Глава 10. (1/1)

— Нужно пойти в школу? — нахмурилась мать Макото, когда они остались наедине.Я, не прекращая сминать в руках подол своей поношенной рубашки в клетку, удрученно кивнула. Приближалось время аттестации, и мне просто необходимо было появиться в Бакаде. Отчислением, конечно, в конкретной школе никого не напугаешь, но мне бы не хотелось выплачивать штраф ещё за что-нибудь. Женщина отхлебнула из кружки чай и аккуратно поставила её обратно на чашечку. Я же с покорным видом ждала своего приговора.— Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы ты ходила в этот гадюшник, — поморщилась она.А как я этого хочу… просто выбора нет. — Я не доставлю вам хлопот, честное слово, — залепетала, молитвенно складывая руки. — Никто ничего не узнает. Клянусь!— Не клянись в том, в чем не уверена, — отмахнулась она, а я содрогнулась всем телом, настолько прохладно прозвучал её голос. — Мой сын не знает?— Н-нет… Я не говорила ему, — опустила голову, досадливо прикусывая губы. Я тщательно избегала этой темы, когда говорила с Макото. Да и он сам понял, что я не горю желанием выкладывать все свои секреты. Больше он меня не расспрашивал. Однако… Однако мне не хотелось видеть презрение в его глазах, когда он узнает, что я из себя представляю. Поэтому лучше буду молчать до своего последнего вздоха. Но похождение в школу Бакада — вещь самая опасная. Не только Макото, а кто-то из его друзей или одноклассников может абсолютно случайно увидеть меня. И что тогда будет? Я не смогу жить в доме этих добрых людей и, самое главное, лишусь его дружбы. Сунакава-сан покачала головой.— Иноэ, ты ведь сама понимаешь, что долго скрывать всё не выйдет. Рано или поздно, но правда всплывет наружу, и что тогда будешь делать?— Жить, — коротко ответила я. — Что всегда и делала… Буду жить с этим.— И тебя это устраивает? — прищурилась она, буквально буравя меня взглядом.— Что вы имеете в виду? — искренне недоумевала я, хлопая глазами. Неужели в моих словах был какой-то скрытый смысл, и их можно было неправильно растолковать? — П-простите, я не то хотела сказать…— Ничего страшного, я понимаю, что ты хотела сказать, — наконец-таки складки на её лбу разгладились, и женщина ласково улыбнулась, выходя из образа строгого начальника. Я вздохнула с заметным облегчением. Буря миновала меня и в этот раз. В общем, отгул на день мне всё-таки дали, но какой ценой… Утраченные нервные клетки и моральное состояние уже не вернуть. Взглянув на часы, убедилась, что рабочее время подходит к концу. Радостная от предвкушения грядущей зарплаты, принялась завершать свою работу. Руки нещадно болели и покрылись сыпью — из-за постоянного ношения резиновых перчаток, появилась аллергия на резину. Снять их были никак нельзя, потому что хлорка разъедала руки, но и терпеть этого уже не было сил. Думая о том, что хуже, не заметила, как пришел Макото для того, чтобы пойти вместе домой. Махнув рукой в знак приветствия, начала собираться. — Что с руками? — как обычно от него ничего не могло укрыться. — Ничего, — улыбнулась, поспешно засунув руки в карманы. Очень хотелось расчесать всю тыльную сторону ладоней, и мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы сдержаться.— Мизуки,— с укоризненной в голосе протянул он, качая головой. А мне вновь стало ужасно стыдно за то, что я лгу, но при этом не могу набраться смелости, чтобы рассказать о всех своих переживаниях. — Чего? — осталось лишь невинно захлопать ресницами.Макото набрал в грудь побольше воздуха, явно намереваясь высказать всё, что думает о такой дуре, как я, но передумал, с шумом выпустив воздух обратно. Вместо этого парень забрал мой рюкзак и аккуратно взял меня за руку. Вновь покраснев, я поспешила опустить глаза. Вот всегда он так делал, а мне становилось неловко. Сунакава сжимал мои пальчики настолько нежно, будто боялся, что если сожмет чуть сильнее, то причинит мне боль. А мне… мне это льстило, хоть и понимала, что эта единственная вольность, которую он может себе позволить. Жест стал настолько привычным, что я почти не обращала внимания на заинтересованные взгляды прохожих, попадающихся нам на пути.Иногда на меня накатывало нечто такое, что хотелось высказать всё. Уткнуться в грудь парня и зареветь, как маленькая девочка. Иногда хотелось утешения. Но что толку? Я должна была быть сильной, как снаружи, так и внутри. Не ради себя, ради брата. Мне было не всё равно, что обо мне подумает Макото. Хотелось верить, что и я порой заставляю его сердце биться чаще. ***— Мороженое будешь? — спросил парень, вынырнув из недр холодильника.— А? Д-да, спасибо.Мне протянули уже раскрытое мороженое. М-м, пломбир, обожаю! Прищурилась от удовольствия, чувствуя, как нежный пломбир тает во рту, создавая неповторимые ощущения. Макото устроился рядом на диване с книгой в руках и так же поедая стаканчик. Я заинтересованно заглянула на страницы книги, но не поняла ни слова. Что ни говори, а сложные иероглифы я читать не могла. Покраснела от осознания того, какие у меня огромные пробелы в знаниях. Не то, что у Макото… Он учился каждый день, никогда лишний раз не включал телевизор, всегда говорил по существу. Да что там! Даже мой брат был явно умнее меня, хотя ему было всего шесть лет (ну, почти). Погрустнела от тяжкого груза, и мороженое перестало казаться таким уж вкусным.— Что за перемены в настроение? — парень даже не обернулся, чтобы посмотреть на моё выражение лица. Лишь только перевернул страницу книги.— Просто поняла, насколько я глупая, — скривилась, наблюдая за тем, как мороженое в стаканчике стремительно тает, и одинокая капелька скатывается по вафле. — Учеба — это не показатель ума или глупости, — нравоучительно заметил он, всё-таки отрываясь от своего занятия. Подтянув ногу к себе, он положил подбородок на колено, внимательно глядя на меня. — Можно быть умным в учебе, но идиотом по жизни. Или же наоборот. Зачастую именно глупцы дают самые мудрые советы.Хм, хорошо, хоть немного, но он меня успокоил.— Кстати, с чего это ты вообще про глупость заговорила? — поинтересовался он, прищурившись. Смутившись, я признала, что никогда в жизни не видела столь сложных кандзи. На меня посмотрели так… В общем, я поняла, что ляпнула что-то не то. — Ложись, — вдруг сказал он, выпрямляя ноги и вновь открывая книгу.Недоуменно уставилась то на него, то на диван. Ложиться? Зачем ложиться? А самое главное, куда? Не на колени же его, в самом деле… Видимо, мои эмоции на лице, словно открытая книга. Легонько, но настойчиво Макото потянул меня за руку, заставляя лечь на его ноги. На моем лице можно было готовить яичницу, пылали не только щеки, но и уши, и краска продолжала медленно переползать на шею. Рука парня удобно устроилась на моих, сложенных на груди, руках. И Макото начал читать. Медленно, размеренно, выговаривая каждое слово с особой интонацией. Говорил он тихо, но с выражением. А я слушала, затаив дыхание и прикрыв глаза. На стихах была тяжело сосредоточиться, красивый, но несколько хрипловатый голос молодого человека занимал большую часть моих мыслей. В этот момент мне казалось, что не существует более романтичных вещей, чем лежать у симпатичного (ну ладно-ладно, это я явно приуменьшила…) парня на коленях и слушать стихи, что он читает лишь одной тебе. Я сама не заметила, как уснула, заслушавшись голос Сунакавы, что успокаивал не хуже колыбельной. С трудом разлепив веки, зевнула, потянувшись. И только поняла, что по-прежнему лежу у парня на коленях. — П-прости! — испуганно пискнула я, отпрыгивая на другой конец дивана. И снова эта краска смущения… Да что это такое?! Когда я прекращу краснеть от каждого своего косяка? Хм, наверное тогда, когда перестану косячить…— Ты о чём? — вполне искренне изумился он, изогнув дугой бровь.— Ну это… Я на твоих коленях уснула… — пробурчала, украдкой смотря на парня из-под челки.— Ерунда, — поморщился он, распрямляясь и разминая ноги, которые от столько долгого сидения и лишнего груза в моем лице, явно затекли.— И… извини меня…Пальцы сами собой сжали край футболки, а волосы упали на лицо, закрыв обзор. Макото присел на корточки и аккуратно убрал светлые пряди за уши, заставляя увидеть его глаза. Красивые они у него всё-таки…— Послушай, посмотри на меня внимательно и скажи: я сержусь?— Нет… Вроде нет, — неуверенно проговорила я, не совсем понимая, к чему он клонит.На губах парня появилась едва заметная, но очень добрая улыбка.— Тогда прекрати извиняться, — как ни странно, на руку свою он так и не убрал. Его пальцы застыли на стыке моей щеки и уха, поэтому я без труда могла почувствовать его прохладные пальцы на своей, пышущей жаром, коже. — Убери челку, — посоветовал он. — У тебя очень красивые глаза, но ты слишком часто смотришь в пол.Захотелось снова извиниться, но слова застряли в горле, когда он большим пальцем погладил кожу на лице. Лишь через пару секунд до меня дошло, что так он смахнул невольные слезы, которые я так и не смогла сдержать.***Я сидела в комнате у Макото, точнее сказать, почти лежала на его кровати, пытаясь по-честному прочитать хотя бы пару страниц тех стихов, что читал мне парень. К счастью, слуховая память у меня была превосходная, поэтому кандзи не без труда, но вполне успешно слетали с языка.— Макото, Иноэ, я вам перекус принесла, — в дверь коротко постучались, и на пороге комнаты появилась Сунакава-сан, неся на подносе тарелку с сэндвичами и два стакана молока. — Макото, надень очки, не изматывай свои глаза!Парень скривился, но послушно полез на полку за чехлом с очками. Ну надо же… А я и не знала, что у него зрение плохое. Хотя, он ведь ни раз тер глаза, но я думала, что от усталости. — Спасибо, — поблагодарила я, забирая поднос и ставя его на небольшой столик, посередине комнаты.— У твоего брата послезавтра день рождение? — спросил парень, всё-таки натягивая очки себе на переносицу. Ух ты, а ему и правда идет!— Ага. Я уже договорилась с хозяйкой, так что его отпустят на денек. — Если хочешь, то приводи его к нам домой. Мама будет рада, — как бы невзначай проговорил он, продолжая что-то писать в тетради.У меня не было слов. Совсем. Поэтому губы сами собой растянулись в благодарной улыбке. Мне было отрадно осознавать, что еще кому-то, кроме меня хотелось порадовать моего маленького братишку. Но я бы отдала что угодно, чтобы снова и снова видеть улыбку на лице Макото.***— Иноэ! Иноэ! О Господи… Иноэ, ты меня слышишь? Приходить в себя было очень больно и тяжело. Я застонала и с большим трудом открыла глаза. Впрочем, удалось мне это с попытки, эдак, с седьмой. Сознание упорно не хотело восстанавливаться, поэтому всё, что мне оставалось делать, так это хлопать глазами, не совсем понимая, где я. Надо мной обеспокоенно склонилось сразу несколько лиц, которые я даже узнала. Макото с матерью, учитель Миято и… врач?— Где я? — прохрипела, ужасаясь, насколько плохо звучит голос. В горле пересохло, и дико хотелось пить.— В больнице, — Сунакава-сан выдохнула с заметным облегчением, подгаживая мою руку.— А… А что произошло? — я попыталась подняться, но меня настойчиво уложили обратно на койку. У-у, как же больно!На меня посмотрели с большим подозрением.— Ты что, совсем ничего не помнишь? — спросил учитель, присаживаясь на другой краешек кровати.Отрицательно качнула головой и тут же пожалела об этом, шея отозвалась тупой болью, переходящей в позвоночник. — Сестренка! — рыдающий брат налетел на меня так, что я почувствовала себя буквально воскрешенной из могилы. Мда, кажется, дела у меня были действительно не очень, раз память так отшибло. Хозяйка детдома заохала, заахала и принялась допытываться о моем состоянии у врача. Дотронувшись здоровой рукой до головы, убедилась, что ударили меня знатно, раз бинты лоб обвивали. Бегло оглядев свое бренное тело, содрогнулась. Конечно, на мне сейчас было больничное одеяло, но это не мешало определить мне, что на теле не осталось ни одного живого места. Правая рука была сломана, спина дико болела, будто меня хорошенько прокатили по терке, лодыжка отчетливо распухла, на скуле чувствовался синяк, нос явно был сломан, а бровь и губа рассечены. А по ощущениям, ещё и ребра побаливали. Хм, тоже сломаны… Блин. Я по-честному попыталась восстановить события дня, но без толку. Зато, когда я увидела лицо Макото, мне захотелось, чтобы на меня рухнул потолок и добил. Сомнений в том, что я подралась в Бакаде — не возникло. Как и не возникло сомнений в том, что Макото впервые видит янки. В моем лице. Откинулась обратно на койку, прикрыла глаза и… заревела. Ну, а что мне ещё оставалось делать?