35 (1/1)

Яростный, ожесточенный штурм продолжался несколько дней. И вот ранним утром татары ворвались в крепость первыми, но радостные кличи вскоре сменились тревожными криками:- Пожар!- Скорее! Тушите, пока склады с порохом не загорелись!Орты, вступающие в Рааб следом, спешили на помощь, засыпая костры землей и песком.Покидая крепость, мадьяры увели всех людей, весь скот, а припасы в погребах остались скудные – должно быть, лишь то, что не успели вывезти или уничтожить. Победителям досталось почти разоренное пепелище, и простые воины злились, что здесь нечего взять, а командиры со страхом говорили: падишах будет недоволен… [1]Ночевать в полуразрушенной крепости, где в ничем не закрытые окна дул прохладный ночной ветер, было не намного лучше, чем в лагере. Всё та же грязь, копоть, тот же порох и пыль. Но Заганос был рад уже тому, что в его орте все остались живы. Правда, двоих новичков – близнецов Назима и Реджеба – ?орлы? должны были оставить в крепости, когда войско пойдет дальше, потому что парни были серьезно ранены и краткой передышки им бы не хватило. Из-за ранений ?орлы? должны были оставить их в крепости, когда войско пойдет дальше. Но Заганос надеялся, что при хороших помощниках в лазарете они обязательно выкарабкаютсяВ этом походе ему было много легче, благодаря Ахмару. Парень схватывал всё на лету, и никакой, даже самой тяжелой и противной работы, не боялся. Если б он мог учиться у лекарей в Стамбуле, стал бы блестящим хирургом.Заганос даже нашел время поговорить об этом с его отцом, но Валим-бей только хмыкнул:- Эх, подумать можно. Оно-то да, в столице можно пробиться, если вертеться умеешь, то и на службу при дворе попасть. Денег сколько… я бы такой судьбы для малого хотел. А только мы испокон веков жили по своим обычаям. Чем они плохи, скажите, бейэфенди? Ни к чему нам книжное знание. Вон, московиты, украинцы и поляки сколько всего знают, а мы-то их лупили и лупим.И сколько бы Заганос ни рассказывал о мудрых наставниках, которые выучили его, как бы ни убеждал, что талантливому ученику в лекарской школе пропасть не дадут – всё зря. Хотя Валим-бей был не один такой. Что турки, что татары ценили не знания как таковые, а возможность пробиться. Не слушаться чьих-то команд, а повелевать самому. Лучше и больше есть, пить хорошее вино, одеваться в шелка и бархат, носить пышные тюрбаны, покупать наложниц подороже. Ради этого и воевали, и терпели голод, боль, вонь, грязь и усталость. Дорога, вымощенная книгами, казалась им чуждой и слишком долгой.Но ведь везет не всем… погибших, даже тех, кого совсем не знал, Заганос вспоминал с болью. У всех были свои стремления, всех их кто-то ждал из боя, и вот они спят вечным сном в братских могилах, и от них не осталось ничего. Ни единого следа на земле.*В Раабе войско оставалось недолго – всего на какую-то неделю с небольшим, чтобы дать людям отдохнуть. А после армия разделилась: хан Гази Герай уводил своих людей на штурм Таты, турецкие же войска уходили в Эстергом, на помощь гарнизону Лала Мехмеда-паши [2].Заганос жалел, что теперь ему придется расстаться с ребятами, которые помогали ему в лазарете. Горько было думать, что он, может быть, больше никогда уже не увидит умницу Ахмара и спокойного, медлительного Кугуша. Жаль было оставлять и Артыка, который ходил за ним, будто привязанный. Сироте, живущему на попечении у чужого рода, трудно приходилось и дома, и на войне. Мальчишка постоянно вертелся или в лазарете, или у шатра ?орлов?, радуясь даже самым незначительным поручениям. Ибрагим с Али, увидев это, дождались вечера, когда Муса-бей был в хорошем настроении, и пришли просить за Артыка: хорошо было бы забрать парня с собой и в Стамбуле пристроить в лагерь новобранцев. Умный ведь подросток, и рукастый, и пашет, как лошадь. Но вмешиваться в дела богатого татарского клана ода-баши остерегался. Уж очень ненадежны такие союзники. Это сейчас они могут говорить, что сирота им в тягость, а как поймут, что кто-то заметил в ребенке способности, так по-другому запоют…- Вот если бы моим отцом были вы, Заганос-бей! – сказал Артык на прощание. – Я бы вас всегда слушался. Честно. Я за вас молиться буду. Возьмите, - парень достал из кармана бусинки на цепочке. – Это на руке носят. От сглаза, от плена и от ран оберегает.- Пусть хранит тебя Аллах, - прошептал Заганос и украдкой смахнул слезинку.?Если б моим отцом были вы…?.Эти слова напомнили ему о дочери, которая растет где-то далеко и о которой он ничего не знает. Кто о ней заботится? Женился ли сеньор Герарди снова? Несладко, наверное, придется девочке расти с мачехой…*А впереди снова были серые, пыльные дороги и долгие переходы, и казалось, этому никогда не будет конца.К Эстергому приближались медленно, окольными дорогами, чаще всего поздно вечером или ночью, когда можно было не опасаться наткнуться на мадьярский разъезд, отряды наемников или разбойничьи банды. Ночью же, через тайные ходы, и вошли в замок.О величии древней крепости Заганос только слышал. Но первым, что он увидел, было грязное нутро. Гяуры осаждали Эстергом еще с начала весны, и жители крепости вымотались настолько, что думать о порядке было некому.Мутный свет чадящих факелов освещал узкие, темные коридоры, оплёванные полы, мусор в нишах и по углам, выбитые или держащиеся на честном слове двери. И тесные комнатушки, и огромные залы были одинаково грязными, с паутиной под потолком и небрежно разбросанной по полу жухлой соломой или травой. В лазарет почти никто не заходил. Один из сипагов, защищавших крепость, сказал: ?Раньше было лекарей четыре человека, так двоих убили в бою, а оставшиеся ничего не успевают. Да им проще пойти в бой, чем смотреть на весь этот сумасшедший дом?.В самом деле, вонь в лазарете стояла невыносимая. У многих больных гноились раны. О тех, кто не мог ходить, никто не заботился, и они так и лежали голодные и в зловонной жиже.Лекари из орт, пришедших из Рааба, на заре собрали первогодков, чтобы те помогли навести порядок, вынести истлевшие тряпье и солому, и перестелить подстилки. То и дело слышался возмущенный ропот:- Мы что, за этим на войну пришли?! Дерьмо выносить и за калеками ходить?!Ийне Рустем особенно злился на таких, и даже подрался с обозленными парнями, которые попытались наброситься на него с кулаками. Хоть он и тощий был, но бил так, что мало не казалось.Рустем добился и того, чтобы в лазарете поставили побольше факелов, и целый день иссекал раны, вскрывал гнойники и обрабатывал пролежни.Как он только на ногах держался всё время! Заганос позволил себе пару раз присесть перевести дыхание, а Рустем и такой поблажки себе не давал.КОММЕНТАРИИ:[1] в 1594 году Рааб достался османам почти разрушенным. В современном городе большинство старинных построек относятся к более поздним временам, после османо-венгерских войн. [2]Лала Мехмед-паша, племянник визиря Соколлу (Соколовича) Мехмеда-паши, был наместником в Эстергоме в 1594 году.