1 часть (1/1)
Уши закладывало от непрекращающегося гула мотора. Шум перекрывал все – голоса других летчиков, глухо, со скрипом доносившиеся из рации, приказы с земли и даже собственные мысли. Маэстро никогда бы не подумал, что будет этому рад. Алексей Титаренко, прославленный летчик и герой советского союза, упрямо вел самолет в лобовую. - Титаренко, отвернуть! Отвернуть!В ответ – лишь наглая улыбка. Вот только ситуация не особо смешная. - Нет, этот не уйдет, - прошипел комэск сквозь стиснутые зубы. Ему и терять-то было нечего. Разве что ?оркестр? останется без дирижера… Хотя Кузнечик тоже вполне неплох в этом деле. Маэстро словно провалился куда-то. Все мысли были несвязны, перед глазами мелькали воспоминания. О доме, о сбитых друзьях, теперь уже забытых и словно брошенных где-то глубоко в памяти. Словно их и не было. Голоса товарищей резали слух. Все они пытались докричаться до него, и только один понимал, что это было бесполезно. Алексей не мог сейчас ничего сказать, просто будто что-то не давало. Может, любовь к драматичности, а может… просто нечего было сказать. Все, что нужно, вторая поющая произнесет сама. Если приземлиться не получиться. Лицо немецкого аса такое же решительное, отрешенно-спокойное. И лишь сейчас, идя в лобовую, можно было увидеть в этих светлых глазах, некогда казавшихся беспощадными и злыми, ужас. Всегда было интересно, что думает человек в этот момент. Но не советский летчик, а фашист. Готов ли он, бросив все, пойти навстречу смерти, зная, что сам несет ее знамя? Вряд ли. Им, нападающим, просто нечего защищать. Титаренко четко помнил свой первый бой, готовность умереть, сгореть за своих друзей. Сгореть в этом, самом первом бою, и пусть никто не вспомнит его имени, пусть. Это совсем не важно, когда все вокруг гибнут, когда жизнь человека стоит одной звездочки на боку самолета. Просто от его смерти ничего не случиться – и жалеть было нечего, ведь все давно уже сгорело в холодном и жестоком пламени войны. Немец все-таки отвернул. Крыло ?девятки? прорезало обшивку ?фоккера?, и тот, взвыв уже с отчаянием, начал стремительно падать.Алексей с облегчением откинулся на сиденье и устало прикрыл глаза. Отлично. Даже падать не пришлось. - Чтоб тебя… Ненавижу! – зло и как-то по детски обиженно прошипел Скворцов. Маэстро же, представив выражение его лица, только рассмеялся, и, отчего-то счастливо улыбаясь, ответил:- Я тебя тоже люблю.Приземлившись, Титаренко отодвинул купол и неторопливо вылез из кабины. Макарыч, верный друг и механик, уже успевший подбежать к самолету, взволнованно оглядел его и сердито проворчал:- Что с плечом?Маэстро, взглянув на окровавленную гимнастерку, коротко бросил:- Оцарапался.- Врешь ведь.- Ну ладно, задело чуть-чуть, - Лешка указал рукой на пробитое в бою стекло кабины. - Быстро в санчасть. - Не ворчи, и так вон недовольный идет… - Алексей кивнул в сторону сердитого и взъерошенного Скворцова, быстро шагающего к комэску. – Ну все, мне надоело, я пошел.С этими словами прославленный летчик рванул к палаткам. Но Серега, поняв его намерения умотать куда подальше, помчался за ним. Впрочем, погоня длилась недолго. У палаток Титаренко, споткнувшись о камень, неуклюже полетел на землю и тут же оказался в цепких руках лейтенанта. Ну вот что здесь делать? Можно, конечно, как старшему по званию, приказать что-нибудь, но это же Скворцов. - Лежачих не бьют, вообще-то, - обиженно пробурчал Алексей. - Я и не собирался. Но если еще раз так сделаешь – точно убью. Освободившись, комэск, мгновенно посерьезнев, спросил:- Погоди, а где Вано? Он еще не прилетел?...Оба замолчали. Лешка готов был провалиться сквозь землю, лишь бы снова не видеть перед собой их… сбитых. Он взглянул на небо, словно оно могло дать ответ.Небо молчало.