Часть 1 (1/1)

Моя жизнь началась пятнадцатого марта тысяча восемьсот восемьдесят шестого года в датской провинции Ютландия. В семье священника родилась я… Я любила учиться и узнавать этот мир, выворачивать его наизнанку и изучать изнутри. Я обожала рисовать?— это было моей первой страстью. Я влюбилась в краски и уголь, изображая ими на холсте линии, превращающиеся в красивых людей. Меня очаровывали женские образы, их дружба и даже любовь. В день совершеннолетия я собрала вещи и уехала от родителей в Копенгаген, чтобы продолжить обучение в Королевской академии изящных искусств. Мне казалось, что именно счастье и желание стать успешной художницей переполняли меня. Это была воистину любовь с первого взгляда… Но я ошиблась, и любовь с первого взгляда меня поджидала на ступеньках академии. Сидя на них и читая книгу, он не замечал никого вокруг: его заботили лишь фантазии, рождающиеся при чтении. У моей страсти появилось новое имя?— Эйнар Вегенер, который был старше меня на четыре года. Эйнар изображал на холстах пейзажи: ему нравилось погружаться в написанную им картину с болотами, где он гулял в детстве. Мои чувства к Эйнару разрастались, как заражённые вирусом клетки, проникая в мягкие ткани органов, питаясь ими. Я была больна им. С каждым днём становилось мало просто видеть его: мне хотелось большего. Я решилась подойти к нему и познакомиться. Мне было необходимо услышать его голос, поймать взгляд, увидеть улыбку и подарить свою в ответ. Мне хотелось целовать его пухлые губы всегда, и по возможности везде. В тот солнечный день он не читал, а просто рисовал всё, что видел. Голубое небо, яркое солнце, деревья с зелёной листвой и бесконечную дорогу, по которой мы отправимся вдвоём. В тысяча девятьсот четвёртом году мы поженились. Я парила на небесах в тот день. Мне не верилось в то, что происходило. Я думала, что всё это сон, от которого просыпаться не хотелось никогда. Наш брак просуществовал шесть лет. Годы совместной жизни были наполнены любовью и доверием. Между нами была гармония и полное понимание друг друга без слов. Нам не нужны были лишние фразы: я была частью его, а он?— меня. ?Я целовала его и чувствовала, словно целую себя?,?— сказала я однажды нашей общей приятельнице, балерине Улле Воцбех. Мы были верны друг другу до одного рокового дня. В этот проклятый день?— именно так я обозвала его позже,?— мой муж стал меняться, превращаясь в нечто другое. Тогда я стала чувствовать страх, впервые за всё время существования на этой планете. С каждым днём он нарастал. На моих глазах Эйнар менялся, становился другим?— уже не моим. Поначалу я винила его вторую сущность, живущую, как он говорил, в нём много лет с самого рождения. Лили?— адское создание,?— пришла в его сознание в тот момент, когда я попросила попозировать мне в платье и чулках. Он должен был втиснуться в узкие пуанты, что и сделал. Так же, как и Лили втиснулась в него. Каждый день она уничтожала моего Эйнара, вытесняя его из тела и оставаясь в нём. Я боролась за него, просила и умоляла прогнать Лили и остаться со мной, как прежде, но механизм уже был запущен?— ничего вернуть или изменить уже было нельзя. Время шло то быстро, то внезапно замедляло свой ход. Оно бежало и тянулось. Вскоре я стала винить себя в содеянном. Я сотворила всё, что произошло с моим мужем. Чтобы хоть как-то отвлечься и не сойти с ума окончательно, я стала рисовать Лили вместе с собой. Она стала моей натурщицей, средством моего заработка. Картины принесли мне успех. Выставки же проходили одна за другой, производя неизгладимое впечатление на французов. Мы переехали в Париж, прожили там год. Я любила рисовать её, мне даже казалось, что я люблю её так же, как Эйнара, ведь это был один человек, только с двумя лицами. Рыжие волнистые волосы, уложенные в каре, зелёные глаза, слегка подведённые карандашом, чуть задетые тушью ресницы и красная помада на полных губах, о поцелуях которых мне пришлось забыть навсегда… Я старалась быть сильной и неуязвимой, властной и несгибаемой. Мне хотелось стать вылитой из стали, а не сотворённой из живых тканей. Я больше не хотела чувствовать, я умерла вместе с мужем. Меня пожирал вирус под именем Эйнар, а его?— Лили, выходя изнутри. Вскоре я решила разыскать его друга детства?— Ганса Аджила, жившего неподалёку от Эйнара в Вайли. ?Эйнар рисовал портрет друга на обратной стороне большого камня?,?— призналась как-то Лили, сидя на диване, флиртуя с ним и даже не стесняясь моего присутствия. Мне было больно, грустно, противно от того, что теперь не я в его мыслях, не я заполняю его сердце. Я наконец-то поняла, что у меня начались стадии восприятия. И первым из них, как и надо, стало отрицание. Я не могла поверить в то, что происходило с Эйнаром. Верила, что это просто игра, что, как любому творческому человеку, ему нужно перевоплощаться для получения вдохновения, чтобы развиваться духовно. Я надеялась, что он просто искал себя, а когда найдёт, то станет прежним моим Эйнаром. Гнев. Именно тут-то я оторвалась на Лили сполна. Я кричала на неё как умалишённая. Ненавидела её так же, как себя и всё вокруг. Мне стали противны картины и женская дружба. Я не любила рыжих. Я ненавидела себя и её. Торг. Мне хотелось договориться с Эйнаром о том, что он пожертвует своей Лили и сделает для меня кое-что и будет делать всегда. ?Я смирилась с её присутствием, и тебе придётся исполнить мои желания?,?— сказала однажды ему в глаза, и у меня бежали слёзы. Сползая по щекам, они падали на пол и разбивались возле его ног, как я разбилась о его безразличие. Ему?— или ей,?— было наплевать на мои попытки договориться: он сделал всё по-своему. Депрессия. Меня больше ничего не радовало, я устала быть сильной. Мне хотелось спрятаться и убежать, хотелось, чтобы защищали и заботились обо мне, а не я вступалась за себя. Тьма вселилась в моё тело, и казалось, что она останется внутри навсегда. Я не видела просвета: его попросту не было. Я не знала, откуда его ждать и как жить дальше. Вскоре стала писать женщин, прибегающих к насилию. Они избивали друг друга на моих полотнах. И одна из таких картин даже изображала убийство: на ней Лили пыталась расправиться со мной, а я?— с ней. Пятая стадия наступила после встречи с Гансом. Рядом с ним я опять начала чувствовать. Он забирал мою тьму и пытался даровать частичку света. Я не сопротивлялась этому, позволяла и впитывала всё, что он старался отдать вместо Эйнара. Ганс помогал ему и оберегал меня. Защищал друга и заботился обо мне. Именно он помог принять то, что произошло с мужем. Ганс просил, чтобы я полюбила Лили, и говорил, что это необходимо. Мы много беседовали: иногда обсуждали проблемы, а иногда?— просто так. Мы встречались каждый вечер, мне было хорошо, и казалось, что я больше не болею. Я наконец-то стала выздоравливать, и Лили больше не была чудовищем. Я любила её, а она?— меня. Благодаря Гансу я шла на поправку: он стал моим лекарством, моим спасением. Эйнар всё же добился своего, и в Дрездене ему сделали операцию по смене пола. После неё он наконец стал тем, кем хотел, уничтожив в себе мужчину. Профессор Варнекрос ждал уже её в своей клинике во второй раз. После выписки мы вернулись в Копенгаген. Лили стала работать в парфюмерном магазине в женском коллективе. Ганс был рядом, как верный друг и мой второй муж. Я не думала, что выйду замуж во второй раз?— такое могло привидеться разве что в кошмарном сне. Но мы поженились, я вновь стала счастлива и даже, возможно, немного сильнее. Наш брак с Эйнаром распался сразу же после операции по коррекции пола. Мы больше не состояли в браке: он был недействителен. По документам он уже был Лили Эльбе. Ганс предложил выйти за него, и я надеялась, что это не из жалости. ?Всё непременно будет?,?— успокаивал он меня в холле гостиницы, где я остановилась в Германии, чтобы ухаживать за Лили. ?Как насчёт того, чтобы выйти замуж за меня???— спросил он тихонько, и на его губах появилась улыбка. Я ответила согласием. Коротко и ясно. Моё сердце застучало сильнее. Дыхание стало частым, и кровь по венам забегала быстрее. Я вновь ожила. Ганс спрятал меня и Лили за свою широкую мускулистую спину. Мы обе были под надёжной защитой, бронёй. Лили решилась поехать на вторую операцию, не выждав необходимого периода после первой. Я тогда не поехала с ней, поэтому она уехала одна. Мне не хотелось смотреть, как Лили себя убивала. Пусть ей не впервой забирать жизни у близких людей, но за что она так с собой? Почему не дать себе время поправиться и уже с новыми силами отправиться на хирургический стол?! Лили уехала, а я осталась одна в нашей с Эйнаром квартире. Ганс в тот день отсутствовал, хотя он обещал, что будет рядом. Однако, ему нужно было уехать в Лондон для заключения сделки, а заодно организовать мою очередную выставку. Пробыв в одиночестве день, я решила, что не могу больше находиться в этих давящих стенах, и сбежала вслед за Лили в Дрезден. Как ни странно, Ганс приехал ко мне. Он узнал, где я, и без лишних вопросов обнял, и мне стало снова хорошо и спокойно. Утром мы приехали в больницу, и профессор сообщил нам неутешительную новость. Лили потеряла много крови и была слаба. Она не смогла справиться и ушла от нас в небытие. ?Мы будем любить тебя, и это навсегда?,?— шептала я, сидя перед ней на корточках, и теребила рыжую прядь волос. Её бледное лицо и синие губы навсегда остались мрачным воспоминанием. Она приходила ко мне во сне. Иногда проносилась вихрем, а иногда оставалась надолго, и мы просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова: мы понимали всё без них. Мне тяжело дался уход Лили. Ганс пытался восполнить эту пустоту, не оставляя меня ни на минуту. Когда мы спали, всегда обнимал и согревал. Он отвёз меня в то место, где он и Эйнар любили проводить время в детстве. Мы поехали в Вайли и сидели, любуясь болотами, как они когда-то. Природа поражала красотой и просторами, и тогда я знала, что Эйнар и Лили находятся рядом с нами. С Гансом я прожила три года?— меньше, чем с Эйнаром. —?Мне невыносимо тебе сейчас это говорить. Я посмотрела в глаза человеку напротив, такие же серые. У меня защемило в груди. Там, внутри, всё вновь болело и стонало, и начинало кричать, снова и снова, раз за разом. Но вот только никто меня не слышал. —?Попробуй, и тебе станет легче,?— произнёс он, положив руку на мою?— так же делал… —?Не станет… Больше никогда не станет,?— ответила я, и невидимый комок в горле заставил проглотить последние слова. Мне хотелось плакать много и без остановки. —?Что с ним случилось? —?поинтересовался он у меня, сжимая руку. Он пытался усмирить мою дрожь, успокоить. Сделать так, чтобы моя душа очистилась от черноты. Проделать то же, что и Ганс, когда однажды извлёк тьму и прогнал её. —?Он… Он просто умер,?— я всхлипнула, и слёзы побежали по щекам. Я опустила глаза, не в силах рассматривать знакомые черты лица. —?Ганс тоже предпочёл умереть, как и Эйнар с Лили. Они все не смогли находиться рядом со мной. Я говорила, стараясь произносить слова без запинки, чтобы не забыть и успеть высказать мысль. —?Ну что ты, Герда, они любили тебя. Ты не виновата ни в чём. Перестань винить себя,?— попросил он, касаясь моего подбородка. Движение вверх, и наши взгляды снова соединились, мы стали одним целым. —?Ганс,?— произнесла я и, касаясь его лица пальцами, пробежала по скулам, ощущая колючесть щетины. —?Ты вернулся. —?Нет, Герда, я не он,?— стал уверять меня, для убедительности помотав головой. Убирая руку от моей, он больше не касался моего лица. —?Ну как же? Ты здесь передо мной, совсем как он. —?Вот именно, что ?как?, но не он,?— ответил мне, и я закрыла лицо руками, раскачиваясь. Мне стало плохо, ужасно, невыносимо. Мне не хватало воздуха?— лёгкие выжгли кислород, как только он появился рядом. —?Герда, я здесь, чтобы помочь тебе. Но со знанием, что ты будешь сравнивать меня с ним, вероятно, мне лучше уйти. Ты должна понять, что общая у нас только внешность, духовно мы разные. Посмотри на меня,?— попросил он, опускаясь передо мной на колени. Отнял руки от лица, глядя прямо в душу, взгляд проникал всё глубже. —?Нет, тебе кажется. Ты?— это он,?— возразила я, рассматривая его и вновь ощущая тепло. —?Просто ещё не понимаешь, не осознаёшь, кто ты. Я помогу тебе узнать истинную сущность. Я же помогла Эйнару. —?От чего он погиб? —?его вопрос вывел меня из эйфории. Секундная радость улетучилась, цвета померкли: остался лишь чёрный цвет. Я не знала, как ответить. Ведь Ганс был передо мной. —?Я не знаю… Мне не сказали: я тогда оказалась в психиатрической больнице. Врачи решили излечить душевнобольную художницу и заштопать, как куклу, после вскрытия и вычищения тебя и Эйнара. —?Не меня. —?Да, прости,?— я вновь захотела его обнять, потянувшись, и он принял меня в объятия. Его руки на мне, как и раньше. —?Я просила отпустить меня и попрощаться с Гансом навсегда. Один из врачей выполнил мою просьбу и отвез на кладбище. Я принялась разрывать землю руками, чтобы выкопать его, и чтобы потом меня закопали рядом с ним. Мне не хочется жить без… тебя. —?Нет, Герда, не меня,?— повторил он одно и то же. Но зачем? Для чего? Я всё равно не поверю: ведь он рядом. Я продолжала обнимать его плечи, зарываться рукой в волосы и вдыхать запах. —?Вы пахнете одинаково,?— прижимаясь сильнее, касаясь губами места ниже уха.*** ?Алисия, дыши! Ну же, давай, дыши ради меня! Начни снова жить! Прошу, умоляю, требую!??— кричал внутренний голос Маттиаса, стоящего за стеклом реанимации и наблюдающего за бездыханным телом девушки. Врачи пытались реанимировать её, боролись за жизнь. Но боролась ли она сама? Маттиас не знал и не мог об этом ни у кого спросить. —?Дыши, только дыши! Не оставляй меня! —?кричал он сквозь стекло, но безуспешно. —?Мистер Шонартс, вам нужно перевязать руки, пойдёмте со мной. Из ниоткуда появилась медсестра и повела за собой. И он пошёл, не зная куда и для чего: точно не расслышал и не понял. Крики в голове Маттиаса не давали другим мыслям проникнуть в сознание и вытеснить рёв. Он рычал, словно раненый медведь. Ему было страшно потерять её навсегда. Разбивая лёд кулаками, он оставлял глубокие царапины на холодной поверхности льда. Он видел, как её тело посинело от переохлаждения под мутной поверхностью. Мэтт знал одно?— он должен успеть, во что бы то ни стало вытащить её, согреть и не отпускать никогда. Ледяная корка всё-таки треснула, и он судорожно отодвинул колючие льдины, схватив Алисию за шею и талию и вытянув на поверхность. Маттиас быстро снял пуховик, и, укутав уже неживое тело, взял на руки и понёс, надеясь, что помощь совсем близко. —?У вас раздроблены кости обеих кистей. По возможности, избегайте нагрузки,?— попросила его медсестра, заканчивая обрабатывать и накладывать гипс на обе руки. Мэтт наконец-то посмотрел на неё, всё ещё ничего не понимая. Он лишь кивнул и погрузился в мысли. —?Я дам вам обезболивающее, и врач выпишет витамины. Маттиас довез Алисию до больницы самостоятельно, не желая ждать ни минуты. Время было не на его стороне и, тем более, не на стороне Алисии. ?Дыши ты, только дыши!??— просил он, разогнав по трассе машину. Из-за адреналина в крови и холода он не чувствовал боли в переломанных костях. В больнице врачи тут же принялись спасать её жизнь, и теперь, выйдя из приёмной, Мэтт замер перед стеклом, видя, как грудь девушки вздымалась и опускалась. На глазах появилась пелена, мешающая смотреть чётко на ожившую Алисию. —?Доктор, как она? —?он подошёл к мужчине в белом халате средних лет, стоило тому выйти из реанимации. —?Состояние стабилизировалось. Но прогнозы пока неутешительные. Переохлаждение и клиническая смерть погрузили её в кому. Сердце бьётся, но пока она не с нами,?— ответил доктор и в знак поддержки потрепал его локоть. Шонартс выслушал его и снова вернулся к пункту наблюдения. —?Вы можете зайти к ней ненадолго. Мэтт, недолго думая, покинул коридор. Подойдя ближе к Алисии, когда оказался в реанимации, сел рядом с ней, наблюдая, как она дышала, а, значит, и жила. Пусть не здесь, не с ним, но где-то там, в параллельной вселенной. Маттиас всё-таки надеялся, что она не одна.*** —?Расскажи, что было дальше. —?Меня с приступом истерики увезли обратно в больницу. Я прожила там несколько месяцев. На стенах рисовала его портреты и не только на них?— везде, на любой поверхности. По ночам они оживали, и я разговаривала с ними, а они?— со мной. Я улыбалась своим творениям и целовала так же, как тебя,?— произнесла я, касаясь его губ, как губ Ганса раньше. Он не решился ответить, не позволил насладиться ими вдоволь. —?Поцелуй меня, ответь мне, прошу тебя. Одно касание твоих губ?— и я обещаю отпустить тебя. Я несла какую-то чушь, но мне нужно, чтобы он поверил в этот бред про ?отпустить? и поцеловал, как прежде. —?Нет. Ты будешь страдать. —?Не буду. Вот увидишь. Больше не буду! —?почти кричала я в ответ, опять касаясь его губ своими. Язык проник в чужой рот, пытаясь ласкать его. —?Нет, постой,?— он прервал поцелуй, и с моих губ сорвался досадливый стон.—?Расскажи, что было дальше. —?Чтобы меня выписали, я притворилась, что излечилась и больше не болею то… им. Мне пришлось соврать психиатру, но я никогда не врала Гансу, Эйнару и себе. Меня отпустили домой. Когда вернулась в эту квартиру, в тот же день нарисовала его так, чтобы его глаза могли следить за мной. Мне не хватает взгляда его серых глаз,?— я снова прильнула к нему, и его губы оставили след на щеке. —?Прошу, останься со мной. Совсем на чуть-чуть. —?Нет, я и так задержался. Меня не должно здесь быть, Герда,?— он провёл рукой по волосам, заправляя волнистые светло-русые локоны за ухо. —?Ты не можешь оставить меня. Только не ты и не сейчас! —?я кричала, кидаясь ему на шею и чувствуя его тяжёлое дыхание. —?Ты спас меня: я задышала вновь только потому, что ты просил об этом. —?Я должен идти,?— будто бы не слыша сказанное, он встал и направился к двери. —?Ганс! —?он вздрогнул и остановился возле двери, готовясь открыть её. —?Не уходи! Я побежала к нему, обвивая руками и ощущая накачанный пресс?— его мышцы были напряжены. —?Я не хочу, чтобы ты была со мной только потому, что у нас одна внешность. Мы с ним одно целое, но это лишь оболочка?— ничего общего у нас нет. Пойми это. —?Я понимаю, правда, останься,?— продолжала я убеждать, прижимаясь крепче. —?Ты называешь меня его именем. —?Я больше не буду, Маттиас, обещаю,?— произнесла его настоящее имя, и он опустил голову, прикрывая глаза. Моя ладонь двигалась вдоль позвоночника. Он будто постепенно отдавался мне?*** Эдди приехал в больницу, быстрым шагом направляясь по длинному коридору. Увидев сидящего на стуле друга, он ускорил шаг и сел рядом, взглянул на его перемотанные руки, а затем в пустые уставшие глаза. —?Мэтт, как она? —?Принеси мне кофе,?— произнёс он тихо. Эдди вздохнул. —?Жива, но в коме. Пока без изменений. Мэтт не мог говорить слишком громко: его горло было простужено. Он кричал на морозном воздухе слишком громко. Связкам нужен был покой. —?Сейчас,?— Редмэйн встал и пошёл к автомату за порцией растворимого напитка. И быстро вернулся, думая, как лучше дать ему бумажный стакан. —?Сможешь взять? —?Да,?— прошептал Мэтт. —?Как это произошло? —?Одним мгновением,?— от вопроса у Маттиаса перед глазами тут же нарисовались события прошедших суток. —?Она просто провалилась под этот чёртов лёд. Я не успел схватить её вовремя, она уплыла под него. Он опустил голову, рассматривая гипс на руках и переводя взгляд на чёрный кофе. —?Да. Покатались, называется, по льду,?— горько вздохнул Эдди, закрывая рукой глаза и потирая их. —?Может, ты пойдёшь поспишь, а я побуду с ней? Если что, я дам тебе знать незамедлительно. Мэтт посмотрел в его глаза, ответив: —?Нет, не хочу спать. Всё равно не усну. —?Но ты не сможешь ей помочь, если сам заболеешь. Тебе нужны силы для неё, для себя,?— не сдавался Эдди и всё-таки пытался уговорить его. —?Я вызову тебе такси. —?Не надо. Я останусь здесь?— мне выделят палату,?— твёрдо проговорил Мэтт, не давая себя сломать. Он должен отстоять своё право быть здесь. —?Тогда иди отдыхать. —?Ладно.