Шаг 4. Горький вкус победы (1/1)

Весь персонал базы, от техников и уборщиков до пилотов и маршала, набился в столовую. Учитывая, что она не рассчитана на то, чтобы туда вмещались все одновременно — действительно набился. Переставили столы, приволокли откуда-то дополнительные стулья и не только стулья — какие-то табуретки, лавки, даже ящики, — чтобы все, кто хочет, могли сесть.Не так уж многие хотят — за столами народу хватает, но не меньше ходит с места на место, от одного ?центра активности? к другому. Первая ?точка концентрации?, вокруг которой клубится народ — выпущенные наконец из лазарета Кайдановские. Вторая — группа техников, где, наверное, находится их старший, но для Германа весь местный персонал на одно лицо, он может различить, кто есть кто, разве что по нашивкам на комбинезонах. Третья точка — Тендо Чои, к нему в первую очередь тянется персонал диспетчерского узла, но подходят и другие, кто-то на пару слов, кто-то застревает надолго… Где-то ещё есть Геркулес Хэнсен, вокруг него наверняка тоже толпа, но его Герман углядеть пока не может. Как и доктора Гейзлера, что сейчас не вызывает никаких сожалений.Герман недолюбливает подобные мероприятия, но не прийти было бы неуважением к маршалу. Ко всем, кто выжил, и всем, кто погиб. Потому он пришёл, хотя не собирается задерживаться надолго, и ему совершенно не нужен Ньютон, который наверняка попытается его задержать. Лучше посидеть здесь, в уголке, спокойно, а потом так же спокойно уйти.Совсем спокойно не получается: его находят пилоты Джипси Дэнжер. Бывшие пилоты Джипси Дэнжер, следовало бы сказать, потому что их ?егеря? больше нет, но назвать кого-то из пилотов ?бывшими? язык не поворачивается. Черно Альфа вот тоже уже не в строю, но попробуй кто сказать Кайдановским, что они ?бывшие?…Райли благодарит его; Герман сперва не понимает, за что, потому что в гуле разговоров вокруг части фраз теряются, но ему удаётся экстраполировать из услышанного — за предупреждение, что без ДНК кайдзю невозможно пройти Разлом. Мако застенчиво улыбается, не отпуская локоть напарника, и повторяет за ним слова благодарности. Герман в ответ поздравляет их с выздоровлением — они, кажется, вышли из лазарета всего на день раньше Кайдановских, — а потом рекомендует найти доктора Гейзлера, потому что если кто и заслужил благодарность за добытую информацию, то это он.Свою ошибку Герман осознаёт, когда меньше чем через десять минут Ньютон плюхается на свободный стул рядом с ним. Приветственно взмахивает стаканом, чудом не расплескав его содержимое себе или коллеге на колени:— Хэй! И что ты тут сидишь?— Стоять или тем более бегать по залу я нахожу неоправданно утомительным, — пожимает плечами Герман. Неделя активной ходьбы по немаленькому зданию с неработающими лифтами — его нога, кажется, до сих пор напоминает об этом. Он надеется, что Ньютон, как биолог, способен осознать такую простую взаимосвязь.— И тебе не скучно?— Нет. Недавно я беседовал с мистером Беккетом и мисс Мори.— Ага, я в курсе, они мне сказали, — ответ подтверждает подозрения Германа, кому он обязан шумным обществом биолога. — Пить что-нибудь будешь?— Нет, спасибо, — сказать-то он это успевает, но Ньютон всё равно вскакивает с места и исчезает на пару минут. Возвращается с двумя стаканами, садится, снова только чудом ничего не расплескав, и спрашивает:— Апельсиновый сок или квас?По крайней мере, не алкоголь, думает Герман (а ещё — удивительное разнообразие для базы, снабженцы превзошли себя) и собирается отказаться: без сомнений, биолог легко выпьет оба напитка. Но после короткого размышления всё-таки кивает:— Сок. Благодарю.?Квас? — это что-то, что ему пробовать не доводилось, и не факт, что напиток окажется хотя бы терпимым на вкус. Название-то знакомое, и, кажется, это от…— Кайдановские откуда-то добыли, — сообщает Ньютон, покачивая стаканчиком и рассматривая похожую на пиво жидкость разве что с тенью сомнения. — Саша очень хотела, а русские могут достать что угодно.— И кого угодно, — хмыкает Герман: вспомнилась напористость ?мадам Кайдановской?.— Это у тебя что, чувство юмора прорезалось?На его взгляд, ответа такой вопрос не требует, так что он ничего не говорит. Пробует апельсиновый сок, который оказывается вовсе не соком, а чем-то разведённым, но относительно пристойным на вкус, так что можно пить, не морщась.Ньютон проделывает то же со своим квасом, и это занимает его на полминуты, после чего он начинает болтать. О планах на будущее. Что ж, его можно понять — внезапно у всех у них появилось будущее, не связанное с одной только войной, — но Герман слушает не слишком внимательно. — …Мари меня не простит, если я пропущу её свадьбу. Кто бы мог подумать, что так получится — я ей раз пять отвечал, что никак не могу, потому что кайдзю. А тут двойная атака, взрыв, бамс — Разлом схлопывается, и у меня внезапно появляется свободное время.На взгляд Германа, Гейзлер несёт исключительную чушь — не по содержанию (основную идею он, вроде как, уловил — тот собирается домой, в Германию, потому что его кузина выходит замуж), а по форме. Но это — как обычно, и пока терпимо; тишины здесь всё равно не будет, а уходить ещё рано.Через несколько минут от него требуется более активное, чем задумчивые кивки, участие в разговоре, потому что Ньютон спрашивает:— А ты как? Куда двинешься, сразу в Ванкувер?О том, оставаться ли дальше в (полу)мёртвом проекте, они друг друга не спрашивают — это подразумевается. ?Что помешает тем, кто открыл Разлом однажды…?. ?Что? не помешает. Но кто-то должен попытаться сделать хоть что-нибудь. И ?кем-то? не должен быть один маршал Хэнсен.— Меня пригласили прочесть короткий курс лекций в университете в Фениксе.?Сразу в Ванкувер? вообще вряд ли возможно. Там сейчас ещё не база, а стройка.— Поедешь?— Не хотелось бы упускать такую возможность. Это крупный научный центр, как вам, наверное, известно.— И от меня отдохнуть, ага? — Ньютон салютует ему почти пустым стаканом.— Признаюсь, доктор Гейзлер, перспектива не лишена определённой привлекательности. — Зануда.Герман не стремится обсуждать все причины, которые подталкивают его поехать в Америку — это, в конце концов, его личное дело, — так что только кивает: да, зануда, и что ты будешь с этим делать?Ньютон, может, и собирался что-то делать, но тут его окликают из толпы, и он оставляет стаканчик на ящике, заменяющем стол, говорит: ?Ну, пойду я, раз ты такой нудный!? — и уносится в толпу.Герман допивает свой сок и остаётся на месте; через некоторое время мимо кометой проносится Саша Кайдановская, зацепляя его хвостом сногсшибательной энергичности. Она почему-то рада его видеть, зачем-то хлопает по плечу, говорит резко и отрывисто, тоже интересуется планами, но ровно на две фразы, а потом выплёскивает ему в стакан чуть мутноватой жидкости из непонятно откуда возникшей бутылки, говорит: ?Ну, выпей за наше здоровье?, чмокает его в щёку и быстрым шагом уходит вслед за мужем.Высказать ей, что он думает о такой неуместной фамильярности, Герман никак не успевает. Может, оно и к лучшему: не подействует ведь. Миссис Кайдановская отлично умеет делать вид, что некоторых английских слов в её словаре нет.Он достаёт платок и обтирает щёку, потому что почти не сомневается: там остался след ярко-алой помады, которую русская так любит. И хоть один вопрос по этому поводу от того же Ньютона сразу и неизбежно переполнит чашу его терпения, так что лучше поскорее избавиться от ?компрометирующей детали?.А потом он просто сидит, держа в руке стакан с чем-то, что резко пахнет спиртом — пить нет никакого желания. Он подождёт только, пока маршал Хэнсен скажет речь — и уйдёт.***Геркулес оттягивает момент, когда нужно будет выступить перед собравшимися. Он почти маршал, он должен обратиться ко всем с речью, желательно воодушевляющей… Они ведь празднуют победу. Они заслужили гораздо больше, чем несколько слов, а он даже слова им не может дать.Как говорить о победе, когда совсем не чувствуешь себя победителем?В столовой толпятся люди, которые делали своё дело несмотря ни на что; не только герои-пилоты, лица которых уже примелькались на всех каналах телевиденья, но диспетчеры, техники, медики — персонал, без которого база бы не выжила, а ?егеря? не могли выйти на бой. Они не получат медалей, журналисты не будут брать у них интервью (впрочем, тут скорее стоит позавидовать: Геркулес уже устал от внимания прессы, которая хочет услышать только одно — что война окончена, — и глуха к предупреждениям); а ещё многие из них лишились работы, и не факт, что смогут найти её в разорённом Гонконге. Но они — все они — одержали победу, которая несколько недель назад казалась почти невозможной. Он должен сказать им об этом. Прежде чем они уйдут туда, где будут пытаться строить мирную жизнь. (Кроме нескольких параноиков, которые не могут отпустить войну — он машинально находит взглядом в толпе белобрысые макушки пилотов Черно Альфы, а остальных так просто не высмотришь.)Он не знает, что и как говорить. У него рука на перевязи, но это кажется мелочью — зато хороший повод, чтобы отказываться от выпивки, которую ему то и дело предлагают. Мол, доктор не велел: алкоголь не сочетается с принимаемыми лекарствами. Кто-то понимающе кивает, кто-то недоумённо качает головой; Саша Кайдановская предлагает махнуть на всё рукой, говорит, что ради праздника-то можно, а в глазах у неё мелькают искры обречённости: она тоже чувствует, что они выиграли не все бои, что должны были. Но по крайней мере они победили кайдзю, потому она впихивает Геркулесу в ладонь стакан виски и с хмельным азартом предлагает ?на брудершафт?. Герк не знает, куда от неё деваться, потому что не хочет обижать, но и пить не хочет тоже. Сашу отвлекает непонятно откуда появившийся Тендо — то ли что-то спросить, то ли что-то сказать, но ей становится не до маршала.Несколько минут покоя — насколько возможен покой в такой толпе, — и к нему проталкивается старший медик базы. Доктор Кэндис Уилкотт, с некоторым трудом вспоминает Геркулес: в эти дни у них обоих слишком много дел, чтобы нашлось время толком познакомиться.— В чём дело? — спрашивает он, когда она оказывается рядом. — Что-то случилось?Что могло случиться сейчас такого, чтобы понадобился именно он? Для административных вопросов не время, да и не осталось уже здесь этих вопросов — Шаттердом мёртв. — Ваш сын… Он начал реагировать на звуки и яркий свет. Точный прогноз пока не ясен, но это несомненный прогресс. Он выходит из комы, маршал.?Да какой я вам маршал?, — уже в сотый, наверное, раз хочется сказать Герку.— Спасибо, Кэндис.Может быть, он всё-таки сможет сказать эту проклятую речь.