Часть 2 (1/1)

?Возвращайся домой?— слышишь, ветер в ущельях звенит,Возвращайся домой, здесь земля от беды сохранит,Возвращайся домой, небо душу омоет дождем,Возвращайся домой?— мы давно тебя ждем? ?Тэм Гринхилл?— Возвращайся домой Прошло две седмицы, за которые я успела ощутить себя и матерью, и женой, но самое главное?— любимой. Верес самоотверженно учился пеленать Ройма и развлекал его, создавая разноцветных стрекоз и бабочек. Копался в огороде, помогал мне перетирать травы для снадобий и мазей, подкараулил Михея возле таверны, куда я пришла отдать лекарство, хитро сощурился и обнял меня за талию. ?—?А известно ли вам, любезнейший,?— начал он, обращаясь к побледневшему Михею,?— что серебряные звезды могут носить как оружие только боевые маги? Но вы, как я вижу, таковым не являетесь. ?—?Дык, я, это, милсдарь, нашел ее, окаянную, в лесу! ?—?А ?Зимнее озеро?, запрещенное Ковеном Магов, тоже в лесу растет, под елкой? Михей совсем скис, узнав в Вересе чародея и опасливо косясь на меня. ?—?Та я Шеленке забор подновить хотел, а там-то кобылка ваша стояла, сумку дорожную с седла обронивши,?— промямлил бедолага и пошел красными пятнами. ?—?Вот оно что! Как интересно! А арбалет мой тоже ?обронивши?? —?сочувственно уточнил Верес, делая едва заметный пасс в сторону кузнеца. Оглобля, которую несчастный робко прижимал к себе, дернулась, как живая, и завязалась тугим узлом вокруг его поясницы. ?—?Милсдарь колдун, помилуйте! Не губите! —?отчаянно провыл Михей, пытаясь выпутаться из деревянных объятий. ?—?Вот что, кузнец, сворачивай-ка оглобли и иди отсюда,?— радушно посоветовала я. Михей меленько закивал и потянулся облобызать мне ручку, но наткнулся на ледяной взгляд колдуна, подобрал упавшие деревяшки и засеменил прочь. Верес долго и задумчиво смотрел ему вслед. ?—?Вот так угораздит несчастных посвататься к нежити, а ты ищи их потом, спасай. Я толкнула его под ребра и засмеялась. ?—?И что бы я без твоей помощи делала, благодетель ты наш? Но крышу с криницей тебе чинить!***Через время Верес уехал в Стармин принимать экзамен по боевой магии у шестикурсников и заодно поговорить с Ксандром насчет своего сорванца, а я осталась скучать и ждать. Так странно было ощущать эти, казалось, давно сгоревшие чувства, так удивительно! Верес не требовал и не угрожал, он принял и меня, и сына, выждав даже положенные по традиции волков три седмицы. Волк-отец не входит в логово ровно двадцать один день, пока волчица не разрешит ему увидеть детей. А вскоре после отъезда колдуна я стала находить у порога узелки с творогом, яйцами, сметаной. Один раз внесла в дом лоскутное одеяло, зачарованное Вересом. Я вспомнила, как велела ему ступать на гхыр, когда он спросил, сколько мне надо на прожитье, вот колдун и поступил по-своему. После экзаменов он, верно, отправился на тракт, беря плату с крестьян продуктами, которые доставлялись прямиком к нашему порогу. Крышу же и криницу Верес починил сразу после того, как проучил кузнеца. Обещал еще перекрыть сарай, да вот не успел чуток. Я грустно вздохнула и склонилась над травами, упрямо отказываясь внимать доводам Ларрины. Время шло, отчаявшаяся до меня достучаться дриада ускользнула в Ясневый Град, попутно лишив нескольких градоправителей неких особо важных документов негосударственного значения и строго-настрого велев мне напоследок ?не дурить и поразмышлять над ее словами?. Я лишь устало улыбнулась, долго глядя ей вслед и стараясь лишний раз не думать. То есть, отмахивалась от советов как могла и чем могла. Ройм стремительно входил в силу, пока ничем, кроме летающих по хате плошек с водой, не выражавшуюся, но мне хотелось бы, чтобы рядом с ним в эти мгновения был тот, кто понимал в магии больше меня. Можно было бы, конечно, послушать Ларрину и отправить сына к дриадам, но мне казалось, что подобным поступком я предам и Вереса, и саму себя. Да и не могла я так просто взять и отпустить от себя волчонка, пусть даже там ему и будет безопаснее, чем в стоявшей у самой кромки леса хате. Меня так и не перестали мучить кошмары, я все так же вскакивала среди ночи и, как безумная, искала рукой люльку, прислушиваясь: дышит ли? Я носила Ройма повсюду, пристроила на работе корзинку у самого стола под благодушное подсмеивание знахаря, у которого у самого подрастала внучка. Он даже спросил однажды, кивнув на теребившего пучок вереска детеныша: —?Первый, что ли, раз так над ним трясешься? —?Нет, второй. —?Так, почему же… —?Потому и трясусь,?— не отрываясь от перетирания трав, ответствовала я.Знахарь тяжело вздохнул и до поры мне вопросов не задавал. —?А отец, что же, даже защиту не поставил? —?Не переживайте, мастер Хверий, отец собственноручно убедился, чтобы никакая жить и нежить не посмела подобраться к его сыну без его на то ведома,?— лучезарно улыбаясь, пояснил Верес и вошел в лавку, стремясь поскорее увести нас с Роймом домой.*** Конец вересклета принес с собой затяжные дожди и терпкий грибной запах влажной земли, серые рваные тучи и горький привкус пожухлой травы, еще недавно бывшей сочной зеленью, напустил с запада туманов, белых, как молоко, вспорол дрожащую вечернюю тишину надрывными криками журавлей, улетавших на юг. Вспоминалось… Верес, бывало, рассказывал, когда нам случалось вечерами сидеть под яблоней в еще по-летнему теплых сумерках, что на Шаккаре, откуда он был родом, верили, что журавли?— это души тех, кто отчаянно желает отыскать покой и все никак не может найти. Сезоны сменяют друг друга, наступают холода, птицы все так же стремятся в тепло, и их пронзительная песня тягуче отзывается в сердце. Я тогда, конечно, посмеивалась над его рассказами, но уже представляла картинки другой жизни, которая была мне неведома. На заросших вереском полях было тихо и пусто, словно враз все забыли, как здесь проливалась кровь, как скрежетали, сходясь в смертельной схватке, клинки, как делили на ?своих? и ?чужих? и как с горечью и пустотой осознавали бессмысленность такого дележа, когда все заканчивалось. Все всё понимали рано или поздно, но чаще поздно и с глухим раскаянием. И Верес шел вдоль кромки поля и всматривался в горизонт. Странной была Шаккара, странной, и такой по-особенному родной. У кромки поля стояли огромные каменные истуканы?— свидетели битв и поражений, единственные, кто видел слезы этого гордого и так непохожего ни на что края. Верес сорвал вересковую травинку и медленно растер в пальцах, позволив ветру разнести по полю фиолетовую пыльцу?— дань всем умершим, всем тем, кого забыли так же, как забыли его, мага-отступника в прошлом, который верил даже тогда, когда остальной мир давным-давно позабыл, что такое вера… Ветер пригибал вересковые волны, и они радостным полотном, вытканным самой судьбой, расстилались далеко-далеко за пределы поля, в закат, где жизнь была чуточку светлее, чем здесь. Вязью кругов по воде разбегались прожитые лета и зимы, когда он вел кобылу по тракту, без цели и смысла, когда ему едва хватало на краюху хлеба, и лишь амулеты в чересседельной сумке да вера в единственно правильный путь придавали ему сил… А может ему просто некуда было возвращаться. Некуда и не к кому… ?— А потом один ехидный оборотень так вовремя отыскал меня в одном размытом дождями овраге,?— с улыбкой сказал тогда Верес, а я промолчала. Да и что здесь скажешь? Я множество раз размышляла над тем, как сложилась бы моя жизнь, не дерзни я тогда спуститься в овраг, и выводы мне не понравились. ?— Но ты уедешь,?— чуть слышно произнесла я, придвигаясь ближе и опуская голову Вересу на плечо. —?Уеду, Шел, так надо. Слишком живучи еще призраки минувшей войны, чтобы оставить их без внимания. —?Конечно, чтобы тебя, чернокнижника, да оставила без внимания всякая нежить! —?огрызнулась я. —?Я вернусь, улажу всё в Стармине и приеду к вам, там мне все равно делать нечего, вот разве что Реста проведаю, в Школу заеду. ?— Проверишь как раз, уцелела ли там хоть одна башня после твоего ученичка. ?— Не рычи, Шелена,?— дернул меня за косу Верес. —?Так надо, но прежде я поставлю защиту, чтобы никто не посмел сюда сунуться с недобрыми намерениями. И он выполнил обещанное. Мерцали синеватыми огнями звезды, срывающиеся с кончиков его пальцев, ветер свивался вихрями, причудливыми брызгами выплеталась вода и тугими струями хлестал дождь сквозь дыру в крыше сарая. Верес извинялся, что так и не успел ее починить, но я лишь махнула рукой: —?Езжай, уж, что такое две седмицы? Холода еще нескоро, ты вернёшься… Ты же вернешься? —?Обязательно вернусь, Шел, клянусь,?— ответил Верес, задумчиво глядя мне в глаза, а после?— завел старую песню:?— А может все-таки поедете со мной в Стармин? ?— Да чего мелочиться? Снимай шкуру сразу, подаришь любимому Учителю,?— продемонстрировала клыки я. —?Шелена, перестань,?— он укоризненно посмотрел на меня. —?Ксандр мне как отец, и потом, именно он поспособствовал, чтобы меня восстановили в должности, вернули в Совет Ковена. ?— Из которого он сам тебя когда-то и изгнал,?— упрямо склонила голову я, не желая оставлять за ним последнее слово. Верес нахмурился, зная, что этому пустопорожнему разговору не будет конца, но я была непреклонна. Тогда он притянул меня к себе и крепко обнял. ?— Я вернусь к сроку?— мне есть, куда возвращаться. Но прошло две седмицы, за ними еще две, разгорелся багряным цветом листокрас, разожгли в лесу костры, затянули прощальную песнь журавли, а Верес так и не вернулся домой. Я упорно продолжала его ждать.