжение сказались, то ли общение с Марией Афанасьевной, и она, поднявшись, жестко сказала:- Вы ведете себя недостойно благородного человека, не желая оказать помощь слабой женщине! Только запомните – я уеду после того, как барон поправится или…О плохом даже думать не хотелось, поэтому, не договорив, Анна развернулась и вышла, даже не взглянув на коменданта, ошеломленного такой отповедью. Вернувшись в приемную, княгиня обратилась к писарю:- Скажите, пожалуйста, где находится лазарет? Мне необходимо попасть туда.- Очень просто, - ответил тот, явно обрадованный возможностью помочь даме. – Поедете по этой улице, на развилке повернете направо, и сразу лазарет.- Спасибо! – женщина склонила голову в знак благодарности и вышла.Выйдя из комендатуры, она прошла к своей карете. Обозных лошадей еще не выпрягли, благодаря чему им с Дуняшей не пришлось идти пешком.Улица состояла всего из нескольких домов, и буквально через минуту карета остановилась перед лазаретом, на фасаде которого красовалась вывеска с красным крестом. Поднявшись по ступенькам, Анна толкнула дверь, и едва не отшатнулась. Запах, ударивший в нос, был ужасен: смесь крови, гниющей плоти и чего-то тошнотворно-сладкого была настолько невыносима, что невозможно было дышать. Крики и стоны, доносившиеся со всех сторон, лишь усиливали ощущение кошмара, в который она попала. Но если Дуняша мелко крестилась, со страхом оглядываясь по сторонам, то Анна лишь побледнела, стараясь сохранить самообладание.Пока они осматривались в этом аду, к ним подошел солдат-инвалид и спросил:- Вы зачем здесь, барышня? Шли бы Вы отсюда, негоже дамам здесь находиться.- Ты как с Ее… – начала было Дуняша, но осеклась под взглядом хозяйки.- Мне бы врача повидать, любезный, - ответила Анна.- Так это… - начал было солдат, и тут за спиной раздалось:- Что за посетители?! Кто разрешил пропустить?!Обернувшись, Анна увидела пожилого человека в очках, смотревшего на нее с нескрываемым раздражением.- Добрый день, - поздоровалась она. – Я – Анна Платонова и хотела бы видеть барона Корфа.- Неверов Василий Назарович, - госпитальный врач – представился мужчина. – Боюсь, Вы выбрали не лучший момент для визита, сударыня. Поручику сейчас не до посетителей.- Именно поэтому я здесь, - прервала его Анна. – Умоляю, отведите меня к нему! Ради этого я ехала сюда из Петербурга!Выслушав ее, врач пожал плечами:- Ну, если вы так настаиваете. Только сразу предупреждаю – зрелище не из приятных.- Мне все равно, - прошептала Анна.Врач сделал приглашающий жест рукой и направился вглубь здания, женщины последовали за ним. Войдя в небольшую комнату, где стояло две кровати, он указал на одну из них:- Вот, сударыня, сами изволите видеть. Барону осталось от силы день-другой. Я вообще не понимаю, как он до сих пор жив.Подойдя к постели, Анна поднесла ладонь ко рту, а Дуняша за ее спиной всхлипнула. От прежнего Владимира почти ничего не осталось: лицо, заросшее щетиной, было воскового цвета, глаза ввалились, плечо и грудь были обмотаны окровавленными бинтами. Прислушиваясь к едва слышному дыханию, Анна взяла раненого за руку и тихо позвала: - Владимир…- Он не слышит Вас, - сказал эскулап, – горячка. Сами изволите видеть, какой у него жар.- Дуняша, - повернулась к прислуге Анна. – Поди в карету и принеси оттуда мешочек с травами, красный. Да ящик с мазями не забудь.- Это кто ж Вам позволил такое самоуправство?! – возмутился Василий Назарович. – Здесь я лечу!Еще до конца не остывшая после разговора с комендантом, Анна повернулась к врачу и холодно отчеканила:- Кажется, Вы оставили барону день-другой? Значит, мне придется спасать его, раз служитель Асклепия расписался в собственном бессилии. Лучше прикажите открыть окна, иначе ваши больные задохнутся от вони!И не обращая внимания на негодующий взгляд, вновь склонилась над Владимиром. Дальнейший разговор прервала Дуняша, вошедшая с травами и ящиком в руках. Положив снадобья на стол, она спросила у Анны:- А где же отвар для барина приготовить?Взглянув на врача, Анна все так же холодно спросила:- Надеюсь, Вы позволите приготовить мне лекарство?- Коли Вы так уверены в его силе – почему бы нет, - Неверов направился к двери. – В соседней комнате Вы найдете все необходимое.Оставив возле Владимира Дуняшу, Анна ушла готовить отвар, а вернувшись с лекарством, увидела солдата, что-то говорившего горничной.- Доброго здоровья, барышня, - поздоровался он. – Я Фома, денщик Их Благородия. Ежели чего помочь, Вы только скажите.- Хорошо, - кивнула Анна - Дуняша в случае надобности тебя отыщет.- Так я туточки, барышня, при Их Благородии, - просто сказал солдат.Кивнув еще раз, Анна занялась Владимиром, стараясь напоить его приготовленным снадобьем.С этого момента все ее помыслы сосредоточились только на бароне. Она поила его с ложки лекарствами, меняла на голове компрессы, готовила мазь для перевязки ран. По словам Неверова, сабельная рана была хоть и обширной, но не смертельной, гораздо более тяжелым было пулевое ранение в грудь и большая потеря крови. Полностью поглощенная Владимиром, она не вспоминала о втором раненом, находившемся в комнате, пока ее слуха не коснулся тяжкий стон. Движимая сочувствием Анна подошла к нему и увидела лихорадочно блестевшие глаза. Видимо, он тоже испытывал мучительный жар. Взяв кружку с отваром, она поднесла ее к губам мужчины, сказав:- Пейте, сударь, Вам станет легче.Сделав несколько глотков, раненый откинулся на подушку и прошептал:- Благодарю Вас.Оставить беспомощного человека на произвол судьбы Анна не могла, поэтому вместо одного им с Дуняшей пришлось ухаживать за двумя больными. Первые три дня в лазарете были наполнены надеждой и страхом, добровольная сиделка ловила каждый вздох Корфа, молясь о том, чтобы он не стал последним. Она не замечала усталости, ухаживая за ним, и только изредка забывалась тревожной дремотой, опустив голову на столик возле кровати барона.На третий день сосед Владимира по комнате стал чувствовать себя лучше и представился Павлом Олсуфьевым. Он был ранен в одном бою с Корфом, правда, не так тяжело. Однако воспалившиеся раны привели к лихорадке, которая едва не свела молодого человека в могилу. Владимир же по-прежнему не приходил в себя, но жар спал, дыхание становилось глубже и ровнее.Осмотрев своих пациентов, Василий Назарович только развел руками:- Вынужден признать, сударыня, Ваши травы просто волшебны. Барон выживет, можете в этом не сомневаться, а Павел Константинович благодаря Вашим снадобьям и заботе скоро бегать будет.- Вы тоже примите мои извинения за сказанное в день приезда, - смущенно ответила Анна.- Вам бы отдохнуть, - сочувственно сказал врач, заметив насколько уставшей выглядит собеседница. – Ухаживая с таким рвением за Владимиром Ивановичем Вы сами рискуете оказаться на госпитальной койке. Кстати, где Вы остановились?- Нигде, - растеряно сказала Анна. – У меня не было времени подумать об этом, да и господин Мансырев приказал мне убираться отсюда.- Экая незадача, - потер подбородок Неверов. – Все квартиры в крепости заняты офицерами, свободного жилья тут нет. Даже не знаю, чем Вам помочь. Хотя – подождите, здесь, рядом с госпиталем есть небольшой флигелек, сейчас он пустует, и Вы вполне можете поселиться в нем. Только сначала его необходимо прибрать. Если хотите, я могу послать туда солдат из инвалидной команды.- Я сама справлюсь, - вмешалась в разговор Дуняша. – Только скажите, где этот флигель.- Фома вас проводит, - ответил Неверов. – Ступайте, дамы, ничего с вашими подопечными не случится.Немного поколебавшись, Анна знаком предложила девушке следовать за ней, и они вместе с денщиком отправились осматривать жилье. Пройдя несколько метров вглубь сада, растущего за госпиталем, они увидели строение с покосившимся крыльцом и небольшими окнами без ставен.Поднявшись по скрипучим ступеням, Фома толкнул дверь и посторонился, пропуская женщин.Войдя внутрь, Анна в шоке прижала ладони к щекам.- Господи, как же здесь жить-то, Дуняша? – спросила она почти с испугом.Флигель в самом деле был невелик: прихожая, кухня, три спальни, одна большая комната, которая могла быть одновременно гостиной и столовой. Места для двоих более чем достаточно, однако грязь и запущенность, царившие здесь, просто поражали. Мутные стекла едва пропускали солнечный свет, но даже при столь скудном освещении можно было увидеть паутину и пыль, а бутылки, разорванные карты, табачный пепел были разбросаны повсюду, куда ни глянь. Видимо, флигель использовался для офицерских пирушек с попойками и карточной игрой.- Что же нам делать? – повторила Анна, но горничная поспешила ее успокоить:- Не беспокойтесь, барыня, - уверенно заговорила она. – Грязь уберется – главное крыша над головой есть. Радоваться надо, что теперь мы с домом. Пока Вы при барине будете, мы с Фомой уборкой займемся. Через несколько дней наведем порядок и заживем.Понимая правоту девушки, Анна согласилась и поспешила вернуться в госпиталь, оставив Дуняшу с помощником приводить жилье в божеский вид.Теперь ей приходилось одной ухаживать за ранеными, благо Олсуфьев пошел на поправку. Травы и мази Надежды Александровны сделали свое дело: молодого человека перестало лихорадить, раны постепенно затягивались, Павел был еще слаб, но это уже являлось делом времени.Владимир по-прежнему не приходил в себя, и хотя Василий Назарович уверял, что самое страшное миновало, Анна все равно не находила себе места от страха за его жизнь. Но спустя еще три дня барон открыл глаза, и она, наклонившись, увидела, как он пристально смотрит на нее. Так продолжалось несколько мгновений, потом Владимир глубоко вздохнул, вновь погружаясь в забытье.Обрадованная женщина бросилась за врачом, который, осмотрев барона, сказал, что он просто спит и назвал этот сон признаком выздоровления. Услышав новость, Анна почувствовала, как напряжение последних дней уходит, уступая место неимоверной усталости, навалившейся словно свинцовая плита. Видимо, это не укрылось от Василия Назаровича, и он потребовал, чтобы она немедленно шла отдыхать, в противном случае грозя больше не пускать в лазарет.Не имея ни сил, ни желания спорить, Анна направилась к флигелю, надеясь, что Дуняша успела там навести хотя бы относительный порядок. Войдя, она увидела девушку, хлопотавшую на кухне возле печи.- Барыня! – обрадованно бросилась к ней Дуняша. - А я тут ужин…- После все, - махнула рукой хозяйка. – Где моя комната?- Пойдемте, Ваше Сиятельство, - подхватила ее под руку горничная – отведу, Вы ведь на ногах не стоите.Доведя Анну до спальни, она помогла ей раздеться, и женщина, упав на узкую кровать, провалилась в глубокий сон.Когда она проснулась, комната была залита солнечным светом, из кухни доносились запахи еды, а за окном шелестел листвой сад. Сев на постели, Анна принялась оглядывать комнату: кровать с жестким тюфяком и маленькой подушкой, стул, сундук с ее вещами в углу. Вот и все убранство. Поднявшись, Анна накинула лежавший на стуле пеньюар и вышла из спальни.В комнатах везде было чисто, от недавнего раскардаша не осталось даже следа: стены побелены, окна и полы вымыты до блеска, мебель аккуратно расставлена. Правда, из мебели было самое необходимое – большой стол и несколько стульев, расставленных вокруг него.Войдя на кухню, она поздоровалась с Дуняшей и спросила:- Долго я спала?- Больше суток, барыня, - ответила девушка, готовя какую-то снедь.- Больше суток! - схватилась за голову Анна. – Что же теперь в лазарете?! Ведь столько времени я здесь.- Ничего там не случилось, - сказала горничная – я ходила, спрашивала. А Вам надо было отдохнуть. Вот, поешьте сначала, прежде чем туда бежать.Она еще что-то говорила, ставя на стол еду, но Анна слушала вполуха, занятая мыслями о Владимире. Наскоро позавтракав, она надела приготовленное Дуняшей платье и отправилась в лазарет.- Недолго же поручик оставался без своего ангела-хранителя, - приветствовал ее врач, едва она преступила порог.- Как он? – обеспокоенно спросила женщина.- Еще не просыпался, но думаю – в скором времени окончательно придет в себя. Про господина Олсуфьева даже говорить нечего, ему остается только набраться сил. Честное слово, сударыня, не будь я человеком науки – поверил бы в колдовство.- Чего здесь нет, так это колдовства, - ответила Анна и поспешила к Владимиру. Войдя, она ответила на приветствие Павла и подошла к кровати барона. Мерное дыхание свидетельствовало о глубоком сне, и не тревожа выздоравливающего, Анна присела на стул возле кровати. Именно в этот момент Владимир пошевелился и открыл глаза. Сначала он просто смотрел в потолок, а потом перевел взгляд на Анну. Видимо, не веря в реальность ее присутствия, зажмурился, а открыв глаза, прошептал: ?Анна?. Но женщина уже не слышала его. Кинувшись к двери, она распахнула ее и крикнула:- Василий Назарович, барон пришел в себя!Радостно потирающий руки врач вошел в комнату и, остановившись возле кровати, сказал:- Ну-с, Владимир Иванович, с возвращением в мир живых. Позвольте мне осмотреть Вас.Чтобы не мешать процедуре, Анна вышла во двор и, подставив лицо солнечным лучам, с облегчением вздохнула. Владимир пришел в себя! Он будет жить! Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой.Когда осмотр был закончен, довольный Неверов удалился, вновь предоставив заботу о выздоравливающих Анне.Владимир был почти без сил, говорить ему было тяжело, и несколько дней он молча глотал лекарства, недовольно хмурясь всякий раз, когда Олсуфьев принимался благодарить Анну за спасение их жизней. Но постепенно силы возвращались, и однажды, отведя в сторону ее руку с чашкой бульона, Корф спросил:- Как Вы оказались здесь?Анна пожала плечами:- Приехала, когда узнала о Вашем ранении.- Откуда узнали, позвольте спросить?- Из письма господина Мансырева, - Анна чуть заметно усмехнулась, вспомнив ?теплый прием?, устроенный ей комендантом. Владимир что-то пробурчал себе под нос; единственная фраза, которую удалось разобрать Анне, была ?старый дурень?, остальное было сказано тише, но с немалой злостью. Корф был явно недоволен ее пребыванием в крепости, и следующие слова барона это подтвердили. Грозно глянув на собеседницу, он безапелляционно заявил:- В дальнейшем пребывании в лазарете для Вас больше нет надобности. Поэтому с первым же конвоем – обратно! Я вообще не понимаю, как Вы сумели добраться сюда. - В компании madame Бутурлиной, - ответила Анна, скрывая обиду, и тут разговор прервал смех Олсуфьева.- Ей-Богу, Вы героиня, сударыня! – воскликнул он. – Терпеть мою тетушку столь долгое время!- Мне Мария Афанасьевна показалась весьма достойной дамой, - вступилась Анна за генеральшу.- Не стану отрицать этого, но для меня она всегда была пострашней любого неприятеля, особливо в гневе, - продолжал смеяться Павел.- Видимо, сия достойная дама научила Вас подобной дерзости – явиться туда, где идет война, - тон Владимира был по-прежнему резок. – Вы слышали меня?! Немедленно домой!Не ожидавшая подобного, Анна встала и направилась к выходу, с трудом сдерживая слезы. Уже возле порога, обернувшись, холодно глянула на спасенного барона и произнесла:- Я понимаю, мое присутствие здесь неуместно, но уеду только тогда, когда Вы покинете стены этого заведения абсолютно здоровым. До этого даже не пытайтесь выжить меня отсюда, все равно ничего не получится, - и захлопнула за собой дверь.Выйдя из комнаты, она прислонилась к стене, пытаясь успокоиться. Слезы обиды жгли глаза, она, конечно, не ждала от Владимира бурной радости, но чтобы так…А за стеной Олсуфьев выговаривал товарищу за столь бесцеремонное поведение:- Ты просто неисправимый солдафон, Корф! – кипятился он. – Как ты можешь грубить Анне Платоновне?! Ведь она нас, почитай, с того света вытащила!- Не будь идиотом, Поль, - огрызнулся Владимир. – Неужели тебе непонятно, за кого ее принимают в крепости?! Сам знаешь – порядочной женщине здесь не место. Ты думаешь, все поверят, что ею движет только сочувствие? Об этом знаем мы с тобой, остальные будут смотреть на нее как на легкодоступную авантюристку и относиться к ней соответственно. А я сейчас просто не в силах защитить Анну.- Пока она находится здесь, вряд ли кто-то посмеет обидеть ее, - задумчиво сказал Павел. - Но после выздоровления надо всем четко объяснить: каждый оскорбивший эту даму будет иметь дело с тобой, и со мной тоже, - решительно добавил он.- Анна уедет немедленно! – взорвался Корф. – Это не обсуждается!- Думаю, ты преувеличиваешь свое влияние на Анну Платоновну, - усмехнулся Олсуфьев. – Ее Мансыреву не удалось выставить отсюда, и тебе сейчас это тоже не по силам. Поэтому поправляйся быстрее, mon ami, если хочешь, чтоб твой приказ был выполнен.Владимир только вздохнул. На самом деле он испытывал двоякие чувства: с одной стороны - безмерную благодарность за спасение и радость от возможности видеть Анну снова, с другой – беспокойство оттого, что не может оградить ее ни от посягательств, ни от злых языков. А еще мучила мысль о том, что она спасает его только из благодарности, не испытывая ни капли любви, тогда как он сходит с ума от этого чувства, лишившего сна и покоя.Когда Анна была далеко, справляться с этим было гораздо легче, но что делать, если она снова рядом уже не во сне, а наяву?Владимир вспоминал, какое чувство облегчения он испытал, когда один из горцев нанес ему удар саблей, а через мгновение в грудь ударила пуля. Тогда последней мыслью в угасающем сознании было - ?Наконец-то покой?. С этой мыслью барон провалился в непроглядную тьму, окружившую его со всех сторон. И он шел в этой тьме, спотыкаясь и падая, пока не увидел вдали свет, который становился все ярче. Владимир спешил, почти бежал на него, уверенный – земной жизни пришел конец, но открыв глаза, увидел Анну, смотревшую на него с выражением тревоги и надежды. Какое-то время барон считал ее порождением горячечного бреда, и только окончательно придя в себя понял: Анна здесь, приехала, не оставила умирать.Потом пришла тревога за нее и мучительное - ?не любит, рядом с ним только из благодарности?.После разговора с Олсуфьевым Владимир почти весь день молчал, отвернувшись к стене, ему необходимо было обдумать, что делать дальше. Корф понимал – он перегнул палку, обращаясь с Анной так, словно она все еще его крепостная, и ему следует извиниться, но отказываться от своего намерения вернуть эту путешественницу обратно в Двугорское не собирался. Дождавшись, когда Анна, воротясь, стала расставлять на прикроватном столике лекарства, барон, кашлянув, сказал:- Сударыня, я прошу прощения за непозволительный тон, который позволил себе давеча. Поверьте, я весьма благодарен Вам за спасение, и никогда этого не забуду. Еще раз нижайше прошу извинить меня.- Я принимаю Ваши извинения, Владимир Иванович, - сдержанно ответила Анна.- Но, – продолжал барон, - это не отменяет моего требования. Вы должны вернуться обратно в поместье.- Только после того, как Вы выполните мое условие, - парировала женщина. – Отъезд состоится после Вашего окончательного выздоровления.- Видимо, мне придется сделать это как можно быстрее, - проворчал Корф, заметив, с каким вниманием прислушивается к их перепалке Олсуфьев, готовый в любую минуту вступиться за Анну.- Прекрасно, господин барон, можете приступать прямо сейчас, - с этими словами Анна поднесла ему склянку со снадобьем, и барон его послушно выпил.День ото дня состояние Владимира становилось все лучше, молодость и крепкий организм делали свое дело. Не терпящий бездействия, он, едва окрепнув, пытался сесть, а потом встать. Олсуфьев уже не только поднимался, но и ходил, поэтому в заботе Анны они нуждались все меньше, молодым людям хватало помощи денщиков и ежедневных осмотров Василия Назаровича. Тем более что с разрешения врача их стали навещать сослуживцы, и Анне было просто неприлично находиться в чисто мужском обществе. Теперь ей не надо было спешить сюда, просиживать бессонные ночи, замирая от страха за жизнь близкого человека, но она вдруг поняла, что не хочет просто сидеть во флигеле, ожидая, когда барон поправится, не может равнодушно пройти мимо человеческих страданий, даже если это чужие незнакомые ей люди. И Анна вновь вернулась в лазарет. Она ходила туда, не пропуская ни одного дня: готовила лекарства, ухаживала за ранеными, помогала обрабатывать и перевязывать раны. Как-то незаметно сиделка барона Корфа стала правой рукой Василия Назаровича, под ее руководством наводился порядок, стиралось белье и бинты, закупались продукты. Раненые быстро привыкли к тихой немногословной женщине в неизменном черном платье и косынке, туго повязанной на голове. Глядя в глаза людей, смотревших на нее с надеждой, Анна чувствовала – она не может бросить тех, для кого ее помощь жизненно необходима. И снова день, полный забот, сменяла бессонная ночь у постели тяжело раненого или умирающего, но, как ни странно, теперь княгине стало намного легче, чем прежде. Постоянные хлопоты не оставляли места унынию, горечь потерь постепенно отступала, оставляя в сердце светлую печаль.Находясь здесь, ей в полной мере пришлось осознать правоту своей попутчицы. Видя отчаяние искалеченных, слушая предсмертные хрипы, закрывая глаза умершим, Анна видела такие страдания, в сравнении с которыми собственные казались гораздо меньше, хотя и не исчезли совсем.Время летело незаметно: уже давно покинул лазарет Олсуфьев, теперь заходивший навещать Владимира, да и сам барон почти выздоровел, ему оставалось только окончательно окрепнуть. Пришла пора возвращаться обратно, только Анне не хотелось даже думать об этом. В этой крепости она жила, тут была жизнь, а в огромном особняке вновь придется прозябать в бездействии. Поэтому женщина с печалью думала о том, что ждет ее после возвращения в Двугорское. Владимир больше не вспоминал прежнего разговора, но Анна знала - верный своим принципам, Корф будет настаивать на немедленном отъезде, как только выйдет из лазарета.Каково же было ее удивление, когда, вернувшись на службу, барон ни словом не обмолвился о ее обещании уехать. Анна ждала этого каждый день, но Владимир молчал. Он вообще вел себя отчужденно, обращаясь с ней подчеркнуто вежливо, как с родственницей или хорошей знакомой. При встречах осведомлялся только о здоровье и спрашивал, не надо ли чего, видимо, беспокоясь о ее благополучии.Но Анна ни в чем не нуждалась. Им с Дуняшей для жизни надо было совсем немного. Хотя в крепости продукты стоили втридорога, она захватила из дома солидную сумму, да и Савелий Никодимович обещал выслать денег по первому требованию. А что до помощи по хозяйству, то Фома, благодарный за спасение ?Их Благородия?, всегда был рядом, готовый выполнить любую просьбу.Сам Владимир понимал: в подобной ситуации требование отъезда - самое правильное решение, но у барона не хватало духа повторить его. Корф видел, как изменилась за это время Анна. Она похудела еще больше, выглядела уставшей, но женщина ожила. В глазах появился блеск, она больше не рыдала в одиночестве целыми днями, даже ее голос стал более звонким. Анна, пусть медленно, но приходила в себя, а отъезд мог снова вернуть ее в состояние прежнего уныния. Тем более Василий Назарович просил не лишать его помощницы, благодаря которой состояние многих больных улучшилось, да и в самом лазарете стало больше порядка.Правда, во избежание неприятностей Корфу пришлось предупредить сослуживцев, что в случае оскорбления этой дамы виновный будет держать ответ лично перед ним. Но вскоре сами офицеры, видя, как она заботится о раненых, стали относиться к ней с уважением, тем более некоторых Анна выхаживала после ранения. Подавая пример, Владимир обращался к бывшей воспитаннице отца с почтительной сдержанностью, а потом и другие последовали его примеру. Даже Мансырев, узнав что смертность в лазарете заметно поубавилась, махнул рукой: ?Пусть живет, коли воды не мутит?.Анна же, ничего не зная об этом, каждый день убеждала себя, что ей пора ехать, не дожидаясь приказа, но всякий раз, видя мучения людей, откладывала отъезд до того, как поправится очередной раненый и опустеет еще одна кровать в лазарете. Только поздней осенью, когда военные действия прекратились и раненых почти не осталось, помощница с грустью сказала Неверову:- Ну вот, Василий Назарович, пора мне в путь-дорогу. Загостилась я здесь, надо и честь знать.В ответ врач только развел руками:- Помилуйте, голубушка, куда ж Вы отправитесь? До весны сюда не прибудет ни одного конвоя, а в одиночку Вас никто не отпустит. Десяти верст не проедете, как горцы похитят. Придется Вам зимовать в крепости.