Часть 7. Выстрел. (1/1)

Я смотрю на него и осознаю свою неполноценность. Я касаюсь его и чувствую свое превосходство. Все настолько смешалось в голове, что кажется, мне уже никогда не поднять с пола отшлифованные прямоугольники рухнувших полок. Про аккуратные ряды гладких книг я вообще молчу.Я отчаянно ищу в его словах и взгляде притворство. Оно мне знакомо, оно уже не пугает и не раздражает даже. Оно словно слякоть на дорогах - мерзко, но закономерно. А этот огонь в его сердце начинает дико бесить.Он думает, что все знает или способен узнать. Он думает, что все так просто. Достаточно разгадать загадку – и конец игры. И все будут счастливы. Он не понимает, что прошлое порой не намазано на кожу. Оно даже не под ней, а вместо. Чтобы уж точно не быть изгнанным из чьей-то жизни.Он смотрит на меня с такой уверенностью и силой - словно у него в руках волшебный меч, что перерубит все путы. Он смотрит на меня с такой теплотой - будто дарит мне жизнь и сам в ней остается. Он смотрит так странно, что мне хочется отпихнуть его, как можно дальше. Но вместо этого я отчего-то сжимаю его плечо.Здесь не обошлось без Защитника, я уверен. Его хрип эхом скачет в моей голове, ни единого слова не разобрать по-прежнему. И эта невысказанность сжимает остатки моей души. Что-то явно осталось, что-то же болит.Я противлюсь всему этому, потому что знаю - это начала конца. И путь будет коротким. Стоит мне только повернуть голову – и я увижу, из окна своего дома увижу их тени. Юные неупокоенные души, растерзанные жизни случайных прохожих. Они виновны, они сами пришли сюда, их никто не просил. И я не стану оправдываться банальными изречениями «я не хотел», тошнит от такого. Я хотел. Я слышал, как те, кто днем открывал дверь моего дома, пытался быть вежливым, пытался улыбаться, но терялся, глядя мне в глаза. Я слышал, как они орали по ночам, молили, звали на помощь. Волшебное слово – пожалуйста. «Пожалуйста, я не сделал ничего плохого, пожалуйста, откройте, пожалуйста».Эти трое ничем не отличались от предыдущих. Но я видел, как светлел горизонт и сквозь тяжелые тучи прорывался одинокий луч солнца. Редкость для этих мест. Для нашего города. А они шли мимо моего дома, беззаботные и улыбчивые. Они смеялись. Они жили.Их хотелось разлучить. Сбить с ног и – мощным ударом по позвоночнику. Чтобы скулили и плакали. Чтобы тоже пищали это «пожалуйста», чтобы тоже умирали. Гнили в этом городе, не способные вырваться.Кода-то я тоже хотел уйти. Когда-то я вышел к той дороге, по которой мимо нас иногда проносились незнакомые, чужие машины. Я сделал шаг прочь и замер. Тишина поражала, простор давил на сознание и не давал дышать. Я думал, что вздохну свободно, но все то, что должно было дарить ощущение эйфории и избавления, сжимало в тиски. Мне казалось: еще чуть-чуть и я задохнусь, не способный принять то, к чему стремился.Времена меняются. И тот мир, в котором я не смог сделать и двух шагов, стал сам приходить ко мне. Девушки, юноши, мужчины, женщины. Они все несли в себе его крупицы, и я крошил их в пыль одним движением руки.

Почему я приписываю себе чужие заслуги? Что вы, нисколько, ведь это все - мое желание. Ты можешь бояться волка, но если он тебе предан – все карты у тебя в рукаве.Четырнадцать лет назад Колдун спросил меня: чего я хочу. Я был напуган, он снисходителен. «Я услышу твои тайные желания», - говорил он. – «Лучше скажи сам. Вслух».А я словно все еще был там, в колодце, кричал, выдыхал это уродское «пожалуйста». Но… мама и папа не любят меня. Мой брат мертв. Я хочу…«Город закрыт, его двери опечатаны, в городе зародилось нечто жуткое, ему нужна пища. Оно выпьет жителей досуха, все их страхи и стремления. Я дам им самую примитивную цель, чтобы продолжали жить. Как думаешь, они смогут шить безвкусные платки?»Колдун смеялся и обнимал меня за плечи, все еще закрывая широкой ладонью мои глаза. Он давал мне время.Что-то холодное коснулось моей руки, и я вскрикнул. Острые когти отрывисто царапнули кожу, и кто-то шумно и хрипло втянул в себя воздух. Я бы убежал, если бы меня ни держали.«Это Защитник. Скажи, ради чего ему существовать? Ведь он лишь мертвое тело, впитавшее в себя бьющиеся в агонии ужаса детские души. Он полон ими. Теми, кого не впитала земля».Я открыл глаза и вглядывался в темноту. Она пульсировала в такт моему сердцу. Она была спасительной, она была такой уютной. Я знал, чего хотел.- Защитник, пусть жители города живут в страхе. Защитник, не давай им умирать, не давай им видеть свет. Пусть все чужаки сгинут. Мои родители – тоже, они меня предали, они меня бросили.Я знал, что Колдун улыбается. И знал, что сам плачу.- Защитник… запирай всех в их домах. Пусть забиваются в угол и видят лишь тусклый фонарь в оконном проеме. Не заходи в их дома. Стучи, но не дари избавления. Пусть гниют изнутри. А по ночам – видят колодец, из которого до утра им не выбраться. И так – каждую ночь.Холодные пальцы сжимают мое запястье, я слышу, как хрустят чьи-то кости, неестественно изгибая тело.- А меня…Лунный свет падает на мое лицо, и Колдун убирает руку.«Это славный смысл. Но не думай, что ты способен управлять Защитником. Лишь направлять, мой мальчик. Умирай и воскресай, твоя душа должна замереть как эти камни. Тогда она станет подобна колодцу. Живая пустота внутри. Тогда и поговорим».Но я почти не слышу его слов. Передо мной искаженное в гримасе мертвое лицо моего брата. Он хрипит и сжимает мое запястье посиневшими пальцами. Кровь в них застывает, вены под кожей рук незакономерно набухают и лопаются, разбрызгивая под кожей красную жидкость. Лужицы и паутинки алого.Защитник гортанно стонет, и у меня начинает кружиться голова. И я не произношу вслух свое последнее пожелание.- Почему так?Колдун смеется, мягко и негромко. А на меня накатывает предсмертное равнодушие, принятие судьбы.

Только смерти для меня нет.Есть только туман, белесой вязью покрывающий сознание и тело. И чужой голос, шепчущий мне, что я буду жить еще долго. И что мертвые тела не так долговечны, как хотелось бы. Он шепчет, что всю жизнь свою готов потратить на создание того, кого сможет назвать своим детищем.Сумасшествие сродни гениальности, но тогда мне хотелось, чтобы Защитник убил и Колдуна тоже.Мой брат мертв. Это всего лишь кукла. Что секунду назад сжимала мою руку так, что у меня сводило пальцы.А потом был рассвет, который отбросил Защитника в наш старый дом. Который не разбудил никого из жителей города. Был рассвет, которого я не увидел, уткнувшись лицом в холодную землю рядом с колодцем. Мне хотелось забыться. И мое желание стало явью.Ну и что теперь.

Ну и что теперь, Наруто, все еще хочешь, чтобы я тебя обнял?* * *Эта ночь, казалось бы, ничем не отличается от сотен предыдущих. Ее темнота придавливает к земле, но Узумаки сейчас нет до этого никакого дела. Он прижимает Учиху к стене, шумным дыханием нарушая тишину этого дома. Хочется целовать снова и снова, отчаянно сжимая чужие плечи, но уже просто нет сил. Кто бы мог подумать, что удовольствие может настолько граничить с отчаянием.Наруто помнит все сказанные вслух слова. Наруто знает все то, что было лишь в мыслях. Он способен все понять без вымученных фраз, и Саске знает, почему. Потому что он сам этого хотел, и этот дар чужаку от Защитника оголяет все его постыдные стремления к свету.- Почему ты мне не веришь?Узумаки прижимается губами к бледной шее и закрывает ладонями чужие уши.Не видеть, не слышать. Что за стена на пути внешнего мира, что за попытки приучить чувствовать, не полагаясь на привычные методы.Наруто знает все. От слез в глазах матери Саске до ее покорного взгляда. От гнева, выраженного сжатыми кулаками отца до его прощальных слов. От запертой двери в комнату брата до его сбивчивого шепота о спасении и успокоении. Наруто знает прошлое и пытается прижаться еще ближе, чтобы увидеть, что там внутри сейчас. Не может быть тьма кромешной. Не бывает ее в душах. Всегда есть свет, пусть даже крошечная искорка. Всегда есть слабость, пусть даже от нее немеют лишь руки.Наруто проводит кончиками пальцев по чужой скуле, и Саске хочется вцепиться в эту руку зубами, вгрызаясь крепче и глубже, чтобы дарить, как можно больше боли. И чтобы не дать убежать или погладить. Ты будешь читать, Узумаки, читать чужие потемки, пока у тебя не защемит сердце.- Может быть, если бы ты пришел раньше. Если бы ты был здесь с самого начала, это что-то бы да значило. А так – ничего.Наруто мотает головой, не раздумывая ни секунды, нет, это постыдная покорность. Нет, это никчемный финал. Все получится. Все можно исправить. Пока живы, можно добиться, чего угодно. Спасти, помочь. И все вместе тоже.- Было бы так, если бы я вообще не пришел. Но я пришел, Саске. Никогда не поздно.Учиха смеется. Тихо и невесомо, как Колдун когда-то. Можно было бы применить беспроигрышную технику притворства, только не хочется. Сил нет.Пистолет мерцает в лунном свете, и Учиха, скосив глаза, гипнотизирует это орудие убийства. В глазах – не видно дна, тина на поверхности заброшенного водоема. И где та бездна, и где то небо.Саске надавливает на поврежденное плечо, скобой пальцев прирастая к чужому телу. Наруто отрывисто охает, сердце сжимает до дрожи в ногах. Не отпрянуть, не оторваться. Ближе только, стискивая в объятьях. Вот бы действительно это способно было исцелить.Учиха проклинает себя. Медлит. Несвободно, душно, неспокойно, как в тисках железных, как в четырех стенах меж которых всю жизнь метаться без надежды на подкоп. Учиха ненавидит это дыхание возле своей шеи. Как и то тепло, что дарят эти руки. Что это за игра такая. Сам говорил, что притворяться легко, а теперь нет что думать.И в единственный в своей жизни раз, перемещая ладони ближе к шее, слегка сжимая ее, словно в попытке убить, новой, очередной попытке, Саске подается вперед и мягко, почти с раскаянием целует собственноручно оставленные царапины на чужой щеке. Мазь впиталась, оставляя лишь едва ощутимый влажный привкус. Израненная кожа пахнет и чувствуется по-особенному, выпуклостью запекшейся крови сбивая с толку.Саске целует, и Наруто боится дышать. Сердце замирает, а затем с новой неистовой силой начинает биться в груди и в висках. Ощутимые удары, сильные, безудержные. Мир пропадает, темнота, свет – тоже. Остается лишь только вытягиваться навстречу и сжимать запястье, по которому неконтролируемо уже начали струиться серые полосы.Потому что Наруто хочет забрать то, что принадлежит этому городу. А этот город никого не отпускает.Скрипит крыльцо под тяжелой поступью. Заставляет замереть и вернуться в реальность. Саске знает, кто это. Наруто не хочет думать, кто это может быть. Но тоже знает.Защитник гортанно клокочет, вползая в комнату. Дверь услужливо подчиняется ему, прижимая с правого бока, но все равно впускает.Узумаки страшно, очень страшно. Но он с усилием оборачивается, вскидывает подбородок, закрывая Саске собою. Все еще окольцовывая его запястье. Все еще ощущая послечувствие от касаний его пальцев и губ.- Убирайся отсюда! Ты здесь не нужен! Тебя никто не звал!Никто не позволял войти в дом. Но здесь чужаки. Но здесь уже он во власти собственной воли и собственных стремлений.Защитник клонит голову, сквозь просвет меж темных длинных волос сверкает алым неподвижный, как рубин в глазнице фарфорового тигра, взгляд. И только из горла снова вырываются хрипы. Шипящие, пробирающие до костей, холодом по вискам и испариной на лбу.Неестественно изгибаются руки и ноги, тело ломает от каждого движения. Но Защитник быстр, он наметил цель и движется к ней, крюча пальцы и дергано переставляя синие с трупными пятнами конечности.А Наруто, совершая быстрый маневр, в третий раз уже хватает со стола увесистые часы - и швыряет в противника. Попадает аккурат в голову, проломив череп. Но оттуда – ни капли крови. Только алый цвет глаз становится все насыщенней.Защитник поднимается на ноги, прыжком – резко ближе, и, схватив Узумаки за плечи, отшвыривает его к окну. Тот ударяется спиной о подоконник и глухо стонет, сползая на пол. В голове пульсирует, слишком много слов, слишком много мыслей, чувств, эмоций. Твоих и не твоих. В этой комнате сейчас настолько сконцентрирована боль, что можно физически протянуть руку – и ощупать ее острый контур. Порезать пальцы, каплями крови избавляясь от наваждения.Хината, еще не оправившаяся после дурных снов о колодце, еще не ощутившая грань между ними и реальностью, стоит на лестнице, схватившись за перила и не дает Сакуре спуститься вниз. Рыжая кричит звонко и протяжно, выражая весь испуг в одном слове, имени:- Наруто!- Наруто, - вторит Саске. Но куда спокойней. Однако Узумаки слышит именно его голос.Защитник снова припадает к полу. Словно его давит что-то, клонит к земле. Его трясет. Шею корежит в судороге, как и пальцы, что скребут дощатый пол этого крайнего и ближайшего к дороге дома.Учиха не двигается. Уперевшись затылком в стену, он стоит и смотрит, впервые за много лет так долго смотрит в когда-то родное лицо, полускрытое сейчас за спутанными черными волосами.- Брат, - вырывает помимо воли. Как и серые пятна по рукам, уже не змеящиеся, не окольцовывающие. Просто проступающие то тут, то там. И в глазах вспыхивает сила, данная чужой болью, чужим отчаянием и проклятиями. Чужие души нашли временное утешение и пристанище в ком-то, кто должен был стать одним из них. Но не стал.И это несправедливо. Верно, Защитник? Его нужно кинуть в колодец. Он должен там биться в стены, кричать от страха, от безысходности, верно? Он должен задохнуться, иссохнуть. Земля - впитать его смерть. Не ты, не ты. Ты не можешь принять их всех, они воют внутри, они разлагают тело, оно гниет, оно должно быть укрыто землей. Почему нет ее теплых объятий, почему так холодно, почему так холодно, почему ты так смотришь на меня, Саске.- Сссааа… ссскеее…Защитник шипит, как змея сама себя за хвост ужалившая. Глаза в глаза. Итачи давно мертв. Это лишь отзвук его, это лишь последнее слово на губах перед смертью. Это лишь одно имя из десятков подобных, что шептали приговоренные души.Когда-то хотел спасти, теперь сжимает запястья с усилием, впиваясь острыми когтями в кожу, прорывая ее, раня. Кровь тонкими струйками из тонких поврежденных венок. Капает на пол нелогично тяжелыми каплями.И лица так близко. И Саске не видит монстра. Он видит своего брата, который пришел, чтобы вытащить его из колодца. Голова мутная и в ней - ни капли настоящего.- Ты пришел меня спасти? – тихо шепчет, в то время как мертвая рука давит на грудь, замедляя биение сердца.И снова гремит выстрел. Наруто тяжело дышит и до боли, изо всех сил сжимает в руке пистолет.Защитник замирает. Оглушенный ударом из прошлого. Оглушенный повторением собственной смерти. Хрип клокочущий перерастает в человеческий вопль, стон, и Саске не успевает ухватить валящееся на пол и корчащееся там в судорогах. Тело. От него по всей комнате, как ветви от ствола дерева, расползаются серые полосы. Гул, собранный, свитый из детских голосов режет сознание каждого. Они все молят, они все впитываются в эти стены и шепчут, шепчут свои секреты, откровения на века.Как все быстро закончилось. Нереально и просто. Слишком. Но здесь не будет пафосных речей или трогательных прощаний, верно? Это ведь спасение, да?Саске смотрит на неподвижную фигуру Защитника невидящим взглядом. По пальцам все еще стекает кровь, на груди пульсирует тугой комок чужого прикосновения.- Ты в порядке? – Узумаки делает шаг вперед, желая обозначить свое присутствие. Сакура сидит на верхней ступеньке и всхлипывает.- Что ты сделал?Еле слышно. Полушепотом. Полувысказанно. Чтобы через секунду перерасти в крик.- Что ты сделал?! Зачем?!Глаза краснеют, но эта вспышка мгновенно гаснет. Саске будто тянет вниз, и он падает на колени, уже не сдерживаясь и не удерживая себя в каких-либо рамках.- Зачем ты это сделал, кто тебя просил?!Тянется к Защитнику, руками, взглядом, укладывает ладонь ему на грудь. Ничего. Уже давно, очень давно – нет биения. Лишь что-то невысказанное осталось. Отголосок чего-то. Любви и покоя. Который нужно было бы похоронить, но так отпускать не хочется. Лелеешь прошлое, касаешься его любовно руками, а оно все гнилое уже, запах мерзкий, трясина опасная, тянущая на самое дно. Но не обязательно это, ведь задохнешься у самой поверхности, едва глотнешь мутную воду.Наруто разжимает ладонь, и пистолет с громким стуком падает на пол. А Саске осторожно и нежно отчего-то утыкается лбом в мертвую грудь ужаса этого города и замирает.Минуты тянутся как вечность, но никто не произносит ни слова. Даже дышится с трудом.А потом Узумаки совершает ошибку. Он зовет. Зовет, вкладывая в этот зов всю свою ласку и тревогу:- Саске…- Замолчи!Полосы серые, взгляд полный ненависти. К чему сейчас все эти потуги на человечность, что были всего пару минут назад. Учиха вскакивает на ноги, подлетает к блондину, пихает того в грудь, окатывая собственного болью с головы до ног.- Давай, давай! Чувствуй то же, что и я! Давай!Ударами силы нечеловеческой швыряет в стену. Мстит не понятно за что, в то время как Узумаки просто и глупо пытается докричаться. Достучаться.Только луча солнца тьме недостаточно. Она его поглотит. Она посмеется над ним.Саске вышвыривает Наруто за порог. Бьет изо всех сил, вымещая на нем всю свою злость и отчаяние. Узумаки пробует сопротивляться. Но силы явно не равны, но ярость явно захлестывает не только от боли, рождаемой ударами, но и от соприкосновения и от осознания того, какая безудержная слабость выпущена на волю.Саске ничего не слышит и не хочет слышать. Он кривится, поднимая Наруто с земли и сдавливая ему горло. Тот хрипит, цепляясь за знакомые руки, что совсем недавно аккуратно касались его ран.Фонарь пульсирует светом, туман проникает в сознание. Но круг должен замкнуться.И поэтому гремит новый выстрел. И последний патрон проникает в живую плоть.Из горла – хрип на грани удушения, но Наруто дышит, падая на землю, а перед ним на колени опускается Саске. Его клонит в сторону, рот приоткрыт в естественном желании сделать вдох. Получается. Со свистом. С болью. С кровью. Тонкой струйкой из уголка рта.В голове гудит, и Узумаки не совсем понимает, что происходит. Но глаза напротив как неисправный светофор. Мигают и темнеют, снова мигают и снова темнеют.И серые полосы, что неизменно стремятся к повреждению – не спасают. И Наруто, что тянет руки, подхватывая – тоже.Сознание обволакивает невесомой дымкой, и ярость уходит. Кто бы мог подумать. Если нельзя жить в кольце любящих рук, то дайте так хотя бы умереть.

Нет, нет, Саске не хочет забвения. Саске не хочет прозрения. Он бы все отдал, чтобы завернуться в плащ и еще хоть раз ступить на порог своего дома, встать у окна, глаза закрыть – и мысленно распахнуть старые двери дома прежнего. И может быть даже увидеть там знакомые силуэты. И тогда сердце сдавит стальная пластина. И тогда четко осознаешь, что жив.Но сейчас вдалеке, наверху где-то - темное-темное, бескрайнее небо. Такое родное и уютное, равнодушное. Тянешь к нему ладонь, а натыкаешься на чей-то подбородок. Да кто мешает вечно – уйди.- Нет… нет-нет-нет-нет!Наруто кричит, широко распахнув глаза. Подается вперед, подхватывает, укладывает аккуратно к себе на колени. А Хината дрожит, стоя на пороге крайнего дома. По коже живота – как стальные лезвия, полосы серые, в глазах – слезы, а на устах – мольба.- Вы ведь заберете меня отсюда, вы ведь возьмете меня с собой…И пистолет из рук не выпускает, только сама на колени падает от боли и опустошения.- Он бы убил тебя, я спасла тебя, спасла…Наруто плевать на ее слова, он склоняется над Саске и тормошит его, только лишнюю боль причиняя.- Ты ведь не умрешь, не умрешь? Вы ведь говорили, что не… А Защитник, и… Черт, Саске! Ты ведь не убил бы меня? Нет? Все равно, мне все равно! Я тебя прощаю, я тебя прощаю, слышишь?! Ты не умирай только!

- Заткнись…Пальцы в засыхающей крови «блуждают» по подбородку, касаются кончиками. И все так нелепо.Может быть, получилось бы. Может быть, если бы пришел чуть раньше и увидел, как с надеждой эти глаза равнодушные смотрят на всех тех, кто врывается в размеренную жизнь. Увидел бы, каким разочарованием полнится душа после каждого ушедшего. Мертвые закрывают глаза, и они не способны узреть красоту похорон.А те, кто прощаются с ними, не способны уловить последний вздох уникальный своей искренностью.И у Саске нет времени, чтобы рассказать все. Он тянется вверх, как к тому свету со дна колодца, касается отметин на щеке. И смотрит в глаза.В этих голубых нет краев, нет дна, нет даже граней. Они безудержны и смотрят куда-то дальше души. Хорошо, если так. Хорошо, если оно действительно такое. Небо это чертово.Нет прозрения, нет успокоения, нет смирения и света. Как жил равнодушно, так и умираешь. Только уже в полубреду чувствуешь, как пытается отвоевать тебе чуть больше времени та чужая боль, что хранила все эти годы. Чувствуешь, как она освобожденная ветвями раскидистыми в земле мечется, пытаясь найти приют. Покинуло ведь тело измученного Защитника, убитого попаданием в старую рану на глазах у того, кого снова спасти не успел.Не будет признаний, не будет откровений.- Замолчи… - шепчет Саске. И не чувствует ничего больше.А Наруто склоняется ниже, успевая ухватить теплоту в темноте и свет, оставленный в ее коридорах кем-то, забытый и хранимый там. Зажженный вновь, почти готовый вспыхнуть, но придавленный прошлыми холодами и коридорами. Глыбами концентрированного тумана.Наруто не верит, Наруто шепчет это дрянное «пожалуйста», судорожно и безрезультатно пытаясь нащупать пульс.

И падает Саске на грудь, вырубленный четким и сильным ударом по голове.Темнота играется. Темнота смеется, вычерчивая причудливые узоры тонкой черной гелиевой ручкой. Темнота не позволяет ухнуть в горе или в отчаяние. Она отбирает возможность проститься, она дарит тщетные надежды на избавление сном, на оправдание им, на обман с его именем. Этого ведь не было? Это ведь снилось все, верно?Наруто не хочет открывать глаза. Он все еще чувствует чьи-то руки, сжимающие его шею и те же руки, нежно касающиеся щеки. Он все еще ищет чужое дыхание и не находит его. Но в глаза бьет солнечный свет, и нет сил ему противиться.

- Наруто?Обеспокоенный голос, и первое, что видишь – Сакуру, которая склоняется ниже и улыбается с облегчением и непередаваемой тоской в глазах.Узумаки непроизвольно тянет ладонь ко лбу, касаясь шершавых бинтов, что окольцовывают голову. В затылке пульсирует, картинка перед глазами дергается и прыгает на законное место. Тошнит слегка. Сотрясение, тут к гадалке не ходи.- Легкое сотрясение, ты в больнице, - кивает Сакура в ответ неозвученным мыслям. И замолкает.Все становится таким обыденным, так резко вырвали вас из ада, что вы теперь даже раю рады не будете. Хотя какой там рай.Скрипит дверь, и в палату входит незнакомый мужчина. Темноволосый и тихий. Но вид уверенный и выражение лица такое, будто все знает, и ему заранее жаль.- Сначала я хочу извиниться за то, что ударил вас. Я не смог быстро и верно оценить ситуацию.- Где Саске?Мужчина, явно придумавший целую речь, хмурится. Словно не знает, о ком это. И выходит, что он и правда не знает.- Кто такой Саске?- Черноволосый такой, он с нами был, в него стреляли, - Сакура говорит медленно, словно подбирает каждое слово.- А… мне жаль, но он умер. И уже похоронен.- Что значит – умер?!Наруто резко подается вперед, перед глазами все темнеет, но на это плевать. Жизненно важно сейчас прорычать каждую букву прямо в спокойное лицо этого незнакомца, откуда он тут взялся, черт возьми.- Что значит – похоронен?!Узумаки до побелевших костяшек пальцев сжимает чужой ворот и тяжело дышит. А мужчина мягко касается его сжатой в кулак ладони и вкрадчиво вещает на пониженных тонах. Почти доверительно, почти успокаивающе. Говорит то, что Наруто никогда не хотел бы слышать.- Тише, это тяжело, я знаю, но таких нужно хоронить сразу, иначе потом не успокоить, вы понимаете? А в землю опустишь – и уже дороги назад нет. Я сделал все, как надо, я дал им покой, я в этом мастер и давно хотел помочь этому городу. Потусторонние болезни тоже излечимы смертью.Наруто поднимает глаза и почти не видит лица напротив, только отчего-то взгляд цепляется за ровный и четкий шрам над левым глазом. Все плывет, смывается, как верхний слой песка, и покрывается рябью. Губы не слушаются, как надо, и сквозь туман непонятный собственные слова слышишь:- Вы что-то вроде экстрасенса?- Что-то вроде, - шепчет глубокий голос. И уходит в тень.Неужели теперь все эти люди будут свободны? Неужели теперь фонари не будут гаснуть, а жители забудут, как это тесно и постыдно – жаться по углам?Наруто надеется, что так. Несмотря на свою собственную беду, желает жителям избавления. Они виноваты, но разве суд тут уместен.Но спустя несколько дней Узумаки сидит в машине на заднем сидении и наблюдает, как мимо них проносятся деревья и холмы. Наруто молчит, но не может не думать о том, что это мерзко. Мерзко и неправильно, что о Сае совсем не плачется. Ведь он был с вами, ведь он был вам другом, а его нашли в том самом колодце. Мертвого, с бурой кровью, запекшейся в черных волосах.Это отвратительно не чувствовать должную остроту потери. Ведь Сакура, которая сейчас сосредоточенно ведет машину, плакала навзрыд. И шептала о том, как не успела что-то.Узумаки сжимает в руке блокнот Сая, но даже не думает читать, что там. Последняя запись – что может быть горше.- Останови.- Но Наруто…- Останови!Город не ожил, он все также тих. Все так же неумело играя в жизнь, люди, хлопая дверьми своих домов, спешат, стекаются на рынок. И все также видят на прилавках одно и то же. Все также не смотрят друг другу в глаза.Кладбище совсем рядом, здесь все близко. И Наруто устало опускается на колени рядом со свежей могилой. Рядом еще одна – на ней та же фамилия, только имя другое. Узумаки осторожно прикладывает ладонь к земле и закрывает глаза. Ничего. Сколько бы он ни хватал людей за руки, сколько бы ни вглядывался в расширенные зрачки Сакуры – ничего. Нет больше ни чужой боли, ни чувств.- Знаешь, Саске… У меня друг погиб, я его искал, ну, ты помнишь, его Сай зовут. Мы не слишком близки были, но все же. Вот… он погиб, а я… по тебе плачу.Редкие соленые дорожки действительно по лицу стекают, и сердце сжимает так, что кажется, выдавит из него сейчас всю кровь, всю жизнь – и нечему биться будет.- Я у тебя дома был. Все ходил и ждал, может, ты ко мне спустишься. Может, ты просто заснул в кресле. Там, где я тогда. Или может, ты яблоко пошел мыть или еще куда ушел. Но вернешься обязательно, ведь это твой дом. Ты специально, да? Не дал мне показать тебе другие города и сказать ничего не дал.Солнце ласкает теплом волосы, смотрит сочувственно. Вот она – точка невозврата.- Хината куда-то делась, убежала, я не знаю. Но я бы не взял ее с собой, я не хочу ее понимать. Могу, но не хочу.Пальцы едва ощутимо гладят землю, и голос дрожит так предательски и так искренне.- Знаешь что, я решил. Я стану как тот мужик, экстрасенсом или что-то типа того. И не допущу, чтобы в других городах происходило что-то подобное. Я приду к ним… раньше… понимаешь, раньше…Слова почти закончились. Как и слезы. А что за тиски сердце по-прежнему сжимают – так это знать необязательно.- Зачем ты так? Ты сам все испортил. Я так хотел… показать тебе, доказать тебе… но я знаю, что в последнюю ночь ты не играл, вот совсем не играл. Забыл, что нужно, да? Я навсегда это запомню, знаешь…Знает и так. И когда Наруто идет прочь из этого города, ему в спину смотрят окна крайнего дома. Пустые глазницы брошенной жизни и сдавленного будущего. Узумаки уходит, не забрав ничего материального на память. Но стальное лезвие у сердца теперь ранит при каждом вдохе, при каждой улыбке со смехом в придачу. Кем ты хочешь стать? Послушай, разве не знаешь, что это сделает тебя изгоем.Наруто знает. И он садится в машину. Сегодня не будет песен, не будет разговоров. Наруто откидывает голову назад и осторожно подушечками пальцев касается шрамов на щеке. Прикрывая глаза. А в сознании мечутся цветные полотна. Перекрещиваются друг с другом. А в сознании – Саске смотрит чуть презрительно, взвешивая в руке зеленое яблоко и вкрадчиво спрашивает «чем обязан?»Уходите, бегите из этого гнилого города. Здесь нечего ловить и нечего менять. Потому что здесь никто не хочет меняться.Колдун это прекрасно знает, и именно поэтому в его глазах столько счастья на грани бреда от близости своего «творения». Он трепетно касается его плеча и зовет:- Защитник, Защитник, эй? Не волнуйся, эти люди в надежной броне от света.Фигура у окна не двигается и не моргает, всматриваясь в далекий горизонт.- Все думают, что зло – это нечто древнее, что оно было создано до них. А я так не думаю, я сам захотел его создать. Невинные души и их боль, что ищет то вместилище, что способно ее понять. Твой брат – лишь ступень, а ты достиг большего.Колдун обнимает Защитника за плечи, шрам над левым глазом становится совсем белесым.- Хотя он и пытался меня убить, ведь ты этого хотел, верно, дурачок? – тихие перекаты смеха. – Тело сжечь так просто, а ты попробуй душу. Нужны годы темноты, долгие годы. А потом – немного света, всего-то каплю, чтобы осветила гниль, чтобы воскресила, чтобы было, что снова убить. Он мне поверил, Саске, он ушел. Что теперь будем делать?Кажется, что впереди – вечность. Пустая, ничем не заполненная вечность. И каждую ночь будешь ощущать, как в твое тело сквозь поры проникают серые нити, что раньше опутывали прежнего Защитника. И ужасно злит, что этот Колдун и тебя называет также. Злит где-то глубоко, где-то на дне прожитого. А на поверхности – безразличие. Полный штиль.На грани жизни и смерти. Загубленные юные души, что раньше гнездились в мертвом теле брата, теперь – в тебе. Поддерживают на плаву, едва позволяя держать голову над водой.И не умереть, и не выжить.Саске хочется лечь под белую простынь. Саске хочется завернуться в нее и прыгнуть на дно колодца. Саске хочется спасительного финала.Колдун с улыбкой смотрит, как уродливой серостью обхватываются руки и шея нового Защитника от света. Как эти полосы стремятся к месту недавнего ранения, смертельного. Как обволакивают его, как оттягивают неизбежное, спасая и погружая в еще больший мрак.Саске упирается ладонями в подоконник, подается вперед и смотрит, как темнеет горизонт. Как вяжет белесые кружева зябкий туман.- Этот город выпит, - темные глаза наливаются яркостью и сдержанным безумием. Губы безобразно кривятся в злой ухмылке. – Я хочу увидеть другие города.* * *Ну и где, скажи мне, твое спасение? Я сам его найду, пусть даже сожгу сотни душ. Они застыли, все, они из дерева, что их жалеть. Ты видишь, ты слышишь, как они мелочны? Ты знаешь, на что они способны ради своего спасения.И теперь – разве должно для тебя много значить, что я подпустил тебя чуть ближе к своей деревянной душе? Разве это важно, Наруто?