I: Почти совершенство. (1/1)

Ослабленную, исхудавшую, но продолжающую сопротивляться – её под руки приводят к своей смерти. Женщина, еврей, унтерменш – всё, что следует о ней знать. Ни имени, ни прошлого, только то, что она носит в себе две жизни – тех, кого она ненавидит, тех, из-за которых пока жива. Но ей хотелось только одного – поскорее оказаться в могиле.Её встречает мужчина в медицинской маске и грязно-кровавом фартуке; рядом с ним – белокурая девочка, стреляющая ярко-голубыми глазами будущую жертву. Женщину готовят к операции: кидают как мешок на стол, заключают в кандалы - преждевременные роды. Женщина кричит, по её лицу градом катятся слёзы, она смотрит на своего мучителя и умоляет-шепчет, чтобы он её пощадил. Доктор Менгеле злобно ухмыляется сквозь маску; в его руках нож кровавыми каплями блестит ярко – воспоминание, оставшееся от предыдущей жертвы. Девчонка рядом с ним широко улыбается: папа заставит эту мразь кричать, папа никогда плохого не сделает.Он делает надрез – женский поросячий визг закладывает уши.По-другому узники концлагеря не умеют его благодарить. Ещё, ещё, ещё… Он не просто проводит операцию – уродует и без того отвратительное тело. Он наслаждается её криками, наслаждается кровью на своих руках, её завываниями, слезами... Эта ситуация возбуждает его, но доктор старается держать себя под контролем – тут его дочь, он не хочет упасть в грязь лицом. Маленькая Батори очень гордится своим отцом.Перерезав пуповину, доктор чиркает ножом по шее женщины; вздох, и наступает долгожданная тишина. Но в его руках осталось её наследие – уродство дало жизнь прекрасному. Мальчики, близнецы… Почти совершенство. Есть лишь один изъян – у одного из них атрофирована рука. Ошибка. Непростительная. Засевшая в душе треклятой занозой глубоко-глубоко; Менгеле просчитался; еврейка оказалась неподходящей, а на новый эксперимент нет ни времени, ни ресурсов. Он приказывает убрать тело из лаборатории, и солдаты молча выполняют приказ, волоча за собой мать маленьких почти идеалов. Доктор даёт здорового малыша своей дочери.- Ты же хочешь поиграть в куклы, милая?Глаза Батори сверкают жестокостью. Она, прижав плачущего, здорового младенца к себе, берёт со стола отцовский нож. - Конечно, папочка!В ту ночь весь комплекс слышал эхо детского плача. В ту ночь художник создал два одинаковых полотна: первые чистокровные арийцы, рожденные экспериментальным путём, имеющие лишь пару недостатков: один уже родился без руки, а второй – её лишён, чтобы быть похожим на свою копию. А в знак своей непокорности перед своим создателем – ещё и глаза. Батори – умница дочка. Вся в своего отца.Мальчики станут спасителями их будущей империи.Или же теми, кто приведёт её к краху.