Из обрывков. Быт и небыт (1/1)

Русская шхуна ?Дмитрий?29 июля 18… года, час пополудниВ виду острова Иль-де-СенШхуна шла спокойно и неторопливо. Дневной ход ее почти в два раза уступал в скорости ночному, задаваемому рулевым. Под присмотром же одной Мари судно замедлялось, как будто отдыхая от бешеной гонки по вспененным острым носом волнам, но неуклонно следовало назначенному курсу. За шхуной тянулись, привязанные веревочкой, создавая каждый свой личный бурунчик, два светлых предмета, понять назначение которых в их данном состоянии не представлялось возможным. Наверное, у этих веревочек тоже были какие-то специальные названия, неизвестные всяким сухопутным крысам, и их даже можно было бы легко припомнить, но сейчас было не до этого. Голый охотник стоял возле борта, обхватив себя руками за плечи, хотя холодно не было – солнце светило вовсю, а босым ногам было почти горячо на нагретых к полудню досках. Охотнику предстояло совершить важное дело, требующее изрядной доли мужества и самоотречения. Он переступил с ноги на ногу. Как там дальше будет – неизвестно, поэтому нужно ловить момент. И хватит уже оттягивать то, что неизбежно!Охотник собрался с духом, зажмурился и опрокинул на себя ведро морской воды. Его обожгло мгновенным холодом, так что он не сумел удержаться от короткого вскрика. Отфыркиваясь, он крепко, до красноты растерся куском полотна и подхватил второе ведро, стоявшее рядом. Брррр! Новая порция воды уже не показалась такой холодной, но покрасневшую кожу слегка засаднило от морской соли. Ничего, нестрашно, пусть щиплет. Все равно – хорошо!Нет, конечно, лучше было бы набрать воду с утра, оставить ее в ведрах на палубе до вечера, чтобы она прогрелась как следует, и помыться на закате теплой, почти горячей. А всего лучше было бы помыться водою пресной. Еще одно желание из списка несбыточных – много их скопилось за этот короткий, невероятный и яркий, несмотря на ночные бодрствования и сырую мглу трюма, месяц. Охотник и представить себе не мог, что когда-нибудь у него будет время для желаний – кроме самого насущного и необходимого, кроме сна, еды и тепла в зимнюю стужу – например, хотелось смотреть в завораживающую темноту ночного моря, вдыхая соленый ветер, просто так, ни для чего, только потому, что это нравится. Или, посмеиваясь, слушать треп рулевого, в красках описывающего свои невероятные похождения. И, как ни странно было в этом признаться, даже немного нравилось водить за нос сурового и сосредоточенного эмиссара – было в этом что-то притягательное. Словно затеял опасную игру – вот это напряженное ожидание ?Поймает? – Не поймал!?, от которого замирает сердце, оно поддразнивало, будоражило проснувшиеся чувства и пробуждало разум, постепенно выходящий из долгой спячки, в которой, как предполагалось, предписано было ему пребывать до конца.Он отер лицо, откинул назад мокрые волосы. Расчесаться после морской воды – тоже дело не из легких, хорошо, гребешок достался прочный. Все же он, наверное, везучий. Судно все еще находится в теплых широтах, где даже ночью не бывает действительно, по-настоящему холодно. Иди они через Балтийское море, охотник не продержался бы и одной ночи. Просто бы замерз, про мытье и говорить не приходится, до него бы и дело не дошло - пар изо рта выдал бы живого в первые же сутки. Скорее всего. Хотя кто его знает. Пока защита действовала безотказно, может быть, и дыхание скрыла бы от зорких вампирьих глаз. Но мерз бы он тогда немилосердно. А еще он окончательно убедился, что совершенно не подвержен морской болезни. Не берет его качка, ни килевая, ни бортовая – опять повезло, как везет далеко не каждому. Он чувствовал легкий голод. Запасы кроличьей морковки уже подходили к концу. Галеты, слава богу, еще не слишком опротивели, да и сахару оставалось изрядно. После того, как кто-то уволок припрятанный узелок с отколотыми от сахарной головы кусками рафинада, охотник пару дней обходился без заначки, но это оказалось трудно. Знать, что рядом за дверью кладовки лежит сладкое, и не иметь возможности до самого рассвета сунуть в рот хотя бы маленький кусочек – это оказалось серьезным испытанием, которое он мог выдержать с большим трудом. Не шнырять же среди ночи то и дело на камбуз и шуровать там, рискуя быть застигнутым на месте преступления. И он снова спрятал пару сверточков в укромных местах на палубе. Тут, если кто и застукает, всегда можно отпереться. Вот, дескать, нашлось чье-то незаконное имущество. Контрабанда! Сахар на палубе, правда, отсыревал, а после той памятной ночи, когда капитан, сам того не желая, организовал им небольшой шторм, еще и отдавал соленым, но охотник все же не стал выбрасывать и эти подсоленные куски. Выбрасывать то, что можно съесть, казалось ему кощунством. Он вспомнил, как в первый день, едва дождавшись рассвета, шарил по судну в поисках хоть чего-нибудь съестного - есть хотелось неимоверно, до темноты в глазах – методично заглядывал во все двери и дверцы подряд, слабо представляя, где именно может находиться провиант, и надеясь, что таковой на судне все же имеется, и уже прикидывая зарезать и зажарить кролика – хотя и долго это. Вспомнил, как нашел, наконец, в кладовке при камбузе коробки с галетами, разодрал руками упаковку и тут же, на месте, стоя на коленях над растерзанным фанерным ящиком, давясь сухим пресным тестом, жадно проглотил одну за другой две штуки, лишь усилием воли заставив себя остановиться. И – мелькнула шальная мысль, что, может быть, еще не все потеряно, а потом вдруг на покрытые крошками пальцы невесть откуда шлепнулась теплая капля, за ней еще одна, и он понял, что плачет - впервые с тех пор, как себя помнил. Охотник повернулся к солнцу спиной. Надо бы просохнуть побыстрее. Он так и не решился искупаться прямо в море, прыгнув с борта и привязав к ноге крепкий канат. Слышал, что так делают, но сам не решился. И не то, чтобы он боялся, что веревка порвется, Мари бы этого не допустила. Но снова почувствовать путы на ногах, ощутить, как тебя тянет за собой превосходящая во много раз слепая сила, а ты полностью ей подчинен и ничего не можешь сделать сам – нет, это было выше его сил. Зато окатываться водой можно было сколько хочешь, море ведь до дна не вычерпать. Шхуна сменила курс, и теперь у него стало еще меньше шансов. Пресная вода на судне есть, и это хорошо. Запас не слишком велик, но и пить ее, кроме охотника и нескольких уцелевших кроликов, было некому. Но она уже слегка отдает гнильцой. Вчера он проверил бочку в водяном трюме и на всякий случай запихнул в нее еще одну горсть серебряной дроби – в добавок к уже лежавшей на дне вместе с небольшим серебряным крестиком. Должно помочь, хотя бы и ненадолго. Скоро все это кончится так или иначе, но очень бы не хотелось, чтобы от негодной воды у него скрутило живот прямо перед ясновельможным взором пана эмиссара. Но есть все же хочется… А, чем черт не шутит - попробовать наловить рыбы и сварить похлебку? Несколько морковок еще осталось, а сверху можно покрошить пару перышек Лендерова чеснока. Рулевой, конечно, потраву заметит, но возмущаться долго не станет и, скорее всего, спишет на крыс. Интересно, едят ли крысы чеснок? Славный парень этот рулевой. Хотя и вампир. Нечисть, чудовище и исчадие ада. Вот бы узнать, как его обратили, как он попал в такой крутой переплет. Скорее всего, вляпался из-за чьих-нибудь прекрасных глаз, иначе это был бы не Лендер. Плечи уже обсохли, волосы тоже начали подсыхать. Охотник, запрокинув голову, снова подставил солнцу лицо и замер, наслаждаясь ровным и сильным теплом, но вдруг почувствовал, что его пристально разглядывают, разглядывают в упор и совершенно не стесняясь. Не открывая глаз, он сокрушенно покачал головой:- Мари, ну мы же договорились!- Уж и посмотреть нельзя, подумаешь, - фыркнули в ответ. – Вам совершенно нечего стесняться – прекрасное телосложение! Пользуясь любимым языком нашего доброго доктора – habitus, я бы сказала, athleticus. Хотя, конечно, немного недокормленный.- А не кажется ли тебе, что это несколько чересчур? – охотник лениво приоткрыл один глаз. Где-то тут была заранее приготовлена позаимствованная из капитанской каюты льняная скатерть, а, вот она. Вполне заменяет полотенце. В воздухе вздохнули разочарованно:- Ах, друг мой, как жаль, что вы столь непреклонны. Лишаете бедную девушку одного из немногих доступных ей развлечений. И ничего тут предосудительного нету, поверьте, многие дамы отдали бы все, что угодно, ради подобного зрелища… Вот, бывало, в прежние времена люди понимали… Хотя что с вас, смертных, взять – никакого эстетического чувства!Охотник, не отвечая собеседнице, прошлепал босыми ногами к закрепленным на планшире веревочкам и, постепенно выбирая, втащил на борт два непонятных предмета, один из которых оказался светлой полотняной рубахой, а второй – полотняными же подштанниками. Вскоре оба предмета, промытые и отбеленные морской водой, затрепыхались на теплом ветру, развешенные для просушки. По уже сложившемуся обыкновению, охотник расположился возле грота. Солнце пригревало, и он сам не заметил, как заснул, привалившись спиною к мачте и поникнув головою на грудь. Они стоят в линейку по росту, глядя прямо перед собой. Девочек меньше, но отличить их от мальчишек можно только очень тщательно приглядевшись – дети еще не достигли того возраста, когда различия между полами становятся очевидны. Одинаково коротко стриженые, в свободных серых рубахах и серых широких штанах, босые. В помещении холодно и сыро, но дети, стоящие тут уже не первый час, кажется, этого не замечают.Неприметной внешности человечек, тоже одетый в серое, но, в отличие от детей, обутый в мягкие невысокие сапожки, поднимается с кресла, подходит к молчаливому серому строю. Проходит вдоль строя раз, другой. Останавливается в и упор смотрит на худое сосредоточенное лицо. Светлые детские глаза глядят отстраненно, зрачки расширены в меру. Все, как и полагается, но что-то цепляет. Что-то беспокоит, но вот что?.. Эта крыска не в первый раз вызывает сомнения. Но сформулировать причину беспокойства сложно. Серый человечек резко поднимает руку и быстро проводит у крыски перед глазами, почти касаясь бледного лица. Зрачки дрогнули, реагируя на движение… Но и только. Ребенок не отшатнулся, не отвернулся. Ну что ж, понаблюдаем за грызуном, время есть, торопиться некуда.В тишине помещения раздается тихий короткий вздох, шорох движения, и человечек резко поворачивается, смотрит в конец шеренги. Ах ты… жаль, вот этого действительно жаль… На него были определенные надежды. Он подходит к стоящему первым рослому темноволосому парнишке, оглядывает его. Да, отличный экземпляр. И сколько вложено сил. Но ничего не поделать. Правила есть правила. И пытались делать исключения, да каждый раз выходило боком. В их деле ошибки недопустимы. Доказано неоднократно и болезненно.Человечек возвращается к своему креслу. Часы на маленьком низеньком столике возле кресла истекают последними песчинками. Педантично дождавшись падения самой последней, человечек берет в руки деревянную колотушку и бьет в стоящий рядом небольшой гонг. Звонкий звук плывет по комнате, быстро умирая под низким сводчатым потолком. Два ребенка вздрагивают, словно проснувшись, один из них переступает с ноги на ногу. Остальные стоят так, словно ничего не произошло. Ну что ж, трое. Двадцать процентов. Средний показатель выбраковки.Человечек трижды щелкает пальцами и произносит негромко:- Non somnum.По шеренге проходит движение, дети зашевелились, заморгали, кто-то почесался, но с места не двигается ни один.Человечек подходит к утопленной в толстой стене двери, открывает ее и выглядывает в коридор.- Трое. Пошлите за отцом Эвтаназием.Охотник дернулся и проснулся, резко вскинул голову и с размаху приложился об мачту. - Твою мать… - зашипел он, схватившись за пострадавший затылок. Только шишки не хватало! Хотя, кажется, обойдется без нее. Удар, смягченный высохшими волосами, был не так силен, как показалось спросонок. - Мари, сколько времени? - Не беспокойтесь, друг мой, до заката далеко. Можете еще вздремнуть, и вовсе необязательно так мучиться – стоит вам только позволить, и я навею тысячу и один прекраснейший сон, без всех этих неприятных воспоминаний…- Ну уж нет, спасибо! – охотник потянулся, успокаиваясь. Навеянных снов он не хотел – хватит с него и навеянной яви. – А как там наша рыбалка, попалось что-нибудь достойное? - Он поднялся, поправил сползшую во сне скатерку и направился на корму.Шести небольших рыбешек оказалось больше, чем достаточно. Котелок на камбузе весело побулькивал, источая густой аромат рыбной похлебки. Соль нашлась тут же в шкафу. Жалко, нету помидорки, покрошить для вкуса. Охотник подул на ложку, осторожно втянул в рот содержимое и сморщил нос. Горячо! Пусть немного постоит. Меньше, чем через час, облизывая ложку, он сидел на юте и с сожалением смотрел в опустевший котелок. Надо будет при случае повторить. Хотя теперь, наверное, случай вряд ли представится. А впрочем...Как обычно, после еды мысли текли неторопливо, принимая, как ни странно, довольно бодрое направление. Да. Шхуна сменила курс, но почему он решил, что у него стало еще меньше шансов? А может быть, как раз наоборот? Это в Бресте их ждали, знали, где и когда, хотя бы приблизительно, ?Дмитрий? бросит якорь, и пристально следили бы за любым движением на борту шхуны. А теперь – теперь они идут к берегам Англии, место швартовки еще не выбрано, а время никому не известно – ни эмиссару, ни штурману, ни даже Мари. Может быть, как раз тут и кроется для него счастливый случай? Еще один – призрачный - шанс на спасение.***Неизвестное судно без каких бы то ни было флагов и вымпеловВход в Брестскую бухту ввиду мыса Сен-Матье29 июля 18… года Капитан Сакаи стоял на палубе и старался не смотреть на звезды. Звезды смотрели на него, явно норовя привлечь к себе внимание, подмигивали, перемаргивались между собой, плясали перед глазами, а одна, особенно нахальная, прямо-таки уставилась на капитана в упор, словно предлагая поиграть в гляделки. Капитан столь же упорно старался не смотреть на этот звездный кордебалет. Его мутило. Он попытался смотреть вниз, на доски палубы, но это не помогало. Капитан сделал над собой усилие, поднял голову и обозрел темную акваторию.- Винни, - позвал он, превозмогая тошноту и звон в ушах. - Кэп? – донеслось откуда-то из глубин судна. Судя по раздававшимся с нижней палубы звукам, там работала небольшая столярная мастерская – треск дерева, шуршание стружки и глухое лязганье каких-то, вероятно, опасных инструментов.Сакаи сглотнул стоящий в горле ком, вытащил из-за обшлага кусок мятой материи и утер выступивший на лбу холодный пот. Последняя ночь прошла как в аду – в бешеной гонке по бурному морю укачало даже бывалого морского оборотня.- Скажи мне, рулевой, какого черта мы неслись сюда, словно за нами гналась святая инквизиция?