Глава 4. Во мраке (1/1)

Двое во мраке. Оба — на распутье. Одна — в эйфории, забывшая о родном доме. Другой — в упоении собственной перспективой. И вместе они — в дурманящих объятьях глиттерстима.

Анна не видит в темноте блестящих глаз того, кто сидит рядом. Она смотрит в никуда, сквозь темный потолок, в космические бездны, мелькающие перед глазами.

— Твой мир — он какой? — Вдруг нарушая тишину, приглушенным голосом спрашивает Драйден Вос.— Красивый. — Так же тихо отзывается Анна, словно боясь разрушить хрупкую грань между ними. — Там океаны и города на побережье, все в ночных огнях, бескрайние выжженные солнцем степи, разрезанные серыми лентами дорог. Машины мчатся… Я живу в пригороде Монтерея в Калифорнии, в высотном доме, и по ночам мне в окно светят рекламные вывески. А осенью все тропинки в парках покрываются желтой листвой. Моя страна огромна и многообразна. И люди в ней. — Анна вспоминает обрывками какие-то картинки из своего, не испорченного наркотиками далекого прошлого. — Мой мир он не такой жестокий, как этот. Мы просто так не убиваем друг друга, а тот, кто делает это, платит высокую цену за свои поступок… Может, стоит мне радоваться, что мой мир не так космополитичен.

— Ты живешь там одна? — Зачем-то спрашивает Вос.Анна не видит его лица в темноте и не может угадать его эмоции.— Да. — Кивает она.

— Значит, не так и прекрасен тот мир, о котором ты рассказываешь, раз ты мыслями сбегала сюда… — Многозначительно замечает ее собеседник.

Анна поворачивает голову, в темноте пытаясь увидеть его глаза.— Откуда Вы знаете? — Удивленно спрашивает она.— Не знаю… — Развязно произносит Вос. — Эффект глиттерстима?— Хах, что ж, Вы правы. — Улыбается Анна. — Как бы я оказалась здесь иначе?Она протягивает руку, проводя пальцами по воротнику его рубашки.— Всегда хотела сказать, что черный Вам к лицу… — Произносит она задумчиво. — Какая была вероятность что это случится?Он берет ее руку в свою, слегка сжимая пальцы.— А ты меня видела раньше? — Улыбаясь, спрашивает он.— Не таким, как сейчас. — Говорит Анна. — Спустя много лет и много перемен.Он притягивает ее к себе и целует властно, заставляя дыхание девушки вновь стать неровным.— Это вообще не может быть реально… — Шепчет она и, поддаваясь движениям его рук, ложится на спину на диван.— Так разве это важно? — Спрашивает он, наклоняясь над ней.?Действительно, важно ли?? — Проносится в голове у Анны и она, осмелев, расстегивает пуговицы на его рубашке.

От возбуждения и наркотического опьянения оба потеряли контроль над происходящим. Драйден Вос раздевал свою пленницу, снимая с нее свой пиджак, застиранную черную майку, джинсы и обнажая ее миниатюрное тело. Он сам был уже без рубашки, и Анна, довольно улыбаясь, расстегнула замок его брюк, облизывая сухие губы в ожидании поцелуя.

Их губы снова слились в порыве страсти и, избавив девушку от белья, он медленно вошел в нее, и Анна не сдержала стон. Будто нарочно издеваясь, он не спешил двигаться чаще, заставляя возбужденную заложницу светящегося порошка слегка двинуться навстречу, сильнее насаживаясь на его твердый член.

Вос ускорил темп и Анна, не скрывая наслаждения, стонала во весь голос, не успевая набрать воздуха, чтобы сделать полноценный вдох. Он провел языком по ее выгнувшейся шее, по обнаженной груди, не прерывая ритмичных движений, потом провел пальцами по ее горячей щеке и сжал в кулаке прядь темных волос.

Драйден чувствовал себя хозяином ситуации, с удовольствием слушая, как девушка под ним судорожно дышит, срываясь со стона на хриплый крик. Он положил руки на ее бедра, двигаясь в такт с ее частными вдохами. Теряясь в собственных ощущениях, Анна кричала под ним, и ей уже не важно было: сон это, бред или реальность.

К черту Вселенную, к черту мир, к черту все…

Вос с каждой минутой все больше ускорял темп, ощущая податливое тело своей юной избранницы. Он кончил, сам от себя не ожидая, не в силах больше сдерживать себя и опустился рядом с Анной, касаясь пальцами руки ее горячих влажных губ.— Примерно это Вас и погубит… — Тихо проговорила Анна, взяв его за руку и закрыв глаза.— Это в последний раз. — Ответил он.И снова во мраке двое. И каждый — в собственном сне о чем-то своем, но одинаково приятном и близком, о чем не говорят словами, чтобы не разрушить хрупкую прелесть видения, сладостного тумана.