Лист двадцать первый (1/1)

07 августа 18… годаЗалив Маунтс, в виду побережья Корнуолла.Русская шхуна ?Дмитрий?. Туман.—?Потом его нашла гувернантка и такой учинила шум, вы себе не представляете! Детеныш Сатаны! Адское отродье! —?весело рассказывала мадемуазель. —?То-то визгу было! И конечно, его пришлось выпустить. Так жалко… До сих пор жалко. Я тогда еще мечтала?— вот бы он вырос и повсюду меня сопровождал?— ну носят же дамы с собою маленьких собачек? А он бы надо мною летел. На шелковой ленточке. Любопытно,?— продолжила она, призадумавшись:?— Адское отродье… Я вот до сих пор не пойму, кого же именно она в виду имела?— бедняжку мышонка? Или меня?Штурман молчал, словно размышляя о чем-то своем, и Полине показалось вдруг, что он ее совсем не слушает. Да и то сказать, что за дело взрослому серьезному вампиру до столетней давности детских проказ какой-то глупой девчонки. Они разговаривают уже битый час. Точнее, она разговаривает. Все болтает да болтает, причем такой вздор несет! А штурман по большей части молчит. Мадемуазель почувствовала себя неуютно. Излишняя откровенность никогда не идет на пользу. В лучшем случае будешь выглядеть просто восторженной дурочкой, а в худшем…Но про худший случай Полина додумать не успела, потому что молодой вампир улыбнулся, растеряв разом всю свою солидность, и все страхи барышни тут же улетучились, а штурман спросил:—?Летучую мышь в компаньоны? Маменька бы вам позволила?—?Да нет, конечно. Нипочем бы не позволила, это же не принято в свете. Но мне тогда было всего десять лет,?— Полина затараторила еще быстрее прежнего. Как хорошо, когда можно вот так вот запросто, без лишних церемоний поболтать обо всем, что взбредет в голову!—?Мне было десять лет, и я мало думала о светских приличиях,?— барышня пожала плечами,?— правда, светские приличия и потом меня не слишком занимали. Мышонка я, конечно, на поводке не водила, а вот гусеничку как-то раз взяла с собой на именины к московской кузине?— они как раз гостили у тетушки в Петергофе.—?Гусеничку? —?усмехнулся штурман. —?Она тоже была лапочка?—?Нет,?— ответила мадемуазель,?— дело не в этом. Хотя она была очень славная?— большая, такая, знаете ли, важная, цвета горячего шоколату, и с алыми крапинами. Пушистая! Жила у меня целую неделю. Я носила ей свежие липовые листочки. А потом она вдруг перестала есть, стала сонная и все сворачивалась колечком. Наверное, собиралась превратиться в куколку. А тут эти глупые именины, так не ко времени! Я не хотела оставлять Бусю одну в таком сложном положении, и пришлось взять ее с собой.—?И что же? –спросил штурман с искренним интересом.—?Я завернула ее в носовой платок и положила в карман передника. И надо же было такому случиться, что за столом я совершенно нечаянно не с той стороны взялась за ножик. Я даже почти не порезалась, честное слово, но тетенька начала причитать?— Полинька истечет кровью, доктора! Маменька подскочила ко мне?— надо перевязать! И не успела я опомниться?— хвать платок из моего кармана. А там?— Буся. И совершенно не сонная! А очень даже бодрая… и поползла прямо маменьке по рукаву. Маменька как закричит, руками как замашет… —?Полина сокрушенно покачала головой.—?И Буся?.. —?поторопил штурман.—?И Буся полетела пря-а-а-мо в тетеньку?— прямо-прямо тетеньке в декольте… Ну вот, и вы надо мною смеетесь, господин Воронцов!—?Простите, не хотел вас обидеть,?— штурман в одно мгновение сделался вновь так серьезен, что Полина слегка смутилась подобной перемене.—?Ну что вы, господин Воронцов, пустое, вовсе я и не обижена. Я же пошутила. Что уж тут, это и вправду было смешно. Особенно тетеньке! Буся была очень пушистая. А тетенька страсть как боялась щекотки!—?Да,?— покачал штурман головой,?— ваша матушка имела все основания не оставлять вас без присмотра. Неизвестно, кого вы спрячете в карман в следующий раз!—?Представьте себе! —?воскликнула Полина. —?Именно это она и говорит мне при каждом удобном случае.Кажется, и штурман не в обиде. Вот было бы досадно, только-только завязав беседу, сразу же и разругаться из-за какого-то пустяка. К тому же улыбка господину штурману очень даже к лицу. Жаль, что он так редко улыбается. Но все равно, ничего он и не бука, просто молчаливый и сдержанный, решила мадемуазель. Как моряку и полагается!—?Вы знаете,?— барышня украдкой обернулась и посмотрела влево, туда, где скрылся за пеленой тумана эмиссар,?— мне кажется, капитан не очень-то поверил, но я и вправду не помню почти ни слова из того, что мы писали. Странно, не правда ли?—?Да, странно,?— согласился Воронцов.Все-таки, подумала Полина, мог бы быть и не таким уж молчаливым да сдержанным. Каждое слово у него будто бы на вес золота. Она подождала немного, давая собеседнику возможность продолжать, но тот шансом не воспользовался.—?Ну вот,?— вздохнув про себя, продолжила мадемуазель,?— странно. Потому что переписала я эту несуразицу ровнехонько сто раз!Штурман снова промолчал, но видно было, что слушает он внимательно.—?Сто раз! И как же я рада, что мы, наконец, закончили. Терпеть не могу писать под диктовку?— всегда не любила, с самого детства,?— Полина выставила вперед ладошки и пошевелила всеми пальцами сразу:?— Мы писали, мы писали?— наши пальчики устали!—?Но… Зачем же вы тогда искали этого места? —?штурман наконец оторвался от созерцания невидимого моря и внимательно посмотрел на барышню. —?Ведь вам нет нужды заботиться о пропитании и жилье. Как, впрочем, и всем нам… Но вы заняли эту вакансию. Почему?Полина не ответила. Что тут скажешь? Что она опять и снова послушно выполнила то, что ей было велено? Страшно не хотелось признаваться в этом?— даже себе самой, а уж тем более?— штурману Воронцову. А тот молчал, только в этот раз?— вопросительно. И как это только ему удается?—?Понимаете, господин штурман,?— собравшись с духом, начала барышня,?— я очень стараюсь быть хорошей дочерью… Не огорчать маменьку, слушаться ее?— она же старше меня, мудрее и опытнее, и она мне желала и желает только добра. У меня не всегда получается, конечно. Но я стараюсь. И когда маменька узнала, что господину магистру нужна переписчица, она решила, что надобно попытаться получить это место и, как она сказала, воспользоваться ситуацией. Понимаете, господин штурман,?— барышня запнулась.Да что же это такое? Почему ей так неловко говорить с этим молодым вампиром о делах, в общем-то, сугубо практических?—?Понимаете, склеп наш семейный уже довольно стар и мало-помалу приходит в упадок. Потомков у нас не осталось, а родне живой до нас дела нет. Маменька, конечно, задержалась в пути, но ни она, ни тем более я не знаем толком, почему так случилось и как долго это может продолжаться. И что со мною будет, если в один прекрасный миг она вдруг возьмет да и отправится дальше?Барышня тяжело вздохнула.—?А что с вами может случиться? —?спросил Воронцов. —?Все, что могло, уже случилось, чего вы сейчас боитесь?—?Ну как же,?— ответила Полина. —?Вот разрушится наш склеп, и куда мне деваться? Я же одна пропаду.—?А вы и вправду пропадете? Или это маменька вам так сказала? —?штурман снова улыбался, а Полина заметно погрустнела.—?Маменька сказала. Хотя, знаете, сейчас мне кажется, что ничего со мною не случится?— особенно пока я тут, с вами. Ну то есть, со всеми с вами,?— заторопилась барышня объяснить, чтобы господин Воронцов не успел подумать чего лишнего,?— с капитаном и со всей командой. Почему-то я тут чувствую себя в полной безопасности! И готова плыть и плыть дальше, без остановки, и пусть бы пришлось переписать эту чепуху еще сто раз! Хотя нет,?— подумав секунду, обстоятельно сказала барышня,?— лучше все-таки больше не переписывать!Штурман покачал головой:—?Я не понимаю. Вы же… вампир. Обращенная. Вы располагаете такой свободой, которая и не снилась никому из живых?— но вам и в голову не приходит ею воспользоваться. Это удивительно.—?Да будет вам,?— смутилась барышня. —?Какая там свобода. Вот тут,?— она повернулась к борту?— вот тут, на море, тут действительно?— свобода. Ах, господин Воронцов, как же я вам завидую! Вы знаете такие удивительные вещи?— как идти по звездам, как читать карты, как выбрать лучшую дорогу… А я?— у меня лишь почерк разборчивый. А кому это нужно? Вот закончится сейчас наше плавание, и все. Вернусь я на Тихвинское кладбище, и будет мне маменька читать нотации до самого конца света. Я ведь не выполнила ее поручение. Только пообещайте, что никому не скажете,?— мадемуазель коротко оглянулась по сторонам?— не услышит ли кто-нибудь еще.—?Понимаете, господин штурман, маменька нашла мне это место?— уж не знаю, как и откуда она про него узнала?— у нее в мире духов какие-то знакомства. Но только ей пришлось приложить все свои умения, чтобы устроить мне эту вакансию. Поверите ли,?— барышня засмеялась,?— она две недели кряду являлась господину магистру?— каждую ночь, от заката до рассвета. Не давала ему проходу, летала за ним по пятам и даже довела его до голодного обморока. Ну, или он просто притворился, я не знаю. Но в конце концов понял, что с маменькой шутки плохи, и взял меня на должность.Тут штурман, снова присел бочком на борт?— видно, надоело стоять. Полина еще раз оглядела затянутые туманом окрестности, а потом взяла да подпрыгнула, на миг зависла в воздухе и так же, бочком присела на борт рядом со штурманом. Ну и пусть неприлично! Зато как забавно! Барышня склонилась над бортом. И воду видно, правда, совсем чуть-чуть. Темная вода, непроглядная. Какие там, должно быть, водятся рыбы и звери…—?Зачем все это, мадемуазель Полина? Чего ради ваша маменька так надрывалась?—?Ну… только вы никому не говорите, хорошо? Маменька боится, что если наш склеп совсем обветшает, мне придется скитаться по заброшенным могилам. А это не дело для порядочной девицы, даже если эта девица?— вампир. Вот она и решила, что можно поискать мне… как бы это сказать? Спутника! Вот!—?То есть… А, понятно… —?кажется, штурман слегла заволновался? По крайней мере с бортика он соскочил и отступил в сторону, наткнувшись спиной на провисший леер. —?И как? Вы уже… присмотрели кого-нибудь?—?Ну что вы, господин Воронцов,?— барышня всплеснула руками, чуть не потеряв равновесие, но удержалась и осталась сидеть, только для надежности ухватилась рукой за свисающий с рея трос. —?Разве можно такие серьезные вещи пускать на самотек? Маменька полагала, что я должна за время пути зарекомендовать себя лучшей переписчицей с тем, чтобы господин магистр оставил меня на этой должности постоянно. Он же ждет приглашения от Его Сиятельства, чтобы уехать в Трансильванию на постоянное место смерти. И ему наверняка понадобится секретарь. Вы не представляете, чего стоило маменьке отпустить меня в это путешествие?— одну. Но цель оправдывала средства.Мадемуазель грустно склонила голову и принялась расправлять складки светлого платья:—?А я… Боюсь, я совсем не с той стороны себя зарекомендовала… Без почтения к титулам, он сказал. Да еще и Кроля…Повисло довольно долгое молчание, а потом штурман с участием коснулся холодной девичьей руки:—?Знаете что, Полина? Я, конечно, не смею давать вам советов. Но мне кажется, вам надо вспомнить что вы?— свободны.—?Как это? —?барышня подняла недоумевающий взгляд.—?Да так. Вспомнить и никогда не забывать. Попробуйте, думаю, у вас получится. Просто?— помнить.Пока Полина собиралась с мыслями, чтобы ответить на такое неожиданное заявление, из мглы по левому борту донесся какой-то неясный шум, невнятный говор и легкий стук, а потом туман вдруг двинулся, колыхнулся, слегка поредел, повис широкими прядями, в нем появились редкие просветы, и в одном из просветов мелькнули вроде бы как невесомые серые крылья.—?Смотрите, господин Воронцов, что это? Неужели птица? —?воскликнула Полина и спрыгнула на палубу.—?Простите, я не заметил,?— штурман смотрел в другую сторону?— у противоположного борта о чем-то оживленно спорили капитан и доктор.***В трюме было тихо и спокойно. Погоды не располагали к раннему пробуждению. К тому же на вахту ему не нужно?— никуда они, судя по всему, пока не идут и тихо-мирно стоят себе на якоре. Предстояла ленивая ночь?— можно встать чуть позже, поваляться чуть подольше, наслаждаясь тишиной досуга, прислушиваясь к мерному шелесту волны за бортом. Теодор любил этот негромкий разговор мертвой зыби с кораблем, любил с тех самых дней, когда впервые оказался в открытом море.Сколько ему тогда было? Тринадцать или четырнадцать? Ну да, тринадцать?— он же сбежал из дому на следующий день после конфирмации. Вообще-то, сбежал бы и в тот же самый день, не дожидаясь ночи, но к праздничному обеду был специально испечен сладкий пирог, грех не подзаправиться перед дальней дорогой. Правда, кроме пирога к обеду был еще и пастор… Но начинка из сливового повидла матушки Лендер стоила того, чтобы немного потерпеть пастора. Напоследок.Рулевой усмехнулся. Вообще-то, все получилось почти случайно. Просто так совпало. Ох, и шуму, наверное, было в деревне! Такое не то, что не каждый день?— не каждый год случается. Удачно тогда вышло?— мать с отцом замешкались в церковном дворе, принимая поздравления, а он побежал вперед, крепко зажав в руках только что полученный в подарок новенький молитвенник, вылетел на высокий берег реки и замер, не веря своим глазам?— по зеленоватым волнам Рейна шли плоты…Лендер прикрыл глаза, вспоминая, как бешено забилось его сердце при виде длинной-предлинной вереницы накрепко связанных между собой бревен, а на них?— крепкие парни в высоких кожаных сапогах. Вот один плотогон, стоящий на переднем плоту поднял вверх руку, давая знак остальным, и два последних плота отделились от длинной вереницы и начали сворачивать к берегу под громкую перекличку плотогонов - он и сейчас, словно наяву, слышал их голоса...Что-то уж больно они разорались?— для воспоминания-то? Да и вообще, вставать пора. Не хватало еще проспать всю ночь напролет?— больше всего в непростой вампирской не-жизни мучился Теодор Лендер от необходимости проводить больше трети суток строго в неподвижности. Это ж сколько времени зря пропадает! Хотя, если подумать, и времени этого в запасе теперь куда как больше. Нет, все же есть положительные стороны и в том, чтобы быть вампиром. Особенно, если тебе теперь навеки?— двадцать шесть и ты при этом пригож и статен. А крики меж тем не утихали. И кричали уж точно не призрачные плотогоны?— разговор шел сверху, с палубы. Наверное, пора пойти да узнать, что там такое? Или поваляться еще? Мысли текли лениво, не торопясь, цепляясь одна за другую… Но тут в их неспешный ход вмешалось Провидение, решив все за рулевого. Посреди тишины и мрака рявкнуло оно голосом капитана:—?Все наверх! Живо!Лендер подскочил, сшиб макушкой крышку, перемахнул через невысокий бортик и стремглав помчался на зов (вот, кстати, вам и еще одно преимущество?— вампир спит, не разуваясь).***—?Мари! —?звал эмиссар тихим от сдерживаемой ярости голосом. —?Мари! Где вас черти носят?Ответом была тишина, только высоко вверху, на марсовой площадке, раздавалось какое-то шуршание, какое-то неясное поскребывание, какие-то шорохи неизвестной природы.—?Мари! —?уже в полный голос повторил Станислав, сжимая кулак. И снова?— ничего.А потом доктор ощутил щекой мимолетное и легкое прикосновение?— над шхуной пролетел, оставляя прорехи в туманном занавесе, короткий, тихий и легкий порыв ветра. Пока еще тихий.—?Сташек, пожалуйста, держи себя в руках,?— торопливо заговорил доктор. Если Стах разозлится всерьез, теплым летним ветерком дело не обойдется. —?Буря, ветер, ураганы?— ничего этого нам сейчас не нужно. Совершенно не нужно!—?Да подожди ты,?— досадливо отмахнулся эмиссар. —?Это выходит за всякие рамки. Мари! —?позвал он в третий раз, уже понимая, что ответа не получит. —?Да что же это такое делается? Венька? Это что же такое?— бунт на борту? Вот так это бывает? Это и называется?— ?Я выполню все ваши распоряжения, мессир, не извольте ни о чем беспокоиться?? Ну ладно….Эмиссар сорвался с места и в три стремительных шага достиг кормового люка.—?Сташек, погоди! Только не пори горячку, очень прошу! —?крикнул вслед ему доктор. —?Вот же черт длинноногий… Подожди, кому говорю!Но Стах не стал дожидаться?— когда доктор добрался до трапа, хотя это и заняло всего пару-другую секунд, эмиссар на средней палубе уже распахнул во всю невеликую ширь двойные двери кают-компании, да так и остался стоять столбом в золотистом свете дверного проема, так что горохом скатившийся по крутым ступенькам Вениамин едва не ткнулся носом в широкую капитанскую спину.—?Что тут? —?Вениамин решительно отпихнул эмиссара с дороги и тоже замер.В кают-компании, как и всегда, ярко и дружно пылали в ветвистом шандале вечным огнем несгораемые свечи, освещая широкий стол, на котором среди вороха географических карт и листов бумаги с математическими расчетами, нескольких томов лоции и всевозможных атласов стоял на деревянной подставке магический хрустальный шар. И был он сейчас темен и глух, как самый дальний угол церковного подземелья. Ни единого изумрудного сполоха, ни вздоха, ни шелеста. Как-то сразу стало ясно, что шар пуст.—?Черт побери,?— ошеломленно пробормотал доктор. —?Сташек, как же так?Стах молчал. Молча зашел он в каюту, молча склонился над столом. Потом вдруг обхватил шар обеими руками (?Осторожнее, Стах, ты совсем рехнулся??) и с усилием вытащил его из гнезда.—?Ну-ка, доктор, смотри, это, кажется, по твоей части. Да поскорей давай?— тяжелый, собака…Доктор склонился над хрустальной чернотой, вгляделся?— словно в омут заглянул. В глубине, слегка мерцая, пылали изумрудом крохотные звездочки. Они то вспыхивали, то вновь затухали, но мало-помалу доктор смог разобрать часть надписи, сделанной на латыни: ?Аbiit in Astr…?. Дальше видно не было?— остаток надписи закрывала эмиссарова рука.—?Ну, что там? —?нетерпеливо спросил Станислав.—?Поверни его немного,?— попросил Вениамин,?— ты пальцем загораживаешь. Ага, вот вижу. ?Abiit in Astral?. Это латынь! Интересно!—?Это я и сам понял,?— проворчал Станислав,?— ты посмотри снизу, там еще есть что-нибудь? И давай побыстрее, я долго его не удержу,?— он приподнял шар повыше. —?Он выскальзывает!На обратной стороне шара и вправду обнаружился хвостик надписи. Доктор, шевеля губами, дочитал его про себя и в полном изумлении покачал головой. Ну и ну!—?Ну? Все? Я сейчас уроню его к чертовой матери!—?Ох, прости, пожалуйста! —?спохватился Вениамин. —?Все-все, клади его на место, только аккуратнее, вот сюда.С видимым облегчением эмиссар опустил шар на подставку. Кто бы мог подумать, что этот невеликий с виду кусок стекла весит как хорошее пушечное ядро? Да еще и скользкий, как будто гусиным жиром смазанный. Не перепутать бы, где тут верх, а где низ… А, один черт, как получилось, так пусть и лежит!—?И что? Латынь там или греческий, не важно. Хоть арамейский. Что написано-то?—??Ушла в астрал. Скоро буду?,?— ответил доктор. —?Ну вот видишь, все в порядке. А ты волновался!—?Что? —?Станислав, не веря своим ушам, уставился на доктора. —?В порядке? Веня, ты, часом, святой водички не хлебнул? Что?— в порядке? Где оно?— в порядке? Когда тут?— полный бардак! Кто-то лезет к нам на борт, пока мы спим, а наш дух-хранитель не только не поднимает тревогу, но и, оказывается, вообще усвистел в звездные дали. На вверенном мне судне?— полный и безусловный бардак!—?Сташек, ну что ты, честное слово, как маленький,?— с досадой ответил Вениамин. —?Самое главное ты упускаешь?— Мари не бросила нас на произвол судьбы, а отлучилась на время. И, я уверен, тому был весомый повод. Вот вернется она…—?Пусть только вернется, я… Я не знаю, что я с ней сделаю! —?Станислав развернулся так резко, что лежащие на столе бумаги взметнуло, словно ветром. —?Идем, Веня. Нужно обыскать судно. Если здесь есть чужой, ему не уйти.Выйдя из кают-компании, Станислав встал посреди темного коридора, упершись в бока руками, подумал секунду, а потом рявкнул во все горло:—?Все наверх! Живо! —?и с убранных парусов разом осыпалась выступившая к ночи роса.