II (1/1)
Мичиру отшатывается к стене, закрывает дрожащими ладонями лицо, прижимает их к ушам, сжимает губы в узкую полоску.Соске смотрит на осколки чашки острым, безразличным взглядом, убаюкивает на груди бесчуственную руку.Мичиру оседает на пол, смотрит сквозь пальцы, как Ойкава ложится на диван и его правая рука плетью свисает вдоль тела.Прошло почти полгода, с того момента, как Мичиру успевает домой вовремя - до того, как черты лица Соске заострятся, до того, как большая часть его крови впитается в белую органзу свадебного платья, но все равно слишком поздно, чтобы её жизнь стала нормальной.Иногда она тайком мечтала, чтобы автобус в тот день встал в пробке, чтобы она попала в легкую аварию, чтобы её задержали на работе - может быть тогда Ойкава ушел, и отпустил бы её навсегда.Может быть тогда сухожилие на его руке осталось бы целым, и его ненависть к окружающему миру не приобрела бы такого ужасающего размаха.Она стоит на коленях у стены, собирая крупные осколки в ладони, осторожно держится за острые края, словно вся её жизнь - балансирование над пропастью.Ночью Айда долго лежит без сна, вспоминая о своей жизни в доме с Такеру и Рукой - какими мягкими и сильными могли бы быть касания Кисимото, и внутри что-то поднималось большой теплой волной. Она поворачивается набок, и в их постели все, что сейчас между ними - огромный живот Мичиру.Когда она встречается с Такеру - раз в две недели, под присмотром Соске, что сидит недалеко, за соседним столиком в узкой полупустой кафешке, они разговаривают о погоде и работе, и вполголоса Такеру рассказывает ей о успехах Руки за границей, о её новом жилье и девушке, с длинными мягкими волосами.Мичиру улыбается и кивает, отпивая молочный коктейль из высокого бокала.Вечером она читает новый мэйл от Кисимото и вспоминает сочувствующий взгляд Такеру.Мичиру начинает ненавидеть свое тело почти так же сильно, как Рука - ей тяжело ходить и чувствовать, как Соске прижимается к ней, гладит здоровой рукой растущий живот, не глядя ей в глаза.Мичиру кажется, что она навсегда останется в этой квартире, по крайней мере лет десять точно, пока не восстановятся нервы и сухожилия в руке Ойкава, пока она не сойдет с ума от того, что Соске называет любовью.