пятое свидание ? казуя/fem!кайдзи (1/2)

временные рамки: пост-канон пятой арки, ауЛюбовь — это понятие искусственное.

Нет такого чувства.Есть лишь животная похоть. Инстинкты, которые люди принимают за заботу. Прочие чувства и химия, воспринятые абсолютно в неверном романтичном понимании.Люди не ?любят? друг друга — так свои отношения обзывают лишь лицемеры и хвастуны, которым только дай повода приукрасить свою жизнь новым красивым словом, тем, какое они и понять-то не могли из-за его фальшивости и ложности. Можно было бы бесконечно слушать чужие признания в искренних чувствах, но результат всегда был один — как только угасала похоть, то и романтика исчезала, оставляя после себя лишь след грязных истинных отношений между некогда нежными и родными душами.Казуя не верил в любовь.Мир не любил его, и он отвечал ему взаимностью.В жизни ему встречались лишь грязные лжецы, которые пытались воспользоваться деньгами его отца; включая родную мать, выбравшую в судьбоносный день не его, а старшего брата. Уверенный в том, что никому нельзя доверять, он уже смирился было с ненавистью вселенной к себе, ровно до тех пор, пока не повстречал Арису — ту девушку из клуба, которая обещала ему вечную любовь и прочее-прочее в этом дешевом романтичном духе. И почему-то на ее обольщение Казуя повелся, быть может, в силу своей общей неопытности в подобных вопросах. Да и что с него было взять, он был еще школьником, который жизни не видел, и взрослая симпатичная девушка, что отзывалась на его неумелые знаки внимания и слушала его внимательно, без этого алчного блеска в глазах, вскружила ему голову — настолько, что Казуя уже было согласился с тем, что именно это и было настоящей ?любовью?, а он ошибался во всех своих суждениях.Но затем Ариса сбежала с деньгами и любовником.Казуя лично присутствовал на их казни — наказании за подобное.И надежды обрушились вновь.С того дня прошло не особо-то и много времени, если подумать. Год максимум. Все, что он успел сделать — это написать книгу в память об Арисе, о ее предательстве, словно подкрепляя свою уверенность в отсутствии понятия ?любовь? подобными записями. Жестокие игры с должниками продолжались, и Казуя, уверенный в общей неспособности людей не то что ?любить?, но и просто ?дружить?, всякий раз убеждался в правоте своих убеждений — никто так и не нарушил кровавую линию предательств ради собственной шкуры.

Потому что все люди одинаковы.

Потому что все люди думают лишь о себе.Потому что все люди не способны в то, о чем пишут в книгах.Но проблемы в его жизни возникали постоянно, и одной из таких была она.Ужасная женщина. Мало того, что рушившая своими поступками все мировоззрение Казуи, так еще и не делавшая то, что обычно делали женщины в его присутствии. Не пытающаяся его соблазнить, не лезущая слишком близко, не заглядывающая в глаза. В ней, в самом деле, не было ничего примечательного ни внешне, ни в характере: грубая и слишком импульсивная, она выделялась разве что грубыми страшными шрамами на лице и руке и общей неопрятностью. Все те роковые красотки, что вставали на пути Казуи, носили каблуки и душились невероятно прекрасными ароматами от самых дорогих марок; эта же носила дырявые кроссовки, протекавшие в дождь, а пахло от нее душным запахом сигарет.

У нее не было красивой фигуры и всего того, что понимали сегодня под красотой. Растрепанные волосы, ни грамма косметики на лице и маленькая грудь. Даже взглядом зацепиться не за что.

С такими женщинами ему находиться рядом было совсем не по статусу.Они были из разного мира — он, сын одного из самых влиятельных людей Японии, и она, вылезшая откуда-то со дна, если не буквально. И, в общем-то, они бы и не познакомились никогда, если бы не феноменальная способность этой женщины побеждать.Но это все было не важно сейчас.Дело было в другом.

Проблема.Эта женщина — Ито Кейко — была абсолютно невообразимо отвратительна Казуе хотя бы потому, что она не делала ничего, что могло бы заставить его раз за разом приезжать к ней после их невообразимо безумной игры. Она просто была собой — грубой, неаккуратной, иногда даже встречала его у себя дома в одном лишь нижнем белье и с небритыми ногами — и делала это так искусно, что все роковые красотки могли бы позавидовать. Ее поведение было неприемлемо — она слишком громко смеялась, хамила, лезла обниматься из-за каких-то глупых счастливых эмоций — но она никогда не делала что-то лицемерного, того, что ненавидел Казуя в людях больше всего.Проще говоря, она просто вторглась в его жизнь — после их намеренного знакомства — и одним щелчком пальцев разрушила его уверенность в фальшивости ?любви?. Потому что сам Казуя никак не мог объяснить свое поведение иначе, кроме как этим нелогичным и возмутительным словом. И чем дольше он думал об этом, тем более это ужасало.Раньше он представлял себе, что если это и правда произойдет, то его избранница будет честной и хорошенькой особой, которая пусть и будет колко подмечать недостатки, но в то же время и поможет советом, и подбодрит морально. Возможно, он просто воображал себе человека, который не будет подлизываться к нему, но в то же время не будет идти наперекор — кто-то очень верный, но покорный. И в то же время не тихий и смирившийся, кто-то повеселее.

Да, таковым был идеал его женщины — но Казуя даже не пытался найти таковую, потому что знал о невозможности существования подобного образа.Все женщины врали.

Не было даже смысла верить им, покусившимся лишь на деньги.И он, уверенный, что иная его не привлечет, оказался в полной растерянности после их первых прогулок — Кейко называла их деловыми встречами —по местным барам, где она дымила какими-то дешевыми сигаретами, забраковывала все его предложения и с жадным видом хватала бокал с дорогим пивом.

— Твои идеи — говно.В тот вечер они сидели в каком-то дешевом баре, куда она затащила его лично, отправив телохранителей куда подальше с их навязчивым присутствием, и, выразив эту несомненно ценную мысль, Кейко вцепилась зубами в пирожок.

Возмущенно смотря на это действо, Казуя уставился на кусок малинового джема, оставшегося у нее на щеке. Кейко была неаккуратной и грубой, такой женщиной, узнай о которой, отец бы дал ему по шее за простое общение с подобной особой. Матушка-то была, значит, особой манерной, и ему бы тоже следовало найти подобную.Но он сидел тут.С Кейко, жевавшей пирожок.— Почему это? — проворчал он, протирая стекла очков. Кейко закатила глаза и махнула рукой.

— Что за глупый вопрос? Потому что они говно. Если бы я пришла с такими мыслями к ?Трясине?, то не сидела бы сейчас тут, рядом с тобой. Когда ты играешь, ты должен думать не только о безопасности, но и о том, что излишняя защита... М-м-м, блин, очень вкусно... В общем, кто не рискует, тот не пьет, да-да.Внезапно, она резко наклонилась вперед и впихнула свое лакомство в руки Казуе, смотря на это таким взглядом, будто совершала самое настоящее преступление. Это было забавно, в какой-то мере — потому что их жизнь состояла из нарушения законодательства чуть более, чем целиком. Начиналось все с мелкого хулиганства, а закончилось азартными играми на миллионы иен.

— Попробуй. Очень вкусно!— Вот уж придумала.Казуя возмущенно закатил глаза.— Измазала все слюнями, а теперь есть заставляет. Совсем из ума выжила, старая ведьма!Опешив, Кейко недоуменно раскрыла рот и так и села обратно на место, смотря сначала на пирожок у себя в руках, а затем на Казую. Глядя на это со стороны, он не сдержал ехидного смешка, после которого лицо Кейко начало стремительно менять цвета, начиная простых, и заканчивая теми, что обыкновенно были присущи бабуинам и коралловым рыбкам.

Издав внутриутробный звук, похожий на рык медведя, укушенного пчелой прямо в нос, Кейко вдруг коварно усмехнулась — настолько коварно, что Казуя ненароком вспомнил все ее темные деяния во время азартных игр — после чего наигранно громко вздохнула и схватила себя за плечи, явно передразнивая Казую.— А-а-а! Поняла-поняла! Ты стесняешься, что мы совершим непрямой поцелуй, да? Да? Я права?

В ответ Казуя лишь отмахнулся и закатил глаза, недоумевая, откуда у этой дуры такие идеи в голове. Правда кончики ушей по неизвестной причине пылали, но он старался думать о другом, нежели об этом. На такой глупый понт его не возьмешь — пусть лучше постарается.

— Ну-ну, может быть, попозже, когда подрастешь, тогда и разрешу...— Не неси чепухи!

Пора было заканчивать этот фарс.

В этом месте он смотрелся явно лишним — потому что тут собирались отбросы, которые обычно и влипали в долги. Дешевое пиво, какая-то непонятная еда, отвратительная музыка на фоне... Слишком дешево, слишком неприятно, и, главное, он не мог просто взять и уйти отсюда — потому что в это дурацкое место его притащила Кейко, аргументируя это какими-то давними воспоминаниями. Нервно стуча пальцем по столу, Казуя сверлил ее взглядом, надеясь, что она поймет его призыв уйти отсюда.

Абсолютно невыносимо.

Эта женщина выводила его из себя. Она была слишком ленивой, радовалась, когда за нее платили, но в то же время намеренно игнорировала все предложения пойти в дорогие рестораны и таскала Казую раз за разом по каким-то непонятным темным местам, говоря, что тут вот пиво лучше, а там неплохо жарят крабов, прямо как на Окинаве, где она была когда-то давно. Она была похожа какими-то чертами на тех жадных дур, которые клеились к Казуе только из-за денег папаши, но в то же время просила слишком мало для полноценного сравнения. Не отказывалась от подарков — бонусов к успешным играм по наему — но просила так больше не делать, потому что они ей были не нужны. Или же возмущалась, почему он не подарил что-то полезное.Словно не замечая призывающих жестов Казуи, Кейко смотрела ему прямо в глаза. Ему казалось, что сейчас она будет ерничать и продолжит свои попытки его взбесить, но почему-то ее улыбка показалась Казуе абсолютного иного рода. Он не понимал — а Кейко не говорила. Их зрительный контакт заставил его замереть, ровно до тех пор, пока она не отвела взгляд в сторону.

Тоскливый.

— Ты мне сейчас напомнил меня, когда я сидела тут с Сахарой, — призналась она, вертя в руках кружку пива.Казуя замер. Он впервые слышал это имя, и это заставило его волнительно вслушаться в дальнейшие слова.— Он точно так же меня раздражал. Тот еще пакостник, ух, я ему в свое время шею-то намылила за все эти глупые шуточки. Может, я сейчас просто плохо копирую его, пытаясь взбесить тебя так же, как делал это он со мной, не знаю... Тогда это казалось глупым, а сейчас, подумав, выглядит уже забавней.

Тяжко вздохнув, Кейко потянулась к лежавшим на столе сигаретам.— Вы с ним?..Казуя насторожился.Очень глупая реакция. Он сам это прекрасно понимал. Но все же захотел узнать.В ответ Кейко лишь медленно покачала головой.— Нет, просто бывший коллега.

Улыбка ее исчезла, и она медленно повернула голову к Казуе. Взгляд ее был слишком рассеянным.— Бывший, потому что мертвый. Свалился с моста тогда, ну, ты знаешь. В ту ночь, когда я впервые увиделась с твоим папашей, обыграла Тонегаву...

Пальцами она нервно забарабанила по столу, продолжая сидеть с незажженной сигаретой во рту.

Это был один из тех редких моментов, когда Кейко превращалась из себя обычной — ту, которая нагло хамила ему во время их первой встречи и затыкала рот — в человека совершенно другого. И в этом было что-то пугающее, потому что, Казуя подозревал, именно в такие моменты она превращалась из эмоциональной дуры в одного из самых устрашающих подпольных игроков. Многие не знали об этой ее способности, на что и напоролись, а те, кто подозревал, все равно не расценили ее, как значительную угрозу.Например, он сам.Щелкнув своей зажигалкой, Казуя поднес ее к сигарете Кейко, и та благодарно кивнула, наклонившись вперед.— Вот поэтому твои планы и говно. Потому что в ту ночь я была так зла из-за Ишиды и Сахары, что решила рискнуть и победила. А ты все со своими попытками обезопасить себе отступление только хуже делаешь. Либо рисуешь, либо не играешь.Голос ее звучал недовольно. Но не разбито — переросла уже тоску.

— Если твой риск включает такие решения проблемы, как отрезанное ухо, то я, пожалуй, пас.Кейко бросила на него придирчивый взгляд.— И это говорит мне человек, который едва не разбился в игре со мной. Что, испугался? Я бы сказала, что сын Хедо должен соответствовать своему поехавшему папаше, но тогда ты на меня обидишься и не заплатишь за пиво... О! Смотри. Уже сказала. Притворись, что ничего не слышал!Грубая, прямолинейная...Она, конечно, тоже врала.

Довольно часто.

Но было в этой лжи что-то безобидное, такое, на что и обидеться нельзя — потому что оно либо касалось игр, где без этого никуда, либо было настолько очевидным, что воспринималось скорее как слабая попытка отбиться, нежели как действительно серьезная ложь. И с этой женщиной, с этой страшной женщиной, рушившей чужие жизни и жаловавшейся об этом потом — потому что противники, конечно, те еще мудаки, но их жалко — Казуя проводил свое свободное время и не чувствовал в этом ничего плохого.Только страх за собственные жизненные утверждения.

На улице было непривычно холодно для начала декабря, а машина осталась где-то на другой улице, куда идти было слишком далеко и неохотно. Телохранители бдительной стаей следовали по пятам, но так, чтобы соблюдать допустимую дистанцию, на которой Кейко не оборачивалась и не гавкала на них от всей души.