X. Credendo vides. (1/1)

когда свидетели отойдут, оставят совсем одних, — скажи, что я не из тех паскуд. что я не одна из них. что я — не мятая простыня, победа на пять минут. что ты не струсишь, когда меня в беседе упомянут. На операционном столе в окружении синих стерильных салфеток, в состоянии полного наркоза, заполненном премедикационными* препаратами, лежит мужчина; вокруг него висит напряженная тишина.Стэф снимает показания приборов, фиксирует каждую величину, заносит на планшетку, стоя чуть позади перфузиолога.Норт-старший моет руки в предоперационной — Майки помогает ему надеть перчатки и завязывает халат, подает оптику, затягивает потуже защитную маску. Прескотт-младший, разодетый в лучший медицинский костюм страны, пафосно выкладывает стерильные инструменты на специальный стол.Парамедик Истер — в непривычной для него синей форме с красным крестом на спине — проверяет тампоны и щипцы; еще двое из его бригады — мужчина и женщина — молча сдергивают медицинскую пленку с аппарата.Сидящий рядом с ними Дэниэл насвистывает себе под нос арию Царицы ночи из ?Волшебной флейты? — до его основной работы дело пока еще не дошло, но перед ним, сверкая лампочками, гордо возвышается АИК — любимая крошка Прайс.Сама Хлоя не сводит взгляда с огромного сооружения, стоящего в углу операционной; там, посередине аппарата ?искусственное сердце — легкие?, в стеклянном контейнере с трубками, введенными внутрь, лежит готовое к трансплантации донорское сердце.За красной чертой стерильности, маяча белоснежными пятнами, стоят Макс и Джульет — обе в хиркостюмах, с масками и планшетками, подобными той, которую держит Стэф. У Макс — напряженные губы, стянутые в тонкую полоску; Джульет, наоборот, расслабленно переминается с ноги на ногу, иногда что-то шепча на ухо Колфилд, но почти не получая дельного ответа на свои вопросы — Макс слишком сильно нервничает: ей кажется, что что-то обязательно пойдет не так. Например, Прескотт вспорет ей грудь очередным скальпелем.Дрю входит в операционную, сообщает о своей готовности, с минуту любуется прекрасным сердцем в прозрачном ящике и объявляет о начале операции.Где-то там, в километре от них, из роскошного ?Porsche 959? в сопровождении охранников выходит Шон Прескотт; и Виктория Чейз сразу же подлетает к нему, держа в руках бутылку ледяной ?Perrier? без газа.В третьей комнате на секунду повисает тишина, прерываемая лишь писком приборов; а затем Норт произносит свое коронное: ?Стернотом!?, и операционная наполняется ворохами звуков.— Разрез... Нейт, ставь ретрактор... Шире... Еще... А, черт, Майки, подшей... — Готовим мою крошку, — командует Хлоя. — Я по ней так соскучилась!— Хочешь, я устрою тебе абляцию прямо тут? — говорит Дэниэл. — Развлечешься.— Фу, ДаКоста, мы же врачи, — весело отвечает Прайс. — Мы не убиваем. Только калечим!Прескотта дергает.— Знаете, — Хлоя быстро подключает крупные сосуды к аппарату искусственного кровообращения, — я тут искала в интернете пособие для молодых врачей. Нашла ?Карманный справочник кардиохирурга?. Ну так вот... — она закрепляет зажимы, — там транспла описана на девять строчек. Прикиньте? Девять!— Нормально. — Стоящий рядом с ней с зажимами Истер смеется. — По одной строчке в час. Это ты еще не видела ?Первую помощь для чайников?, там всего семь страниц, и то иллюстрации.— Нахрена я учился десять лет? — бурчит Норт. — Мог прочитать эту херь, и все, сразу к столу.— Тогда я бы не хотела, чтобы ты меня оперировал. — Хлоя улыбается под маской. — Салфетку... Сушим...— А так типа хочешь? — хохочет хирург. — Скальпель... Кстати, Прайс, на кой черт тебе сдалось это пособие?— Отсекаю левый желудочек... Зараза... Сушим!.. — Хлоя бросает уже ненужный скальпель в кюветку. — Хотела дать интернам дополнительную дозу знаний.— Судя по твоим интернам, у них уже есть доза, — шепчет Норт-старший, убедившись, что Прескотт его не слышит.— Особенно если учесть, что интерн у тебя только один. — Истер ловко выбрасывает тампон в ведро. — Да и то не твой.Хлоя не смеется — лазерный нож рассекает плоть со скоростью света; хирург тоже сосредотачивается, и какое-то время в операционной висит тишина.Активный синусовый узел, задающий ритм сокращений сердца и являющийся водителем ритма, остается целым; и Прайс облегченно вздыхает — сейчас ей нужно удалить правый желудочек с минимальными потерями для предсердия.— Готовьте пока сердце. — Голос кардиохирурга становится напряженным, когда она понимает, что подобралась к самому сложному. В коридоре слышатся шумные голоса, резко хлопает дверь, и Норт-младший, держащий зажим, вздрагивает от неожиданности.У Хлои не дергается ни один нерв. Она встречается взглядом с Дрю, и тот едва заметно кивает ей, мол, да, пора начинать шоу, here we go.— Прескотт, подмени меня, — командует он. — Будешь фиксировать, пока я удаляю... Сушим... Тампон... Салфетка... Сушим... Промойте!.. Достаю... Все.В ведро летит совершенно сухой комок мяса, жира и нервов — изношенное, ненужное сердце; и Макс начинает слегка подташнивать; мысленно она радуется, что так и не пообедала сегодня — иначе бы имелся риск исторгнуть еду обратно. — Стабилен. — Голос ДаКосты смешивается с приближающимся голосом Чейз: ее высокое гортанное сопрано давит на Прайс грузом ответственности.Хлоя мельком смотрит на Прескотта-младшего — у того от напряжения сведены скулы, но руки не дрожат, да и губы выглядят расслабленно; значит, есть шанс, что он не все запорет.Дверь в предоперационную распахивается.?Да, правильно, к черту стерильность!? — думает Прайс. Виктория держит Прескотта-старшего под руку; белоснежный халат небрежно наброшен на деловой костюм; бейджика на нем нет: такие, как он, в представлении не нуждаются. Шон останавливается, словно врастая в землю, и взглядом ловит сына — Нейтан снимает последние зажимы перед установкой нового сердца, но медлит.— Прескотт, пихай уже, — шипит Хлоя. — С бабой так церемониться будешь!Нейтан бросает зажим в уже заполненную до краев кюветку; Истер стрелой опорожняет ее, сбрасывая использованные инструменты в специальный контейнер, и ставит новую, чистую.— Установили сердце, — громко сообщает Прайс. — Пришиваю предсердие. Прескотт, держи тут и тут, пока не скажу отпустить. Истер, готовьте временный кардиостимулятор*. Нейт, правая стенка — подтяни ее!.. Легочную ниже... Ниже... Не достает... Прескотт!!! Ниже!.. Ты ж моя умница, — умиленно добавляет она. — Стабилен, — все так же говорит Дэниэл. — Стэф, ты фиксируешь?— А куда ж без этого...Подводятся сосуды и артерии, сушится пространство, двигаются трубки аппарата искусственного кровообращения; Шон Прескотт не сводит со своего сына взгляда — Хлоя чувствует это даже своим затылком.Краем уха она улавливает громкое щебетание Виктории: ?У Вашего сына, безусловно, талант к подобному!?— Стабилен.— Готовим место для стимула. — Хлоя напряжена до предела. — Прескотт, двигайся.— Нейт, пожалуйста, не лажай. — Норт придерживает своих ?москитиков?.— Не давите на меня, — огрызается Прескотт.Хирурги синхронно затихают; Прайс чувствует, как ее щеки под маской пылают от унижения — будь ее воля, она бы вышвырнула Прескотта отсюда прямо в объятия папочки.Норт это чувствует — годы работы в паре с Хлоей дают о себе знать — и придерживает ее пинцет своим; их глаза встречаются. ?Успокойся, — говорит ей его взгляд, — все будет нормально?.Они втроем зашивают предсердия, накладывают последние внутренние швы — абсолютно синхронно; и Прайс чуть-чуть расслабляет плечи. Устанавливается кардиостимулятор, подключается левое, после — правое предсердие, аорта и, наконец, легочная артерия.— Стабилен... Стабилен... Стабилен... — как заведенный твердит ДаКоста.Хлоя командует начать подготовку к снятию крошки.АИК снимают медленно, с расстановкой; но волнуются зря.— Стабилен. — Норт поворачивается к Дэниэлу. — Крошку можно убирать.За Прескоттом и Чейз закрывается дверь; зашивается грудина, накладываются повязки.— Готовьте циклоспорин и возвращайте в палату. Прайс бросает окровавленные перчатки в ведро и сдергивает маску.— Мы закончили.* * *В санитарной комнате для сотрудников больницы на удивление пусто и пахнет сыростью; в раздевалке, отделанной в нежно-зеленых тонах, вдоль стен стоят длинные деревянные скамьи с тянущимися шкафчиками на замках. Сама по себе душевая представляет собой длинное помещение с кабинками, разделенными стенками из пластика и шторками — бюджетно, удобно и просто.Хлоя сбрасывает с себя костюм, бросает сверху белье, выбирается из кед и подставляет ноющее от напряжения тело почти кипящим струям — ей необходима стерильность и полное спокойствие. Крошечный порез на пальце — результат дрожащих рук Норта-младшего — саднит, когда на него попадает жидкое мыло из дозатора.Черничный шампунь смывает с волос усталость и синей пеной опадает к ее ногам; Хлоя думает, что ей действительно пора покраситься, иначе есть риск потерять образ хирурга-бунтарки: отросшие темно-русые корни резко контрастируют с яркостью синевы. Хлопает входная дверь, поток воздуха резко охлаждает ступни разгоряченной Прайс. В раздевалке слышится шорох и глубокий вздох, падает на пол тюбик шампуня, раздается чертыхание, и кто-то проскальзывает в душевые. Каштановую макушку Колфилд Хлоя видит из-за низкой стенки и поэтому бросает короткое: ?Привет?, отчего студентка визжит и поскальзывается.— Боже, Колфилд, ты не ушиблась?У Хлои нет никакого желания выбираться наружу, и иллюзия заботы удается ей очень плохо. Макс потирает ушибленный копчик, поднимается и включает воду.— Здравствуйте, доктор Прайс. — Блять, прекрати называть меня доктором Прайс, — огрызается Хлоя. — Я так заебалась, Колфилд, с этими докторами, что хочу сдохнуть здесь и сейчас.Макс молча наливает на мочалку самый дешевый гель для душа и начинает намыливать плечи.— Свариться заживо в кипятке, — продолжает Прайс. — И знаешь что? В этом же котле сварить Прескотта. — Старшего или младшего? — осторожно уточняет Колфилд.— Обоих! — отвечает Хлоя и добавляет еще больше горячей воды.Макс чуть не задыхается в черничном паре, но героически терпит — она с детства ненавидит ароматизаторы, предпочитая все, на чем написано ?без запаха?. — Вы были прекрасны на операции, — тихонько говорит она, стараясь глубоко не вдыхать.— Нет, прекраснее всего на операции сегодня была моя крошка. — Хлоя садится прямо на пол душевой кабинки. — Она прямо-таки блистала!— Ваша... крошка?— Аппарат ?сердце — легкие?, алло, Колфилд, включай остатки мозга. Иначе будешь пересдавать мне всю программу с первого курса.Прайс вытягивает ноги — по привычке, — и потоки воды, огибая ее тело, льются по плиточному полу.Макс говорит ?угу? и взбивает пену на голове; пахнет молочной кислотой, и Хлоя кривится.— Господи, Колфилд, ты там дегтем моешься?— Это единственный шампунь без ароматизаторов, — оправдывается Макс. — Между прочим, это очень полезно для волос! — Пф, — фыркает Хлоя. — А почему ты вообще моешься тут, а не в общежитии?— У нас нет горячей воды, — отвечает Колфилд. — Раз в неделю ее выключают... на неделю. Поэтому я всегда тут моюсь. А Вы?— Что — я?— Что Вы тут делаете?— Наркотики покупаю, ты что, не видишь? — Прайс закатывает глаза. — Что за тупой вопрос?— Я имела в виду, у Вас же есть дом... Ну... Там тоже есть ванна... Вода...Повисшая в воздухе тишина вместо ответа дает Макс понять, что она сморозила очередную глупость.Хлоя бросает взгляд на непромокаемые часы: тяжелый циферблат на тонком ремешке показывает девять вечера. Трансплантация длится всего четыре часа, еще два они тратят на документы, и час Прайс просто лежит распятым Христом у себя на полу кабинета — встать ее не заставляет даже стакан кофе. — Колфилд, твой интеллект меня убивает.Прайс поднимается на ноги и выключает воду; Макс, привыкшая принимать душ быстро, тоже закручивает кран. Они синхронно выходят из кабинок — Хлоя, замотанная в зеленое полотенце с пиратским черепом, и Макс — в нижнем белье на мокрое тело. Прайс скользит по ней взглядом, бесстыдно разглядывая россыпь родинок на груди, а после подходит к практикантке и касается трех самых крупных из них.— Треугольник, — говорит она, и вода синими каплями стекает по телу с ее волос.— Да... — хрипит Макс, не отводя глаз от губ Хлои — несмотря на недавний душ, они снова кажутся сухими.Край короткого полотенца на секунду падает, и Хлоя стремительно подхватывает его одной рукой; но Макс уже успевает заметить тонкий шрам около левого соска — будто кошка коготками царапнула.— Уильямс считает, что родинки в форме треугольника — метка счастья.Вкрадчиво-мягкие нотки в голосе Прайс заставляют Макс задрожать. — У меня много... родинок... таких... — выдыхает она.— Покажешь? — Хлоя вскидывает бровь и улыбается уголком губ.Макс алеет. — Брось, Колфилд, я пошутила! — Прайс хлопает ее по плечу, придерживая все еще норовящее упасть полотенце. — Ты не в моем вкусе! — А кто тогда в Вашем вкусе? — не удерживается Макс.Вопрос остается без ответа — хохочущая Хлоя скрывается в раздевалке, и Колфилд, сжав руки в кулаки, остается наедине с ледяным сквозняком.* * *Темнота рисует на ней короткими взглядами желание, пресекает попытки избежать, ломает намерения скрыться, истребляет все это на корню.Темнота берет ее запястья в руки и кладет в самый низ живота, вплотную придвигается, приближает свой подбородок и не позволяет дышать.Темнота блуждает по ней дьявольски голодными глазами, трогает выточки, наслаждается легким испугом — а вдруг увидят, зайдут, услышат? — и оплетает ее коконом ласки, раскрывая губы настойчивым языком.Темнота съедает остатки сомнений не терпящим отлагательств ртом; запрокидывает голову назад, подставляет шею горящим губам, целует острые ключицы, стягивает ненужную одежду — на пол летят белый халат и серое белье.Темнота мерит ею углы, бросает на кровать, ласково касается ребер, прижимает к ледяным простыням хрупкими лопатками.Макс часто дышит, одной ладонью закрывая рот; врастает другой в бедра, двигается сбивчиво, сумбурно, измеряя свою глубину фалангами тонких пальцев.Извивается петлей, хватает воздух, натягивается струной и скулит, зубами впиваясь в ладонь, пальцами — в себя.В воздухе повисает четырехбуквенное:— Хлоя!..* * *Прайс открывает бутылку рома о дорогую столешницу, не заботясь о сохранности поверхности. Врачи не пьют?Абсолютнейшая ложь.Давай, расскажи мне, что такое тяжелый день, а я расскажу тебе, что такое тяжелая жизнь — неспасенная, забытая, ненужная, бессмысленная. Такая же острая и лживая, как и я сама.Перенеси меня в реальность, пишет Хлоя, кем я стану — россыпью родинок на твоей груди? Мелодией в плеере? Заброшенными порножурналами под кроватью?Так кем я стану для тебя, когда ты проснешься, когда ты откроешь глаза — вспомнишь ли ты меня, Эмбер, захочешь ли ты сказать мне: ?Спасибо, что не бросила?? Дашь ли ты мне пощечину, накричишь, отошлешь прочь или притянешь к себе?Какие твои губы на вкус? Медово-пряные, горчично-острые или нежно-зефирные, как безе? Любишь ли ты безе до сих пор? Помнишь ли, как я покупала их тебе на заправках? Доллар восемьдесят, Рейчел, карманные деньги на день я тратила на твои любимые мерзкие безе.Забавно, как сердце порой обманывает нас. Мы влюбляемся так легко, даже несмотря на то, что это совершенно неправильно.Я обманула себя, Рейчел. Ты больше никогда не будешь со мной.Хлоя сворачивает исписанный с двух сторон листок, поливает ромом и сжигает.Гори, Рейчел, как горю я в твоем пламени.* * *Хлоя приезжает на работу к пяти, заехав по пути в химчистку и забрав оттуда постиранный и идеально выглаженный халат. У нее сегодня выходной, но интерны не ждут — их вечерняя смена начинается в четыре и длится до десяти вечера, и вечно альтруистичный Истер вновь подхватывает ее практикантов, позволяя Прайс отоспаться.— Мне никаких внеплановых — я вчера пила, — шепчет Хлоя на ухо Элле свой страшный секрет, и та понимающе кивает: после визита Прескотта было сложно не выпить.Чейз ловит кардиохирурга у своего кабинета и почти силой затаскивает внутрь, не дав даже снять верхнюю одежду. Хлоя так и стоит — в мокрых от снега ботинках, меховой парке и с набитым всякой всячиной рюкзаком.— Можно я хотя бы переоденусь? — Подождет. — Виктория садится в кресло, закидывает ногу на ногу и складывает на них руки. — Я ненавижу так говорить, но... Ты вчера меня спасла, Прайс.— Отлично. — Хлоя переминается с ноги на ногу. — Не за что, Чейз. Все окей?— Да, — кивает заведующая. — Прескотт-старший устраивает у себя в доме прием в эту субботу. Вся оперировавшая вчера команда приглашена. — Добавляет: — И твоя Колфилд тоже.— Она не моя, — ощетинивается Прайс. — И я не пойду; надо — сама иди.— Мы с Нейтом улетаем в Дрезден на все выходные. — Виктория соединяет кончики пальцев. — ДаКоста со своей бригадой уезжает на курсы. Остаешься ты, Колфилд, Мерт с теми двумя и Норты. Так что... — Я не пойду, — отрезает Хлоя. — Пусть ищут других идиотов. Прайс спорит еще с полчаса — заранее проигрывая эту битву; слово Прескотта — закон для всех, особенно для таких, как Хлоя — ведь главный спонсор больницы даже не знает, как ее зовут. Это не страх — возможно, Прайс назвала бы это ?инстинкт самосохранения? или ?выживание?; и она думает, что, в конце концов, ничего не теряет. Ненавистное ей высшее общество пафосных, разодетых пингвинов можно потерпеть ради халявной выпивки и хорошей еды, да и Истер будет рядом — кто-то же должен разбавлять эту атмосферу шутками про раздутое эго каждого гостя? Аргументы Чейз неубедительны для нее, но Хлоя думает — и сдается; просто потому что будет не одна. Поэтому она демонстративно кривит губы, запускает руку в волосы, еще немного ломается для вида и соглашается. Виктория протягивает ей два конверта с золотыми оттисками — еще более пафосной печати придумать было просто нельзя. Оба приглашения — для нее и Макс — именные, рукописные, с неровной подписью Прескотта-старшего. ?Суббота, восемь вечера?, — пишет Хлоя на желтом стикере, который вешает на спину Колфилд и с которым та ходит добрый час, прежде чем замечает липкую записку.Макс закатывает глаза.— Доктор Прайс, ну что за детские шутки? Может, Вам стоит назначить мне свидание иным способом? — Это потому, что есть риск потерять бумажку? — хохочет Хлоя, почти сгибаясь пополам.Всполохи синих волос мелькают перед глазами у практикантки; смех у Хлои заразительный — звонкий и чистый, и Макс думает, почему же доктор Прайс предпочитает амплуа сурового и хладнокровного врача, если вот такой — задорной, громкой, невероятно открытой — ей можно любоваться вечно?— Нет! Это потому, что я могу отказаться! — отвечает Макс.— Не можешь. — Прайс облизывает сухие губы. — Это официальное приглашение.— От Вас?— От Прескотта! Если бы можно было закатить глаза еще сильнее, Макс бы это сделала.— Я не пойду! — Тебе нечего надеть, дорогая? — Появившийся из-за спины Хлои Уильямс вешается на Макс всем своим весом, и хрупкая Колфилд пищит от неожиданности. — У меня есть отличные черные мешки в гардеробе, я могу тебе подкинуть.— Из морга? — не выдерживает Колфилд.— Ну что ты, конечно же нет. Из крематория, — деловито поправляет ее Джастин. — Вот Прайс я уже подогнал один, правда, солнышко? Она похоронила в нем свои мечты о повышении. — Уильямс обнимает кардиохирурга за талию.Хлоя целует того в щетинистую щеку.— Оставь образ гея для Истера. Тебе больше идет...— ...брутальный альфа-самец? — Джастин играет бровями. — О, я знаю. Мне это часто говорят!— Вообще-то я имела в виду, разведенный, никому не нужный, меркантильный мизантроп! — Прайс показывает ему язык. — Иди в приемку, тебя там обыскались.— Но у меня сегодня выходной!!!— У меня тоже, — резонно отвечает Хлоя. — Видишь? Я на работе. — Не поспоришь... — бурчит Джастин. Макс улыбается ему в спину — Уильямс в ее глазах выглядит не менее интересно, чем Хлоя; эмпатирующая Колфилд улавливает сильную солнечную энергетику от него; оттого набирается смелости и говорит:— Мистер Уильямс — человек-солнце. Он мне нравится.— Хм. — Хлоя вздергивает бровь.Макс прикусывает язык — да, определенно, рядом с Хлоей ее мозг просто не работает. Наверное, если бы они когда-нибудь вместе оперировали, то Макс нечаянно отрезала бы все сердечные сосуды, просто засмотревшись на умелые руки Прайс.— Пойдем, СуперМакс. — Хлоя тянет ее за собой в кардиоблок. — Нас ждут великие дела — целых тринадцать новых папок!Колфилд послушно плетется за ней.