Глава XXIII (1/1)

Детство умирает тогда, когда умирают те, кто помнит нас детьмиПлавными заученными движениями рук черная хонда останавливается рядом с другими машинами. Чонгук вздыхает, понимая, что выезжать ему будет сложнее.Аккуратно, стараясь не задеть дверцей машину по соседству, парень выходит и ставит свою малышку на сигнализацию. Поправив вьющиеся волосы, поднимает голову, молча сканируя взглядом высокое стеклянное здание в двадцать пять этажей.Он был здесь в последний раз летом. В июне кажется. А потом не было сил даже посмотреть в эту сторону?— слишком душила каждая мысль об этом месте.Без проблем оказавшись внутри, Чон кланяется врачам в стерильно-белых халатах, избегая расспросов. Не то чтобы ему врачи не нравились, но в последнее время из-за навалившегося на него он терпеть не может их. Они были как крупное белое пятно в его слаженной жизни. Пятно, которое напоминает ему, что у него между прочим есть ноша на плечах и эта ноша тяжелым грузом убивала его все сильнее и мучительнее.Притворяться что все хорошо казалось бессмысленно. Да и перед кем? Друзья ему и не друзья вовсе, может быть кроме Тэхена, что в последнее время строит из себя обидевшеюся на весь мир девчонку; девушки у него нет и не нужна. Он должен радоваться своей свободе, деньгам и молодости, что как бурная река текла в его крови.Но ведь всегда есть ?но?, так ведь? И Чон не исключение.—?Как она?Чонгук кивает врачу О Енджу, которая на данный момент является лечащим врачом человека, из-за которого он весь на нервах.Енджу улыбается, заправляя прядь волос за ухо. Чон честно не понимает зачем она это делает, прекрасно понимая, что он даже не посмотрит на неё и просто игнорирует её светящиеся глазки. Вроде взрослая женщина, но каждый раз при виде него становится дурочкой.—?Чонгук, привет,?— Енджу делает два шага к парню, а Чон в свою очередь три шага от неё.—?Как её самочувствие?Поняв, что он точно не будет любезничать с ней и тем более флиртовать, О Енджу убирает улыбку и достает планшет. Что быстро на нем потыкав, машет рукой в сторону кабинета. Они молча идут.—?Мы думали, что у нее улучшилась память,?— начинает она из далека, останавливаясь у белой двери.Чонгука уже начинает тошнить от белого цвета. Слишком его много. Слишком ему больно.—?Думали? —?спрашивает он.—?Так показали исследования,?— немного неуверенно кивнула она. —?В начале месяца она хорошо воспринимала информацию и могла помнить её почти три дня!Они думали, они так считали. Чонгук не идиот и прекрасно понимает, что вот так вот чудо не случается.—?И что было потом? —?зловеще тихо.Енджу замолкает, поджимая губы. Она нервно выдыхает и отводит взгляд к двери. Там, за ней в стеклянной тишине сидела женщина, что потеряла всякую надежду на нормальную жизнь.—?Ханыль забыла абсолютно всё,?— прошептала врач. —?Я пришла чтобы проверить её самочувствие. Она лежала на полу, кровать была перевернута, всё было в беспорядке. Мы…мы не знаем, как это вышло…Хуже, чем он ожидал. Намного.Енджу что-то продолжала говорить. Чонгук прикрыл веки сосредотачиваясь на своих ощущениях. Ему так хотелось развернуться и уйти отсюда. Не чувствовать эту ответственность, не чувствовать эти чувства, что умирали каждый день. Он так устал от этого.—?Никому не заходить в течении получаса,?— твердым голосом приказывает он и врач кивает.Широкая спина скрывается за белой дверью.Ханыль сидела на подоконнике. Сгорбленная худая спина вызывала у Чона жалость и тупую боль в сердце, отдающую во всем теле бесконечной горечью. Глаза начинало жечь лишь при виде осунувшегося от постоянных недосыпов лица и дрожащих рук. Какое-то бесформенное платье цвета неба не скрывала позвонков и костлявых плеч.Его мать Чон Ханыль медленно умирала, даже не понимая, кто она. Чон молча наблюдал за ней. Ноги его приросли к полу, а стеклянный взгляд не отрывался от матери. Пелена слез застилала глаза, но Чон лишь глубоко вздохнул, прогоняя слабость.На этот звук Ханыль оторвалась от своего альбома переводя взгляд на незнакомца. Как казалось ей.—?Кто вы?Всего два слова, а сердце Чонгука пропустило удар. Всего два слова ранили как заточенные точно лезвие кинжалы, разрывая грудь и уничтожая его. Лучше бы он умер; лучше бы он не видел и не слышал этого.Ханыль продолжала смотреть на него. Кто этот юноша? Почему он смотрит на неё так затравленно? Так будто она умерла?—?Кто вы?Оторвите Чонгуку уши, а лучше оглушите его. Он не в силах слушать её, понимая, что он никто для неё.Парень старается сосредоточить свой взгляд на интерьере, но эти белые стены действовали ему на нервы. Белая кровать. Белые подушки. Белый потолок. Белое. Белое. Белоебелоебелоебелоебеловсёблядскоебелоесука.И как тут не сходить с ума?Чонгук молча подходит к другому окну и берет с широкого подоконника толстые тетради размера А4, удивляясь тому, как она их не порвала. Ханыль напряженно следила за ним. Он был как напоминание того, что всё здесь ненормальное. Его черная одежда так сильно выделялась среди всего белого.—?Прочти это,?— если ты всё ещё умеешь читать.Ханыль смотрит на протянутые тетради, гадая можно ли ей трогать их. Она не знает где она, что с ней и почему все эти люди смотрят на неё как на глупого ребенка.Ханыль лишь помнит, как её держали люди в белых халатах, как болела её голова, а руки были все в царапинах и ушибах. Её отвезли на каталках в эту комнату, одели в это платье и дали альбом с карандашами, будто приказали ей хоть что-то да делать. Она думала, что это чужая комната, поэтому боялась притрагиваться к чему-либо.И вот теперь этот юноша в черной одежде протягивает ей тетради.—?Они чужие,?— она хлопает глазами, видя в глазах напротив такую боль, какая не могла бы быть ни в одном человеке.—?Они твои.Чон дрожащими руками берет тетради, притягивая к себе. Юноша смотрит на неё тяжелым взглядом и в его глазах она видит свое отчаяние.Ханыль берет первую тетрадь и открывает её.25 мая 2019Мой милый Чони принес мне ещё одну тетрадь и пока я не забыла, я пишу: спасибо тебе!Врач мисс О Енджу сказала, что быть может меня когда-нибудь выпишут. Я так давно не была на улице. Я очень хочу прогуляться по улицам, почувствовать дуновение ветра на коже. Эти белые стены убивают меня. Я так устала.27 мая 2019Я не помню, что было вчера, но позавчера я только начала эту тетрадь. Врач сказала, что я кричала из-за болей. Я не знаю, как это было. Я забыла все события недельной давности. 28 мая 2019Произошло нечто ужасающее! Я проснулась и поняла, что начинаю забывать своего сына! Единственного сына! Я не помню, как он пошел первый раз; я не помню, как он сказал своё первое слово. Я забыла его детство…Ханыль убирает тетрадь и немигающим взглядом сканирует Чона. Острые черты лица, прямой нос, густые волосы. Всё это отдаленно бьется в её голове, точно фотографии, которые она могла когда-нибудь увидеть. А потом её разум проясняется, и она вздыхает.—?Чонгук,?— шепчет она. —?Мой милый Чони.Тетради падают на пол, когда Ханыль подскакивает с подоконника и бежит к Чону. Худыми ладонями она обхватывает лицо сына, глотая слёзы, молвит:—?Я…Я мне так жаль, Чонгук.Печаль отпечатавшаяся на лице Чонгука не дает ей ни капли надежды. Она разрыдалась, сжимая брюнета в объятиях.—?Ты не виновата.—?Не неси чушь! Я забыла всё! Я даже свое имя забыла! —?она поднимает красные глаза.—?Но ведь вспомнила,?— Чонгук утешает, прекрасно зная, что в следующий раз она может и не вспомнить ничего вовсе. —?Скажи мне всё что вспомнила.Ханыль мнется, но медленно начинает вспоминать.—?Тетради, врачи, тетради, окно, ты и опять тетради.Слишком мало. Это даже не воспоминания. А лишь мелкие прорези в памяти.—?И всё?—?Да. Прости, я больше ничего не помню.Вы думаете действия могут ранить? Ошибаетесь. Слова гораздо сильнее, каких-ибо ударов. Несколько слов могут выбить почву из-под ног, лишить здравомыслия. И твое здравомыслие лишается, когда твоя мать постепенно сходит с ума, забывая элементарные вещи, такие как надо есть или просто как правильно справлять нужду. Ты не можешь ничего сделать, а лишь надеешься на прозрачную ниточку надежды, ловя её раз за разом и думая, что всё обойдется.Но чудес не бывает, вы ведь не забыли?Дерьмо случается. В этой жизни. С тобой. И длится мучительно долго, заставляя тебя наблюдать за тем, как умирают твои близкие.—?Ничего страшного,?— только лишь отвечает Чон. —?Главное ты помнишь меня.—?Мне кажется тебя долго не было,?— говорит Ханыль. —?Я бы не забыла тебя.Чонгук должен был кивнуть, сказать ?да?, что он трусливый ублюдок, что боится исхода и ноши на плечах. Но вместо этого просто качает головой.—?Ты должна писать, всё что ты делаешь и что вспоминаешь в тетради. Помнишь?Она смотрит на кучку тетрадей валяющиеся на полу. Разных цветов, с напоминанием, что это будет единственным напоминанием о матери, когда её имя забудут.—?Теперь помню.Они сидят недолго?— у Чонгука не хватает сил и нервов наблюдать за тем как его мать подбирает слова, что просто поговорить с ним. Ему тяжело видеть, как она дрожит, забывает собственные слова и как вновь и вновь извиняется.?оОо?Машина с диким рёвом выезжает из парковки, оставляя после клубы черного дыма. Слыша ругательства и сигналы других машин в след, Чонгук вжимает педаль газа до упора, стараясь заглушить эту вибрирующую боль в голове и предельное натяжение нервов. Казалось зубы стерутся в порошок от того, как сильно он их сжал. До побеления костяшек сжатый руль и напряжение во всем теле.С каждым разом это было всё сложнее. С каждым разом ей было хуже. Она умирала у него на глазах, тая словно когда-то прекрасная ледяная фигура, превращаясь в глыбу холодного всеми забытого льда. Она забывала всё, становясь ничем.И из-за чего?Чон Ханыль была невероятной женщиной, что цвела каждый день, даря свою душевную улыбку всем. И в особенности ему. Полная доброты, любви и благодарности к этому миру она занималась благотворительностью, помогала инвалидам и была примером для его подражания.Тогда восьмилетнему Чону казалось, что его жизнь?— это сказка. Он был любим, рядом всегда была мама, которая целовала его в щеку перед сном, и папа, с которым он ходил каждую субботу на конные прогулки. Он был по-настоящему счастлив.И не знал, что будет через полгода.Это было зимой 2008 года. В декабре месяце. Оставалось пару дней до Рождества и Чонгук, веривший в Санту, писал письмо на Северный полюс. Все праздники они праздновали в их коттедже недалеко от Сеула, дабы отдохнуть от городской суеты. И эти каникулы не были исключением.Родители уехали в компанию отца, чтобы уладить некоторые вопросы, из-за которых его будут дергать во время праздников. Ханыль поехала с отцом под предлогом, что им ещё надо заехать в магазин за продуктами.Чонгук, уверенный, что вечером они уже будут всей семьей ужинать за деревянным столом, остался со слугами в большом доме.Шли часы. Маленькая стрелка ушла за цифру шесть и теперь медленно добиралась до семи. Что-то нехорошее подкрадывалось к Чону, но он отмахивался от этих мыслей, думая, что родители просто задержались в офисе или мама, опять наткнулась на распродажу барахла.Но время шло. Дворецкий любезно уложил его спать, перед этим сказав, что обязательно разбудит его, когда они приедут. Но Чонгук так и не смог уснуть. Он помнит, как в этот день аномально сильно шел снег, засыпая дороги и вершины холмов. Чонгук на секунду хотел испугаться, что они не смогут доехать на такой дороге, но потом вспомнил, что его отце сильный и справится со всем.Маленькие глаза, прикованные к окну, следили за бесконечным танцем снежинок. На улице завывал ветер, а время приблизилось к часу ночи.—?Мама…папа,?— прошептал тихий голос, когда окно осветили фары.Подскочив мальчик устремился к окну, разглядывая фигуру матери в пуховике и высокого отца, но вместо них там стояли люди в полицейской форме. Дворецкий выбежал к ним навстречу. Они разговаривали недолго и в какой-то момент слуга застыл, точно каменная статуя.Маленький Чон не выдержал и побежал вниз. Все слуги сонные стояли в коридоре о чем-то переговариваясь, но увидев Чонгука снизили голос до шепота. Полицейский уже был в доме и смотрел на мальчика.—?Где мама и папа? —?он спросил у него, будто он мог бы знать всё на свете.В глаза плескалась надежда, но с каждым жалостливым взглядом горничных эта надежда угасала в маленьком бьющемся сердечке. Где его родители?—?Сынок, послушай…?оОо?Дверь гаража открылась, впуская в холодные ветры ранней осени. Такая погода нехарактерна для Сеула. Чонгуку бы хотелось думать, что погода схожа с его настроением сейчас, но он лишь хмыкнул.Мертвецкая тишина промозглого гаража мурашками осыпает тело, как несильное напоминание, что он между прочим жив и может прихватить простуду, сидя вот так вот просто под кондиционером. Он нажал на кнопку и услышал характерный звук открывающихся роллерных ворот.Сырость мокрой земли с запахом дождя медленно заполняли помещение. Чон вышел из машины и прошагав к мини-бару, который он поставил сюда, как только появилась возможность. Переливающая стеклянная бутылка янтарного рома завладела его вниманием сразу же.Приказывая себе заткнутся, он делает первые глотки и тут же откашливается, сплюнув половину выпитого на пол. Малюсенькая надежда, что ему какого-то хера станет лучше, крахом рассыпается в собственной голове, когда к горлу подступает ком. Он пускает пятерню в волосы и сжимает волосы, пытаясь привести себя в чувства, но делает только хуже.Слезы идут не по его воле, но как только он садится на ледяной пол то начинает задыхаться от слез.Один в этом проклятом доме, никому нахер не нужный он рыдал, запивая свою боль алкоголем, понимая, что настанет день, когда его единственного родного человека на этой блядской Земле не станет.В тот день, за несколько дней до Рождества Чонгук лишился частички своей души.