всё, чего Элианна хотела (1/1)

Всё, чего Элианна хотела?— шелковые лучи эльфонтского солнца, опутывающие вековые деревья в родном саду саваном чистоты и спокойствия.Всё, что Элианна получила?— это камень. Камень холодных стен, камень в глазах сужденной, даже в садах?— камень.А ещё?— проклятых бездарных менестрелей, бренькающих свои однообразные песенки. Что в них императрица только нашла? Она пусть и держится достойно, стоя рядом с Элианной и держа её за руку, да только в этом наэлектризованном подрагивании пальцев явно угадывается желание бросить эти все условности и самозабвенно отплясывать, как какая-то прачка или кухарка. Что-то сейчас мешает им обеим.Цепи. Каменные цепи ответственности. Цепи крови великих, которые бы вмиг были разорваны?— если бы не гордыня и слепящее сияние Эльфонта, требующее жертвы.Элианна готова стать жертвой только ему. Только Эльфонту, закованному в золотой доспех, прорубающему себе путь сквозь плакучие ивы и каменные стены…И сквозь этих проклятых бездарных менестрелей, что пьяными играют ещё хуже?— хотя, казалось бы, куда хуже? Неужели у славной императрицы, властительницы земель от Авантона до моря, этой кровавой воительницы всё так плохо с ушами? Или с чувством меры?— ведь иначе, как пьяным в шиншилловый писк это слышать невозможно.Элианна скучает по серебристому звучанию арф, по тому стеклянно-хрупкому мальчику-арфисту в тронном зале отца и аккомпанементу ветра среди шелковых лучей. И если её леди Марион будет вести армии в бой под грубый, корявый стук барабанов, отдающийся в звенящих костях солдат, то эльфонтские воители и воительницы превратят свои вены в струны, и даже шаги их станут небесной мелодией?— пусть даже кровавой и беспощадной.Песня этих боёв станет совершенностью, лучшей симфонией Смотрящего?— вот только вряд ли вокальной партией, исполненной тысячами обезглавленных мирных поселений, можно будет восхищаться…И всё же даже предсмертные детские крики будут куда приятнее, нежели пение этих бездарных проклятых менестрелей. Но на один миг Смотрящий будто заново учится внимать просьбам эльфов?— эти недопевцы умолкают и начинают играть помедленнее. Только вот вряд ли это можно назвать спасением: толпа жаждет. Толпа, где каждая вторая девчонка лично видела свою повелительницу без корсета и бесконечных нижних юбок, жаждет испить глазами эту чужеземку, уши которой?— как два ножа. Испить и окатить ядом.Элианна, в общем-то, не ожидала ничего другого. Хотела, но не ожидала. Чего ждать от каменного сердца империи, опутанного скользкими змеями? Для этого она и здесь: чтобы прорубить в нём брешь, сквозь которую пройдёт шелковый свет Эльфонта, жар праведной мести.Пусть месть никогда не бывает праведной. Пусть это никогда не бывает справедливостью?— но была ли этим Война Плакучей Ивы?Толпа расступается широким коридором перед императорской четой?— руки невест сплетаются крепче, хотя обе они рады были бы никогда их не смыкать. Эта мелодия только их: звучащая громко, касающаяся сводов тронного зала, она ведёт их в танец, который, как и всё в этот день, сама лишь формальность, горчащая на кончике языка чернилами и воском печатей. Они кружатся в танце, но их лица?— посмертные маски, не выражающие никаких эмоций. Они пьяны, но даже сейчас их не покидает эта стойкость, знакомая лишь охране у врат замка императрицы и надгробиям.Этот танец для светлейшей Марион, предположительно, лишь подпись на пакте о вековечной преданности Эльфонта её династии, но единственная подпись, которую поставит Элианна, будет сделана кровью угнетателей её народа.Танец окончен. Марион впервые за вечер улыбается, вкушая победу?— и Элианна улыбается в ответ.Потому что настоящая победа будет за ней и её оркестром арф, играющем реквием по империи и её императрице.