45. Вечер с Ханой (1/1)

—?Стой-стой-стой! —?восклицает Йо, когда Милли в знакомом ему жесте уже хочет махнуть рукой. —?Не перематывай!С каким-то безумным выражением заставляет ее замереть, а сам продолжает пялиться на Хану. Который даже спустя минуту, две, три, десять больше ничего ошарашивающего не произносит; смотрит в небо, дышит. Успокаивается, ходит туда-сюда, не готовый встречаться с матерью после ругани. Возможно, о чем-то таком думает, но не говорит. Больше. Ничего.Хотя Йо, кажется, хватает и уже сказанного, чтобы с трудом сглотнуть скопившуюся слюну.Потому что Хана знает не только его и то, что ему может навредить, не только о нападении Джун и ей подобных целым списком, но также и о событиях на самом Турнире, через которые ему предстояло пройти.?Как? Откуда? Зачем???— вопросы, на которые нет ответа и которые вслед за собой поднимают нечто животрепещущее, разрывающее грудь от предположений. Что, если Хана знает это, этим интересовался дотошно, до самых незначительных и мелких деталей, потому что он…Йо и морально, и физически захлопывает себе рукой рот. Дышит сорвано, жмурится, будто это может прогнать загнанный поток мыслей в его голове, остудить весь этот раскаляющийся Ад, и повторяет мерно, отрезвляюще:?Не отец?,?— так сказал сам Хана, когда просил у Анны помощи, и так оно было в жестокой реалии. Глупо надеяться на то, что он солгал или же попытался таким образом ее утешить, чтобы она не сразу выпустила свинец ему в лоб… глупо же? Да?—?Мы можем…—?Да! —?против собственной воли, против всего мыслимого и немыслимого, Йо выпаливает это словно очумелый. И только когда улыбка Милли растягивается до невероятных размеров, сдерживаемая щечками с ямочками, он прикидывает, насколько наверняка безумно смотрится с широко распахнутыми глазами и ртом, который еще недавно хотел держать на замке. —?Прости, что ты хотела?И хихикнув, сбив свой стыд и ее веселье, он потирает затылок.—?Судя по твоей реакции, тебе интересно узнать о нем чуточку больше,?— она игриво склоняет голову на бок, и он неосознанно, сквозь быстрое непонимание и интерес перенимает это настроение, становится легче, веселее.—?И, разумеется, тебе есть, что мне показать? —?и пусть нотки леденящей сознание фразы с не-отцом это не убивает напрочь, но сглаживает. Аккуратно и невесомо сглаживает то, как Милли обнажает зубы в улыбке, шевелит пальцами, разрезая время.—?Да,?— и погружает их в прошлое вновь.***—?Значит так,?— спускаясь с винтовой лестницы и заправляя светлые волосы за ухо, Анна чеканит в который раз наставления Элизе. —?Меня не будет ночь, и за это время я жду от тебя детального отчета: порезался, оступился, объелся сладкого?— я должна знать.—?Хорошо, Госпожа,?— хранитель кивает.Хана отрывается от домашнего задания, раскинутого по журнальному столику кошмаром перфекциониста, поворачивает к ним голову, оставаясь неподвижным в корпусе. Их взгляды с Анной пересекаются, и она чувствует, как остаточная гордыня обжигает ей щеки.И тем не менее, сквозь деревянные коленки, сквозь абсолютное нежелание говорить, спорить, куда-либо уходить, она доходит до сына и прижимает его к себе, обдавая ароматом жасмина. Способность говорить и оправдываться застревает в его глотке вместе с тихим ?Мам??, а ресницы подрагивают, распахиваясь. Он не успевает словить ее руки в свои, продлить объятия на необходимую вечность, чтобы помириться, как она чеканит ровное:—?Если что?— звони,?— и исчезает вместе с Эной в темных клубах дыма.Хана молча сглатывает все то, что давит на совесть, логику и желание застрелиться прямо сейчас, глупо моргает, смотря на свои руки, на то, каким кривым почерком он вывел очередное бесполезное домашнее задание в тетради, и…—??Как за пятнадцать секунд почувствовать себя скотиной?, пособие от мамы,?— горько усмехается, убирая со лба такие же светлые, но не отдающие жасмином, пряди и потирая, растирая, надавливая и даже царапая затылок. —?Даже не верится, что мы не разговариваем уже сутки.—?И оно очевидно,?— Элиза встревает в размышления неожиданно сурово, нахмурив брови и надув губы. —?Вчера ты повел себя просто отвратно!—?Вот только ты не начинай! —?сразу вспыхивает он и огрызается. Хана забивается в расстояние между столиком и диваном сопящим комком, скрещивает руки на груди, сжимает пальцами плечи до белых отметин. А по глазам, по тому, как в них схлестывается стыд и твердолобая уверенность, видно, что ему тяжело дается вся эта ситуация. —?Я бы посмотрел на тебя, если бы кто-то?— пусть даже мама! —?начал говорить нечто подобное о твоем учителе!—??Учителе?? —?одновременно с Элизой Йо вскидывает удивленно брови, а ответ на один из множества вопросов встает в ровную линейку с уже известными фактами.И если Элиза мерно раскладывает все по полочкам, подбирается ближе, чтобы услышать подробности, то Йо, наоборот, хочет отстраниться. И даже делает несколько шагов назад, нервно растирая ладони.Предпосылки и тлеющая надежда на то, что он?— отец, расходятся трещинами, таят, и все, что ему остается?— слышать о том, как Хана соглашается. Все картинки возможного того, как они могли бы контактировать как ?отец и сын? перерастают в ?учителя?— ученика?, и ему бы впору радоваться (Йо утешается этим, старается утешиться), что он все же столкнется с ним, будет общаться, взаимодействовать, как того втайне и желал, да вот только…—?Он обучал меня достаточно долгое время,?— буркает Хана, переходя с полу-крика на нормальный тон. Элиза же не виновата, что все так обернулось? —?И, порой, он сам вспоминал себя из детства, говорил, каким оболтусом был, но вырос. Все вырастают!И все же заканчивает с обиженным жаром, пылом и страстью к защите собственного мастера.—?Просто мама этого не хочет понимать, а я не могу ей сказать, что если сейчас она пресечет все его взросление, то и я потом тоже ничему не научусь! А Йо, он… —?сжимает ручонки в кулаки, но не бьет себя по коленке, хоть и очень хочется, нет. Расслабляется, обессиленно понимая. —?Он на меня сильно повлиял. И всякий раз, когда мы после тренировки лежали никакущие, он рассказывал о Турнире: все его истории, приключения?— я слушал во все уши, боясь что-либо пропустить, я пересказывал потом всем с такой гордостью, я хвастался, гордился сам!.. я… я хотел быть похожим на него.Взрыв. Йо кажется, что у него под ребрами взрывается оглушающей силы фейерверк. Прокатывается до самой макушки, расширяет все его нутро, обжигая кожу, накаляет все чувства до предела… и отпускает смиренной волной, от которой хочется не просто смеяться, а хохотать, вскинуть голову и спросить?— спросить у Милли, той же Нины, Анны: получилось ли у него? Смог ли он стать похожим хотя бы чуть-чуть на того, кому мог бы довериться и доверять этот малец?Он обрывисто выдыхает, чувствуя за всем этим фонтаном и безудержным воодушевлением горечь, и прячет тихую, обреченную улыбку за ладонью.Учитель. Не отец.И возвращается к их диалогу.—?Тебя можно понять, Хана,?— соглашается Элиза, неуверенно облизывая губы. —?Но пойми и ты ее: Госпожа не хочет подвергать его опасности. Она хочет его защитить, и пусть эти способы своеобразные, пусть тебе кажется, что он остается один, или что помощи Нины или моей не хватает, мы…—?В том-то и дело. Мне нужно не это,?— он перебивает ее мягче. Изначальная агрессия и гнев остывают, и теперь он?— все тот же мальчишка, который нуждается в помощи. —?Мне нужно, чтобы все шло своим чередом. И пусть да?— есть один придурок, который хочет смерти Йо, который почти добьется ее, но остальные… с остальными все ситуации обернутся иначе, и именно о них он мне будет рассказывать в будущем, именно они повлияют на меня.Сжимает футболку на груди, на что сердце отдает резонирующей вибрацией.—?Я просто хочу оставить все как есть, чтобы стать тем, кто я есть сейчас. А это, как мне кажется, нормальное желание,?— он смотрит, как Элиза, тяжело вздыхая, присаживается перед ним и чинно зажимает ладони меж полупрозрачных бедер.—?Нормальное. Но даже нормальные желания надо высказывать правильно: без ругани и скандалов,?— Хана фыркает себе под нос что-то про ?глупого придурка?. —?Пояснять, как и почему ты хочешь именно так, потому что Госпожа, она… она немного болезненно относится к страданиям невинных, и хочет свести это количество к минимуму, особенно?— после встречи с Вайолет. Но, мне кажется, что если вы поговорите, и ты ей расскажешь обо всем подробнее, то сможете прийти к компромиссу.—?Надеюсь,?— он потирает шею, улыбаясь ей из-под растрепанной челки, и встает с пола, отряхивая штаны от невидимой пыли. Вызывает легкое недоумение у Элизы тем, с какой небрежностью откидывает тетрадки в сторону, отчего те сваливаются со стола. Потягивается и направляется тихим, чересчур мерным шагом по лестнице вверх?— в свою комнату, где обычно хранил вещи, но не жил.Чем-то там шуршит, гремит, что-то откуда-то роняет и спускается обратно, гулко бахая рюкзаком по столу.—?Собирайся, мы идем гулять!—?Чего? —?икает Элиза, вытаращиваясь на него. —?Госпожа сказала сидеть дома!—?Надоело,?— отмахивается он и проверяет все необходимые внутренности рюкзака. —?После случая с Милли я только и делал, что сидел дома; мама отменила даже дополнительные занятия, которые мне нравились! Сейчас Вайолет нет, и тем не менее приказа водить меня за ручку туда-сюда она не отменила. Ты представляешь? Меня, за ручку!Выделяет так, словно это что-то неприемлемое и оскорбительное, и передергивает плечами.—?А сегодня еще и фестиваль…—?Так, стоп! —?вскакивает она, мельтеша руками и развевающимися косичками. —?Мы только что говорили о неспокойном отношении Госпожи к опасности! —?вызывает скептичное ?И что??, и давится следующим предложением, переваривая. —?А то, что ты сейчас хочешь просто взять и уйти посреди ночи в людное место!.. Да Госпожа с ума сойдет, когда узнает!—?А она узнает? —?неожиданный вопрос и порог увеличенных от шока глаз пересекается. —?Так, ладно, неудачная шутка. Она обо всем узнает, разумеется, и даже от меня самого, но… попозже. После того, как мы с тобой, вдвоем, сходим на фестиваль.И где тот ребенок, который еще с пятнадцать минут назад просил понимания? Где смирение и покорность родительским наказам? Откуда вдруг взялся этот наглый, добивающийся своего любыми способами мальчишка? А главное: что ей с этим делать?Сказать Госпоже прямо сейчас или подождать? Есть ли смысл и угроза того, что он…—?…я ведь и без твоего разрешения убежать могу,?— преспокойно заканчивает Хана, горделиво вскидывая нос, а Элиза вспыхивает до кончиков ушей. Все мыслимые и немыслимые картины отношения и предположений относительно Ханы, его поведения и того, что она чувствует, проносится красочным потоком по высокому лбу и перекошенному лицу.Вспоминаются ядовитым смешком слова Эны о том, что ?малец не так прост, как кажется?, но Элиза заталкивает их как можно дальше?— Хана с невозмутимым видом сгребает оставшиеся мелочи со стола, закидывает рюкзак на одно плечо и проходит мимо. В то время, как ее желание нервно захихикать и одновременно с тем истошно завопить достигает предела.—?Хан… —?голос осип. —?Хана! Стой! —?но он не слушает, вырывается из нежных рук ее контроля. —?Стой! Я пожалуюсь Госпоже! —?звучит отвратно и жалко, доводя до злости ее саму. —?Стой! Да стой же ты наконец!!!—?Ай! —?Хана впечатывается лбом в невидимую стену?— поток прохладного воздуха, ставшего невообразимо жестким на ощупь?— и шипит, потирая ушибленное место.Элиза, взвинченная и его упертостью, и своей слабохарактерностью, грозно появляется рядом, смотрит строго, но по-прежнему мягко (природу не изменишь). Она демонстративно оттопыривает нижнюю губу, поджимает обе, но Хана точно знает?— он настойчивее.Он утирает подбородок, зыркает из-под челки, насупившись, и поднимается с пола. Поправляет лямку рюкзака на плече, подходя ближе и смотря с вызовом, после чего… неожиданно обезоруживающе расплывается в улыбке. Очаровательно-милой, чертовски обаятельной, отчего Элиза теряется.—?Элиза,?— шепчет мягко, тихо. Видит, как руки ее опускаются вдоль прозрачного тела, а во взгляде мелькает неподдельный интерес вперемешку с ужасом. Она явно не знает, чего от него еще можно ждать, но точно ничего хорошего и разрешенного Госпожой. Подходит ближе, еще ближе и… —?Дух бесплотный!Сгребает ее ладонь в свою, претворяя хранителя в шарик, и направляет прямиком к себе в грудь. Холодок от единения прокатывается по мышцам давно забытым ощущением наполненности, приятно щекочет нервные окончания, ерошит светлые волосы и оседает где-то под ребрами начинающимся негодованием призрака.Хана вылетает из гостиной, с горем пополам успевая закрыть дверь на ключ, и срывается на бег, чтобы успеть как можно быстрее и как можно дальше убежать от дома, чтобы Элиза не смогла…—?Стоять! —?ноги будто врастают в землю.Хана едва ловит равновесие, чертыхаясь тому, как быстро она смогла получить над его телом контроль, и теперь порывается развернуть его обратно.—?Мы идем домой! —?разделяет четко, по слогам. Хана хватается за ближайший столб, отвоевывая право быть единственным руководителем своего тела.—?А по рассказам Нины, ты?— та еще мямля,?— и выдыхает, когда возмущение Элизы ослабляет над ним хватку.Будь Элиза живой, она бы наверняка задохнулась от переизбытка чувств. Хана ощущает, как единение отдает пульсацией гнева на Нину, столь ?возмутительной в собственных словах, не ценящей ее доброго характера!?, раздражением от того, что ее не слушают, опасением насчет недовольства Госпожи, смешками Эны, и массой всего остального, которая шумит, стискивает их обоих и давит, давит, давит!..—?Я просто хочу увидеть отца! —?не выдерживает он и вскрикивает, когда одну его ногу все же разворачивает в лодыжке против его воли.Элиза замирает, как и Йо, которого они не видят, а внутри у обоих зарождается интерес, сомнение, страх, любопытство и все именно в том порядке, которое не может не отразиться у него на лице, а у нее в душе.—?Элиза, пожалуйста! —?Хана жмурится, ощущая скребущие ноготки хранителя в горле, а она понимает, просто представляет, как это смотрится со стороны, и затихает. Противоречия схлестываются внутри, пресекая в нем возможность дышать. —?Пусть я не могу открыто сказать кто это, не могу так просто прийти к нему, но позволь хотя бы посмотреть со стороны! Я знаю, что он будет на одном из этих фестивалей?— он рассказывал о том, как там было красиво и ярко,?— и я бы хотел, очень-очень хотел увидеть его!Красно-рыжие краски гнева и обиды охлаждаются синевой опускающейся досады и понимания. Элиза понимает, что, как бы Хана ни думал, как бы себя ни вел, он все еще остается ребенком?— ребенком, который оказался в параллельной вселенной и чертовски скучает по родителям, один из которых мертв.—?Но ведь Госпожа… —?начинает она неуверенно, разрывается.—?Я знаю, что мама наняла людей следить за домом, что эти люди?— или кто они там? —?пойдут за мной, куда бы я ни двинулся. И если мы все же нагрянем на фестиваль, то они будут наблюдать за мной и там,?— Элиза вскользь оглядывает черноту ночи, блики от горящих фонарей, старается уловить в размытых тенях деревьев кого-то или что-то, что должно подтвердить слова Ханы. —?Плюс?— на самом празднике будут шаманы, которые, завидев потасовку с ребенком, не останутся в стороне…—?Или же развяжут что покрепче,?— добавляет скептично Элиза, чаша весов значительно перевешивает другую.—?…и у тебя будет время предупредить маму! —?настаивает он, и она вздрагивает в его теле. Новая волна из долга и обязательств перед Госпожой угнетает. —?Я знаю, что ты боишься потерять ее доверие, что ты обещала защищать меня, но я же иду с тобой! Пожалуйста, Элиза!Хана прижимается щекой к холодному столбу и взывает к состраданию.—?Всего лишь час: этого хватит чтобы осмотреть все, чтобы понять, есть там отец или нет, чтобы попробовать сладости, посмотреть на салюты?— один час! После чего я сразу же отправлюсь домой, без возражений!Элиза молчит. Молчит так долго, что Милли видит, как натягивается терпение в Йо звонкой струной, как накаляется от осознания, что где-то там, в толпе, можно будет высмотреть лицо отца мальчишки и что, быть-может-возможно-никто-не-знает-точно-но-он-надеется, оно будет похоже на…—?Хорошо,?— больше выдыхает Элиза, чем произносит, и вместе с ней выдыхает и Хана.Хватка над ним слабеет, и он, немного погодя, отпускает столб, привлекая к себе большее внимание, чем когда за него держался руками и ногами. Хранитель внутри замирает, явно что-то обдумывая, борясь с самой собой, своим обещанием перед Госпожой и неподдельным желанием проверить его слова на правду?— Хана слышит ее мысли, ее перепалку, множество аргументов ?за? и ?против?, коротко улыбается тому, что Элиза, несмотря на недавнюю ругань, остается собой?— мягкой и нежной?— и кладет утешающе ладонь на грудь.—?Я буду осторожен, обещаю,?— очередная пульсация, как печальный вздох смирения?— Элиза окончательно сдает позиции, и кончики его пальцев, сводимые от остатков контроля, расслабляются.—?Госпожа мне этого не простит,?— заключает прискорбно, уже представляя, чем все может закончиться. И утешение узнать нечто новое не делает итоги светлее.—?Клянусь взять весь ее гнев на себя,?— улыбается, делая шаг в сторону соседнего квартала, темное небо над которым горит чересчур пестро для опустившегося вечера.И едва ли не бежит туда, где уже сверкают мелкие салюты, где летают бумажные фонарики, а огненное зарево мешает в ночном небе черноту и живые краски. Хана влетает на фестивальную площадь, и детское непосредство, так быстро и скоро заменившее горечь, поражает и даже заражает Йо: он смотрит открыто, не без любопытства, с желанием потрогать, пощупать, попробовать. Хана перебегает от одной палатке к другой, поправляя рюкзак и сталкиваясь с какими-то детьми, такими же маленькими, но больше не смышлеными, обращается к Элизе, на время покинувшей его тело и осевшей рядом в виде полупрозрачного силуэта, что-то ей радостно рассказывает и примеряет, пробует, советуется о том, что лучше, как лучше и почему. Но не смотрит ни на кого конкретного, будто бы и вовсе не ищет взглядом.Он сгребает в охапку сразу две сахарные ваты, розовую и голубую, надкусывая каждый раз разную и пытаясь найти в них разницу, успевает урвать у добродушной необъятной продавщицы бесплатный цветной лед со вкусом апельсина и слопать все в один присест, довольно урча от того, ?как же вкусно!?.Улыбается, смеется, шутит?— он перестает восторгаться праздником и тем, что ?не зря сюда пришли!?, только когда застает плач маленькой девочки, проигравшей в кинге-сукуй*. Спрашивает ее и, заслышав причину, мрачнеет.Радость заменяется непоколебимостью добиться желаемого, и несколько купюр уходят в карман продавца. Явного шарлатана, как решает про себя Хана, увидевший, что пой чересчур слабый, кое-где порван, что заведомо обрекает на проигрыш обычного человека. Но не его.Сговорившись с Элизой, тоже не принимающей подобного надувательства, они делают вид (что он?— физически, что она?— духовно), что все честно?— они проигрывают. Рвут очередную попытку вслед за сеткой. А потом, после того как Элиза ?чисто случайно? теряет контроль над небольшим потоком ветра, Хана ловит разом двух рыбок, заставляя продавца взвыть.—?Так тебе и надо,?— он показывает язык продавцу, оттягивая по-детски нижнее веко пальцем и отдавая два пакетика заплаканным девчонкам, едва дотягивающим ему до плеча. Ерошит мягкие волосы, слыша похвалу и благодарности, слабо краснеет от пристального внимания восторженных глаз, и убегает дальше, маленький Робин Гуд, воодушевляясь повторной встречей с необъятной продавщицей мороженого и уже даря из собственных средств пломбир мальчишке сбоку.Улыбается еще раз, отбегая к соседним палаткам?— с какими-то безделушками, выцепляет наливное яблоко, забрасывая то в рюкзак, ?наелся?, и припадает довольной мордашкой к телеге с ?чем-то странным?, по мнению Элизы.—?Усы-ы-ы-ы,?— тянет довольно, протягивая несметное количество денег за палочку с вырезанными на картоне черными закрученными усами.—?Ну Хана,?— не то шутливо, не то сомнительно.—?Больше нет,?— отмахивается, приставляя ?усы? к носу и придавая лицу самое надменное из надменных выражений. —?Зови меня ?Сэр Хана? и обращайся на Вы. Блин, у меня были такие же снобские усы давно?— гениальная вещь. А что еще у вас есть?И скупает еще несколько таких же палочек, кошачьи ушки?— чем доводит Элизу до невероятного смущения и милого смеха?— и маску с кошачьей мордочкой, оставляющей на обозрение только темные большие глаза, окруженные пушистыми ресницами.—?Сколько тебе лет? —?перебивая его редкие ?мяу?, еле слышимые среди гомона толпы, Элиза пытается вразумить его, упирая руки в бока и уже качая головой… как замечает темную фигуру, выбивающуюся из общей картины праздника и веселья мрачным одиночеством. —?Хана?—?Да, я тоже его вижу,?— отвечает шепотом и через все протесты и возражения идет прямиком к высокому, худощавому мужчине в темном смокинге и шляпе, скрывающей при близком рассмотрении лицо без глаз.—?Хана! —?Элиза выбивает из колеи резким единением, заставляет податься вперед, выставив для опоры ногу, но уже через секунду понимает, что ни Хана, ни неизвестный и не думают нападать друг на друга.Хана спокойно всматривается в смазанные черты, которые бы любой прохожий объяснил, как ?абсолютно обычные, непримечательные?, тонкие крылья носа, которые не раздуваются?— человек не дышит, человек стоит абсолютно мертвый.—?Ну и уродливые же Тени все-таки,?— беззлобно проговаривает, поправляя рюкзак на плече, и уходит дальше, поясняя хранителю, удивленно и настороженно бушующей где-то в груди, что все в порядке. —?Точно такие же Тени были у Милли, нанятые пра-ба. Худые, черные?— стремные одним словом. Никогда не видел их вблизи, да и лучше бы не загорался подобным желанием.Хмыкает, понимая, что пару раз он проснется от их вида в холодному поту, и оборачивается назад?— Тень пропала так же внезапно, как и появилась.—?Его наняла Госпожа? —?мальчишка кивает.—?Его и еще троих других,?— неопределенно указывает себе за спину. —?Я заметил их еще по пути, но не стал тебя беспокоить.Элизе становится стыдно. Взяв на себя ответственность за его безопасность, она позволила себе отвлечься на его радостную мордашку, на его общее улученное состояние, попросту забыв о том, что необходимо смотреть по сторонам.—?Элиза?—?М?—?Спасибо, что позволила выбраться на фестиваль,?— он коротко улыбается, а она только сейчас понимает, что пестрая площадь уже позади, и Хана окутан темнотой ночных улиц, изредка освещаемый светом фонарей и вспышками салютов. Уже нет тех толп народу?— вокруг безлюдно и тихо, и лишь несколько силуэтов, которые она не заметила сначала, прыгают по крышам, наблюдая.Она уже хочет скривиться, извиниться и вырваться из тела, но ладонь, вновь опустившаяся на грудь, пускает по их единению отрезвляющую волну спокойствия и уверенности.—?Идем домой. Отца здесь все равно нет,?— и, ощутив легкую досаду от последнего предложения, он с шумом вдыхает прохладный ветер, прикрывая веки и раскидывая руки в стороны, будто желая кого-то крепко-крепко обнять.В Хане невообразимо тепло даже по меркам бестелесного духа. Тепло, уверенно, спокойно, хорошо?— настолько хорошо, что Элиза растворяется в этих ощущениях, забывая о том, как хотела себя линчевать, ?не достойная быть чьим-либо хранителем?. Она вслушивается в мерное сердцебиение, дыхание, обрывающееся, когда Хана находит по дороге какой-то мелкий камушек интересным и пинает его раз, два, на третий теряет из виду и идет дальше, не заморачиваясь.Они доходят до дома каждый в своих размышлениях. Хана открывает входную дверь, сваливая рюкзак, набитый всякой всячиной (появление которой надо будет потом как-то пояснить маме) в кресло, а сам останавливается и обращается к ней, выскользнувшей с легким ветром, со странным взглядом. Немного неуверенным, что-то затевающим.—?А ты со мной будешь всюду? —?брови ползут вверх, а Элиза неосознанно настораживается: все желания были на сегодня исполнены, неужели он хочет что-то еще? Или нет? Или он просто скромничает сказать, что хочет в туалет, и просит его оставить одного? Или… глаза ее неожиданно округляются, а рот приоткрывается.—?Нет! —?восклицает она, а наивный мирок в ее голове и вокруг в который раз за вечер крошится. Ведь так не может быть… —?Нет-нет-нет, не может быть! Не может быть, что-то, что я прочитала в твоих мыслях,?— правда!—?Ты это о чем? —?губы дергаются в нервной ухмылке, а на виске, кажется, проступает капелька пота. Холодного пота, от ее опасений и догадок.—?Хана, ты же не можешь. Нет! Я отказываюсь в это верить! —?вопит, мотая головой, чем больше запутывает и пугает. —?Ты сколько угодно можешь орать, ругаться, лезть в драки, но чтобы так, чтобы ты, чтобы… чтобы, нет!—?Да что?! —?не понимает он ее драматизма, того, как она наматывает длинные темные косички на кулаки и оттягивает те вниз. —?Что, что такого?!—?Хана, ты куришь, вот что!—?Что? —?удивляется Йо, в то время как Хана, вроде должный начать все отрицать, протестовать и оправдываться, подходит к сброшенному рюкзаку, копошится там и, сверкнув пачкой с определенным содержимым, направляется невозмутимо на улицу.—?Не думал, что ты заберешься ко мне в голову без спросу,?— совсем не упрек, нет. Просто взгляд выразительный. —?Но раз уж так вышло… то не придется говорить хотя бы об этом вслух,?— подцепляет одну сигарету, зажимая в ладони желтую зажигалку и, проходя через кухню, выходит на задний двор с удовольствием вдыхая все-еще-свежий воздух.Выбивает искру, подносит сигарету и уже хочет прикурить, как резкий поток пронзительного ветра задувает огонь. Задувает раз, второй, на третьем Хана шипит и озирается?— изначальная мысль о том, что Элиза так легко сдала позиции, была слишком самоуверенной.—?Элиза! —?хранитель появляется рядом напыженная и рассерженная.—?Не думай, что я так просто дам тебе это сделать! —?пойти на фестиваль это одно, но совершенно другое это… это… немыслимо!—?Мне по возрасту можно!—?По какому еще возрасту?! Тебе на вид лет семь, да и временами ведешь себя точно так же! —?припоминает случай на фестивале, как он радовался обычным мелочам и разбрасывался деньгами. Хана понимает, что внешний его вид, разумеется, подводит. Но сознание, рассуждения и эмоциональная зрелость, которые отмечали абсолютно все, должны подтверждать его слова. Однако предположения относительно его возраста?— всего лишь предположения, не знания.По сути, они ведь ничего о нем не знают. И даже вот это поведение Элизы сейчас строится исключительно на том, что она видела вчера, позавчера и ранее, додумывая остальное покуда хватает фантазии. Они цепляются за мелкие факты, косятся и перешептываются, снедаемые женским любопытством, и если раньше он не придавал этому большого значения, не думал, что можно как-то воспользоваться, то сейчас…Хана склоняет голову на бок, игриво щурясь:—?А если я предложу тебе сделку? —?она раскрывает рот от подобной наглости, оторопев. Хана пользуется замешательством, быстро поджигая сигарету, но не прикладывая ее к губам, наоборот. Вытягивая в руке так, чтобы огонек тлел между ними. —?До тех пор, пока горит пламя, я отвечу на любой вопрос о себе и своем мире. И можешь мне не врать о том, что вам неинтересно, кто я, что я и чем занимаюсь?— я слышал не раз и не два ваши предположения, которые ни разу не правда.Самоуверенно и нагло, Хана усмехается ранее невиданной усмешкой, чем выбивает ее из колеи окончательно.Так вот, что Эна имела в виду под словами о том, что он не так прост, как кажется: казалось бы, мальчишка, но нет. Актер с тысячей и одной маской, которые он раскрывал ей постепенно и которыми задобрял, уверял, злил, возмущал ее в различных ситуациях, неизменно придерживаясь лишь одного?— взрослой игры, лавирующей на грани шантажа и подрывающей в ней возмущение и любопытство.Они ведь действительно интересуются им, и главная беда в том, что никто, кроме него самого, не может об этом рассказать.Вопрос только в том, что важнее: его здоровье, которое ребенок?— семилетний на вид ребенок! —?губит, захлебываясь дымом, или же их любопытство.—?Отец в курсе,?— выбивает ее из рассуждений. Четверть сигареты уже утонула пеплом в черноте травы, а он все так же стоит. Не прикоснувшись. —?В моем мире отец в курсе этой ?пагубной привычки?. Спалил меня глупо, но уже тогда сказал, что это?— мой выбор, и мешать он мне не будет. Впрочем, как и содействовать.Он видит, как в ее взгляде мелькает неуверенность, перемешивается с протестом, но не доходит до крика или же агрессии. Ее губы дрожат в восклицании о том, ?как отец может позволить ребенку губить себя, бла-бла-бла?, но Элиза одергивает себя?— ведь это тоже информация о том мире, и Хана не даст ответов пока она не согласится. Половина сигареты.—?Я курю уже три года,?— поддевает, с исключительным искусством поддевает ее любопытство, с неким интересом разглядывая горящий фитиль, что обрубает время на вопросы. —?И два с половиной года отец в курсе. Мама не знает, так как для нее это табу, да и в принципе не хочется расстраивать ее. Ведь я?— порядочный сын, пусть тот еще раздолбай…?Три года курения?,?— первой реакцией было бы фырканье, но его заменяет подсчет. Даже при учете того, что его родители нерадивые, просто из ряда вон плохие (чего она о Госпоже сказать не может)?— начать курить в три года (если брать тот возраст, на который он выглядит) это нечто невозможное, а значит… может быть…—?Сколько тебе лет? —?и ненавидит, ненавидит саму себя за то, что сдалась, и позволяет сейчас этим тонким, красивым губам растягиваться в ухмылочке, от которой хочется треснуть по затылку.—?Двадцать,?— на выдохе?— клубок сизого дыма и никакого кашля.—?Доказательства?—?Фотографии в телефоне,?— кивает в сторону дома. —?Телефон в рюкзаке, так что если ты захочешь меня попросить принести его прямо сейчас, то время пройдет впустую.И с ним Элиза согласна. Оттого задает следующий вопрос.—?Почему ты выглядишь так,?— пожалуй, самый наводящий, на который Хана, шмыгнув носом, задирает рукав толстовки и выставляет под блеклый свет полумесяца серебряный браслет с зелеными камнями.—?В момент перемещения во времени я затратил огромное количество фуреку, и чтобы при этом я не утратил способность как-то взаимодействовать с миром, а также объединяться с духами, браслет позволил мне появиться лишь в образе мальчишки. Постепенно он пожирал мое фуреку, наполняясь для возвращения, и сейчас он заполнен до краев, однако вернуть себе свой настоящий вид я не могу. Во-первых, ко мне все уже привыкли, и внезапная перемена вызовет диссонанс. Во-вторых, в своем настоящем возрасте я чересчур сильно похож на отца, что спалит его при первом же сопоставлении. И в-третьих, ввиду законов времени, которая вывела в нашем мире Милли, я не могу беспроблемно для вселенной быть старше своих родителей?— затрата энергии на поддержание меня в этом мире увеличивается в три раза, что мне не под силу.—?Что будет, если ты истратишь все фуреку? —?уложив более-менее все в своей голове, Элиза хмурится.—?Я не знаю,?— честно признается Хана, делая еще одну затяжку. Сигарета кончается, потухая. —?Обычно я прыгал вместе с Милли и она, более опытная в этом деле, брала все расходы по энергии на себя, но сейчас… сейчас другая ситуация, в которой я могу рассчитывать только на себя. И, если ты позволишь, я не стану рисковать, ?даже на секундочку? превращаясь в себя-настоящего.Элиза кривится. Да, она хотела предложить?— убедиться, чтобы совесть ее не сильно долбила по голове. А ведь Госпожа убьет ее, если узнает.—?Я могу показать фотографии?— на них есть даты, время, ты можешь их крутить и так, и сяк, просматривать видео, которые я бы не стал редактировать специально, да и нет в вашем времени пока таких программ для обычных смертных,?— бросает потухший бычок обратно в пачку, раздумывая о том, брать новую сигарету или нет, и о чем-то еще. —?Хотя нет, не покажу. Даты не покажу.Сразу же проговаривает, завидев возмущение от того, как ею ?воспользовались?.—?Но почему нет? —?Элизе тошно от того, с какой легкостью она спрашивает это. Не так она должна реагировать, не так!—?Одно дело знать возраст, другое?— знать дату целиком. Или ты хочешь сказать, что зная день, месяц и год моего рождения вы не высчитаете своим женсоветом дату, когда маме необходимо будет забеременеть? —?он вскидывает брови, откровенно сомневаясь, а Элиза хочет сказать ?нет?. Всем сердцем и душой она хочет сказать: ?Нет! Мы позволим Госпоже выбирать самостоятельно и спутника жизни, и время, когда необходимо заводить детей!?. Вот только это неправда.Да, какое-то время им будет все равно на это, но с каждым днем, приближающемся ко дню икс, они будут все чаще заглядываться на парней вокруг Госпожи, подталкивать или наоборот отгораживать от их общества, выискивать общие черты. В общем заниматься очередной чепухой, когда становится скучно, а любое дело воспринимается, как НУОЧЕНЬВАЖНОЕ.—?Ты прав,?— вздыхает, горько сознавая, какими они достались Госпоже, и замечает, как Хана пытается поймать ее взгляд, едва ли не согнувшись пополам.—?О чем бы ты сейчас ни думала?— перестань, тебе не идет дуться и расстраиваться,?— выстреливает очаровательной улыбкой, а она закатывает глаза.—?Только что на меня семилетний сын моей Госпожи вывалил тонну невероятной информации, при этом нагло спровоцировав и при мне же покурив. Как еще мне на это реагировать?—?Как комплимент? Ведь никому другому я бы не сказал об этом,?— очередной маневр в виде скорченной умильной мордашки, взгляда из-под челки, и она окончательно тает. Вот, что за слабохарактерная девица? Нельзя так, Элиза, нельзя! —?Кстати,?— возобновляет он спустя некоторое время. —?Раз уж у нас дошло до откровений, то может и ты поделишься: почему ?Госпожа??В момент ее лицо искажается, становится каменным, непроницаемым до эмоций, а пальцы, до этого юрко играющиеся с воздухом, будто цепенеют, хватаются за складки полупрозрачной одежды.—?Я сказал что-то не то? —?Хана осекается, растерянный от такой резкой перемены, хочет подойти ближе, но жестом его останавливают.—?В-все в п-порядке, просто… —?не может подобрать слов, мнется, смотря в пространство и вспоминая.—?Если тебе тяжело об это…—?Госпожа спасла меня,?— понимая, что так или иначе?— от Нины или Эны?— он узнает это, Элиза не видит смысла скрывать. —?Меня убили три года назад, и спустя какое-то время я вернулась неупокоенным духом на место убийства, где меня нашли и подобрали люди. Тогда мне казалось, что они ведут мир к лучшему, но я ошибалась. Они воспользовались мной и тем, что я владею стихией воздуха, приказали напасть на группу людей и убить их,?— Элиза осипает. Язык прилипает к небу. —?И я убила. Я убила тринадцать человек, и неизвестно, сколько бы еще убила, если бы не вовремя появившаяся Госпожа. Я не знаю, что она нашла во мне, за что зацепилась, но ей удалось меня отрезвить, привести в чувства от слепого забвения, желания убивать и внесла в список, благодаря которому спасла от расправы Хао.—?Хао? —?переспрашивает Хана, а до Йо постепенно начинает доходить.—?Вот, о чем она говорила, когда утешала Анну в офисе,?— восклицает он, а Милли в ответ кивает.—?Он имеет право злиться. Но не на Госпожу?— на меня. Однако вместо этого, он, будто не замечая меня и того, что это сделала именно я, срывается исключительно на нее, на нее же и кричит, обвиняет во всех грехах, но она не виновата. Она просто хотела защитить меня, и она это сделала, пусть и такой ценой.—?Мда уж,?— Хана потирает шею, частично понимая теперь, что в недавней злости была не одна, а сразу несколько причин. Пусть, по его мнению, это и не дает Хао никакого права кричать, оскорблять и, не дай дух, поднимать руку на маму, но тут уже надо разбираться с самим Хао, а это дело пусть и сложное, но… не его. Ему же остается только надеяться, что он на правильном пути, и уже скоро тот Хао?— дядя, которого он знает?— вернется в адекватное состояние.Ну, или же у них проблемы.—?Пошли, я покажу фотки? —?немного помолчав, спрашивает он, убирая пачку сигарет в карман и растирая замерзшие на холоде ладони.Возвращается в гостиную, потрошит рюкзак, вытаскивая то какие-то фантики, то ненужное барахло?— а ведь он его недавно здесь купил, откуда столько мусора? —?и достает на свет странное по мнению всех, кроме него самого, устройство?— перламутровый прямоугольник, на который нажмешь?— и он начинает светиться.Без кнопок и рамок. Хана вбивает на экране кодовый замок, совершая странные жесты большими пальцами, чуть хмурится, вспоминая, где именно из множества пестрых иконок, хранится то, что нужно, и, несколько раз потыкавшись не туда, поворачивает телефон горизонтально, еще и встряхнув?— для профилактики.Экран переворачивается медленно и начавшееся видео расползается вслед.—?Фотки остались на другом телефоне, но есть видео с последних классов школы. Мы тогда соревновались с одной командой идиотов на шоу талантов местного разлива, и на финал необходимо было сделать клип. Клип снимали на ?мыльницу?, никаких спецэффектов, на некоторых местах камера даже трясется как припадочная, но зато ты точно будешь знать, что это не монтаж или что-то такое,?— он всматривается в ее лицо, ловит отражение непонимания от неизвестных слов, таких привычных ему, удивление от неизвестного устройства, и шмыгает носом. Не заболеть бы. —?Мне было семнадцать.Йо подходит со спины. Хана едва ли достает ему до груди, и от этого интерес с нескрываемым восторгом выливаются за рамки, Йо хочет его коснуться, потрепать по макушке, отвесить подзатыльник за выкрутасы, задать вопросы, много вопросов. Ему хочется знать об этом умном, озорном, забавном, немного наглом и безумно очаровательном смышленыше больше, однако вероятность того, что отцом может оказаться не он, заставляет все больше отбрасывать навязчивые мысли.Но ведь отец тоже может быть учителем? Тем более, если отец?— Король Шаманов.—?Мама все боялась отпускать меня одного в Америку, однако отец настоял,?— пока ритмичная музыка гулко вырывается из динамика, Хана ведет неопределенно кистью, хмыкает с ужимкой. —?Отец всегда настаивал на том, чтобы я добивался желаемого и не пасовал перед трудностями, говорил кучу разной мотивационной чуши, да только не помню уже всю.Хана робко потирает затылок, и Йо не может не улыбнуться в ответ на широкую белозубую улыбку, адресованную не ему.—?Ой, а это кто? —?уже успев шокировано охнуть и смутиться от повзрослевшего и возмужавшего Ханы, Элиза интересуется, с любопытством глядя на главный экран, где запечатлен взрослый?— на порядок взрослый и безщекий?— Хана в объятиях светло-рыжей девушки, счастливый.Мальчишка прикладывает телефон к груди слишком резко, будто желая спрятать. Заминается, опуская подбородок, ища поддержки у пола, дивана и мягких подушек, а потом поднимает голову в полуобороте. И Йо замирает.Столько боли, сокрытой в темной радужке. Хана морщится, пытается отогнать навязчивые, мрачные мысли, переключиться на что-то хорошее, но по искривленной линии рта, по тому, как он барабанит легонько по аппарату и расчесывает до алых полос шею, ему это не удается.Йо чувствует себя виноватым. Пусть задал вопрос не он, пусть отвечают не ему, но ему жаль, что… и Хана прочувствовал в свое время…—?Ее звали Лилиан,?— горечь утраты. —?Мы познакомились в Америке при не очень приятных обстоятельствах.Смаргивает влагу, с трудном ворочая языком.—?Она сделала меня самым счастливым человеком на планете,?— Элиза через силу сглатывает, готовая услышать страшное. —?Но погибла… за неделю до нашей свадьбы.—?Духи, прости! —?охает Элиза, прижимая ладони к лицу и едва сдерживая слезы, в то время как Йо парализует. Сначала невеста, затем мать.Хана потирает грудь, в которой тупо ноет. Криво усмехается, стараясь увести тему как можно дальше от смертей и шаманизма, предлагает посмотреть фильм, а Йо понимает, что именно так выглядит человек, имеющий мощь целого мира в лице Короля-отца, но не имеющий возможность воскресить любимых.Хана идет на кухню и возвращается с целой грудой тарелок, заваливается на диван и оставшееся несколько часов до сна они с Элизой смотрят фильмы различной степени мерзости. Каждый раз, видя смерть одного из героев, она искоса поглядывает на него, пытаясь угадать, о чем он думает, переживает, но всякий раз он заталкивает в рот кусок побольше, не готовый отвечать.Он засыпает почти под утро. Свернувшись калачиком на диване, подтянув подушку к груди, но не уместив ее под голову. Изредка морщится от того, как кончики волос щекочут нос, пока невидимая рука?— легкий поток ветра?— не убирает их. Элиза смотрит на это умиротворенное лицо с хмурой складкой меж бровей, смотрит на подрагивающие ресницы и пухлые щеки, ерошит светлые пряди мягко, а когда откидывает те назад, вздрагивает.На секунду она заминается, но уже через мгновение, уловив знакомые черты, сопоставив образы и поведение, которое украдкой успела подсмотреть, до нее доходит.Она знает, кто его отец.