А мы нынче Дракула (1/1)

1. Hotel Transylvania (?Монстры на каникулах? в русском варианте, но мне он никогда не нравился)—?Видишь ли, Лёна не приходится мне дочерью, хотя я ее так и называю,?— Дракула смотрит устало, как настоящий старик, уже не в силах и дальше тащить на себе бремя секретов и ответственности.—?А кем тогда? —?недоумеваю я. —?Она же тоже Дракула, разве нет? Лёна, то бишь Арр’акктурия Владиславовна Дракула, ста восемнадцати лет от роду, если по паспорту, так, граф?Вампир усмехается, но как-то горько, показывая клыки. Пару часов назад я бы испугался, но теперь, после того сумасшедшего карлика Квазимодо Питримовича, едва не сожравшего меня, я мог бестрепетно наблюдать эту картину.—?Мое имя Келл, парень. Я дальний родственник ее родителей,?— он кивает в сторону полускрытого черной портьерой портрета.По одному его жесту (ох уж эта вампирская магия, тоже так хочу!) ткань сваливается на пол, открывая двух стоящих рядом вампиров?— нарисованных лучше, чем смогло бы отразить самое качественное венецианское зеркало. Уж с вампирами-то в этом можно быть уверенным! То, что Лена является их родственницей, было очевидно: в отличие от темноволосого Келла Дракулы, эти двое сияют только что не чистым золотом, разве что у женщины чуть более пепельный оттенок, передавшийся дочери. Она улыбается спокойно, он?— чуть удивленно, словно не веря, что прекрасное создание рядом согласилось стать его женой. Я перевожу взгляд на широкую черную ленту, пересекающую угол картины, и у меня защемляет сердце: они мертвы. И мертвы уже давно, раз Лёна уверена, что ее отец?— Келл.—?Их убили люди,?— голос вампира звучит глухо, и с него разом слетает чуть комичный образ фанатичного отца и хозяйственного хозяина отеля, которого и бояться-то не так нужно. —?Они бы и Лёну убили, если бы не… неважно. Я обещал позаботиться о ней и ради этого построил этот замок, куда не должен был добраться ни один человек.Я чувствую себя слегка неуютно, хотя мы с графом, кажется, уже успели сполна выяснить отношения, иначе бы черта с два он помчался меня вызволять у того горбуна, да и на столах мы круто полетали, даром что он так никогда не развлекается, сам говорил. Кстати, может, он знаком с чертом или лешим, уж больно охота поглядеть… И на василиска, если есть, и минотавра, и еще, пожалуй, русалку или типа того! Интересно, а как они перемещаются, если у них хвост? А те горгульи?— они, случайно, не от василисков появились?!Хотя гораздо больше мне бы хотелось увидеть Лёну. Уж праздник-то она заслужила, а я вроде как пообещал все устроить… Теперь мне было очевидно, что оба Дракулы, и старший, и младшая, не особенно-то между собой похожи, и уж точно мало напоминают все те истории про Влада Цепеша и прочих… Он слишком заботливый, она?— слишком красивая.—?Так она поэтому никогда не бывала за пределами этой долины? —?доходит до меня. —?И поэтому вы себя так странно вели, будто на самом деле хотели меня убить? А я ведь даже поверил, пока вы про кровь не сказали! И потом тоже, когда вы меня на кладбище вытащили и велели валить!—?Я на самом деле хотел,?— без улыбки говорит Келл, но потом, когда я начинаю про себя прощаться с жизнью, все-таки светлеет лицом. Ненадолго. —?Ты хороший парень, Вольх, и все могло бы получиться, но… Ради ее безопасности тебе придется уйти.—?Давайте Лёна сама решит,?— нахально предлагаю я, но Дракула шутку не оценивает. И то, что я говорил всерьез, его явно не волнует.На несколько секунд повисает неловкая тишина, и каждый думает о своем, о человеческом и вампирском. Наверное, наши мысли схожи, хотя поручиться я за это не могу. Мне вообще кажется, что разница между нами не так велика, хотя все местные монстры уверены, что для собственной безопасности им нужно бояться и ненавидеть людей. Как те боялись и ненавидели их самих настолько, что напали на семью и чуть не убили невинного ребенка. Интересно, как Лёна спаслась тогда? Что-то Келл темнит…—?А что, убедительный я был монстр? —?наконец интересуюсь я.—?Нет,?— честно отвечает он. —?Но сносный вампир, может, еще бы получился.—?А что, я на солнце на раз-два обгораю! —?оживляюсь я.Келл смотрит на меня взглядом влюбленного в свою работу врача. Точнее, патологоанатома, которого больше интересует причина смерти пациента, чем сам несчастный и его лечение. Я запоздало соображаю, что он не рассказывал про свой род деятельности… Не удивлюсь, если до отеля он был тем самым чумным доктором или вроде того!2. Dracula: entre l'amour et la mort (французский мюзикл, едим стекло по всем фронтам)?Эльмина, Эльмина!??— тихо и настойчиво зовет меня неизвестный голос, и меня пробирает до мурашек вдоль позвоночника.Имя кажется странно знакомым: в душе что-то отзывается тянущей тоской, словно когда-то давно я знала его, любила, но позабыла об этом. Словно приоткрывается дверца в такие тайники моей души, о которых и я сама-то никогда не ведала.Я презрительно фыркаю: не настолько я стара или легкомысленна, чтобы страдать этими романтическими бреднями!?Эльмина, Эльмина!?,?— жалобно шепчет мне голос по ночам, и словно чьи-то ласковые и едва осязаемые руки пытаются подхватить мои безвольные кисти и увести куда-то далеко, туда, где мне самое место.Мне советуют сходить в храм и помолиться, дескать, это все происки лукавого, но дайнам я верю еще меньше, чем голосу. Ван Хельсинг, отец Вельки, наверное, укорил бы меня, но мы с ним об этом не говорим. Он занят религией, я?— активизмом.?Эльмина, вернись ко мне!??Эльмина, любовь моя!?Нет, это уже ни в какие ворота не лезет.Велька умерла: бледная, безжизненная, она лежала на белых простынях, едва ли не сливаясь с ними цветом, и пульса у нее не было, но она стоит передо мной, тянет ко мне руки, зовет с собой; я отшатываюсь, замечая в ее глазах страшный голод, а под бескровной губой?— острые белые клыки. Из сердца, пронзенного осиновым колом старого Ван Хельсинга, почти не течет кровь: только несколько медленных, тягучих, почти черных капель, пока моя бывшая подруга визжит нечеловеческим голосом, корчась при звуках молитв.?Эльмина!??— с такой силой кричит голос, что я едва не теряю сознание, тщетно зажимая уши, потому что этот крик, он гораздо глубже.?Эльмина! Прошу тебя, Эльмина!?,?— надрывается голос.Темар Ренфилд, мой коллега, нервно, мелко дрожа, уговаривает меня пойти с ним, обещает показать что-то чудесное… Я почему-то верю, иду за ним, чтобы оказаться возле старого гроба.А рядом стоит мужчина, со светлыми волосами, по-старинному длинными, с чуть ироничной усмешкой, с кольцом, похожим на коготь, на пальце, и пахнет от него пролитой кровью?— старой и новой, а еще древней тоской, такой, что хватило бы наполнить бездонную пропасть, затопить ее берега, завершить вечную работу Данаид над их дырявым котлом. Или ведром? —?Эльмина,?— только и произносит он, а я падаю в омут, меня уносят вихри не моих воспоминаний, тяжких и жестоких. Я чувствую кровь любимого на губах, опаляющий огонь на своей коже, тупую боль от осинового кола глубоко в груди, слышу свои крики, перекрывающие молитвы, предрекаю мое возвращение в новом теле через долгие годы, потому что любовь переживет смертную оболочку.На несколько мгновений я становлюсь Эльминой, готовой убить и умереть ради вечной любви.—?Меня зовут Вольха… —?одними губами шепчу я, но меня не слышат.Ни Темар, ни Дракула. Только хрустит под каблуком раздавленная камера моего друга.Он никогда не расставался с этой камерой.Я падаю на руки трех вампирш, появившихся из теней.