Пролог (1/1)

Усталость и напряжение, что все это время являлись его верными спутниками, медленно начали отступать, стоило ему перешагнуть порог родного дома. Вдохнуть прекрасный аромат только что приготовленного заботливой супругой ужина, увидеть ее родные и любимые черты лица, услышать смех двух маленьких принцесс, бегущих с другой комнаты встречать его. Обнять свою семью, прижаться к ним и глубоко вдохнуть такой родной и любимый запах.—?Я так скучал по вам,?— поочередно целуя дочек, шептал он им на ушко, доставая из своего огромного, служебного рюкзака небольшие куколки.—?Спасибо, папочка.Наконец-то он был дома, и вся эта какофония звуков, разбавляемая гавканьем надоедливого пуделя, которого Леон никогда не любил, но согласился на него ради любимой, не могла испортить ему настроение. Пес бегал вокруг него, а потом носился по всему дома, создавая просто невероятный шум. Но сейчас он был готов терпеть это ради улыбки на лице жены и детей.—?Пойдем на кухню,?— предложил Леон, приобняв жену за талию, и подтолкнул ее к ступенькам.Сняв куртку и кобуру, он, не задумываясь о возможных последствиях, кинул их на белый диванчик, и последовал за возлюбленной.Она стояла посреди светлой кухни в приглушенном свете в своем черном излюбленном платье и смотрела на него своими серовато-карими глазами, в которых плескалось почти удачно скрытое раскаяние и сожаления, но Леон не обратил на это должного внимания. Он безумно истосковался по ней: по ее мягким светлым волосам; по бархату бледной коже; по ее чувственным губам, которых ему безумно не хватало за время их долгой разлуки. И теперь, когда его грубые из-за постоянных тренировок ладони сомкнулись на ее тонкой талии, слегка сжимая ее и притягивая к своему изголодавшемуся телу, Леон не мог думать ни о чем кроме нее. Ее близость дурманила похлеще любого алкоголя, которым он очень часто увлекался, а аромат тела и духов манил и будоражил его душу.—?Ты опять пьян,?— она не спрашивала, а утверждала, когда губы мужчины схватили в плен ее.Он не обращал внимания на ее слова, на злой взгляд, которым возлюбленная одарила его, даже лай собаки, который сейчас звучал слишком громко, не раздражал мужчину.Его руки продолжали блуждать по телу жены, спускаясь ниже и забираясь под юбку. Леон гладил ее стройные ножки, целовал хрупкую и нежную шейку, слушая ее стоны, что являлись усладой для его ушей. Но где-то глубоко внутри маленькая, самая крошечная часть его души затрепетала и заболела, давая ему понять, что что-то не так. Не так в его жене. В ней нет больше той отдачи, которую раньше она ему дарила на каждое его прикосновение, нет того тепла в глазах, и нежности в прикосновениях. И Леон хотел оторваться от ее пленительного тела и спросить о том, что неожиданно его озарило, но пьяный разум и тело, которое он с трудом контролировал, противостояли требуя продолжения.—?Осторожно,?— зашипел мужчина, когда ее тоненькие пальцы довольно ощутимо прошлись по его ребрам.—?Что такое? —?в ее голосе не чувствовалось переживание, или это только показалось ему?—?Ребро. Снова.—?Сломано?—?Нет, просто болит.И он вновь поцеловал ее, крепко прижав к своему сильному и накаченному телу. Ее пальчики погладили кожу головы, пройдясь по коротко стриженным темным волосам, в то время, как его руки уже вовсю хозяйничали под ее юбкой. И все было хорошо, пока детский веселый смех и слишком назойливое гавканье собаки не заглушил оглушительный выстрел, после которого воцарилась ужасающая тишина, а чуткий слух Леона уловил тихий, ели слышный звон упавшей гильзы на пол, по которому она покатилась в неизвестном ему направлении.