Иванка (нявка) (1/1)

Лес хранит в себе много тайн. Медленно качаются тяжелые ветви деревьев, пронзительно кричат совы, в небе висит белый круг луны?— солнца мертвых. Кое-где слышатся шорохи в траве и листве?— то ночные животные и птицы ищут себе пропитания. Лес живет, как цельный организм, со своими звуками и запахами, и я?— одна из частей этого организма.Трава не приминается под моими босыми ногами, когда я танцую на поляне в компании своих товарок?— таких же белотелых и длинноволосых. Косы, в которых запутались зеленые речные водоросли, окутывают наши плечи, но не скрывают спины, специально оставляя их на обозрение.Мы громко и заливисто хохочем, кружась во все более и более диком танце. Трава не приминается, но от наших плясок здесь появятся грибы, образующие ведьмин круг.Мне весело. Мне легко. Я кружусь в воздухе, невесомая и счастливая.Услышав шорох, испуганно кидаюсь в заросли ивняка, но это не Чугайстр?— и все же я мгновенно теряю интерес к пляскам, решив прогуляться по ночному карпатскому лесу. Иду тихо, спокойно, осторожно?— не хочу привлечь внимание лесовика, но еще?— чувствую в лесу присутствие живого человека.Мужчина. Мое сердце замирает?— именно благодаря мужчине у меня осталось только сердце, а души больше нет. Когда-то все было иначе?— я помню, что не было леса, не было диких плясок, не было солнца мертвых над головой?— я не боялась полыни и жила в деревянной хате, у меня были мать и отец, по-моему, младшие братья и сестры, я надевала красивые плахты и монисто, бегала танцевать на вечерницы, и любила парубка, чьего имени не помню. Своего имени тоже не помню?— разве что иногда шепнет ветер в верболозе: Иванка! —?и больше ни шороха, ни звука. И за то, что парубок этот меня не любил, я и бросилась в воду, позволила другим нявкам утянуть себя на дно, увенчать мои волосы тиной?— стала такой же, как они.Я ненавижу мужчин. Все они заслуживают смерти.Зову парубка голосом его любимой девушки, переливается мой зов эхом через весь лес: Михайло! Михайло!Прячусь за деревом, наблюдая, как удивленно парубок вслушивается в мой голос, как кричит в ответ:—?Иванка? —?вопросительно, неверяще.Я вздрагиваю, услышав это, замираю призрачной белой фигурой под ветвями плакучей ивы. Иванка. Девушка с длинными русыми косами, в яркой узорчатой плахте и с монистом на тонкой шее. Девушка из другой жизни. Из настоящей.—?Иванка! —?он уже верит, зовет меня (ее), пробираясь сквозь бурелом. Дороги домой ему уже не найти?— я наслала на парубка блуд, теперь он уйдет со мной, не выпутается из еловых лап чащобы, и Чугайстр его не спасет.Смотрит влюбленно, подходя ко мне. Видит во мне не нявку, а свою возлюбленную. Я веду его в чащу, а он послушно следует за мной.То ли нарочно, то ли случайно поворачиваюсь?— и он видит мою спину. Точнее, ее отсутствие. Видит белые кости и обнаженные розовые внутренности. Красиво, правда, парубок? Красиво? Любо тебе? Это ведь по твоей вине?— я искажаю синеватые мертвые губы в ироничной усмешке, и плевать, что не Михайло меня обидел. Он отплатит мне за грехи всех мужчин?— пробегаю пальцами по его бокам, цепляя буквально за кости, щекочу ребра, заставляя парубка громко, истерически хохотать, извиваясь под моими прикосновениями.Умирает быстро. Я бросаю тело прямо в буреломе. Бегу прочь, чтобы не попасться на глаза дядьке Чугайстру.Бегу и громко смеюсь, а ветер догоняет и шепчет в ухо: Иванка…