1 часть (1/1)

Небо похоже на синий сапфир, переливается блеском, исходящим от звёзд, дрожащих на нём. Стоя на крыше тридцатиэтажного здания, Рэй осматривает её поверхность, провода, опутывавшие ближайшие дома. До жути приевшееся зрелище.Очередная ночь, очередные люди, блуждающие внизу, едущие машины, всё так, как было сорок лет назад, также будет и через двадцать. Заурядное бессмысленное существование. Впрочем, дурацкие мысли?— наверное, в его голове всплывают вычитанные когда-то из книг фразы, на самом-то деле Рэю похуй. Ну, люди и люди, жизнь и жизнь, даже думать об этом не хочется?— слишком болит голова.Эмма и Норман сидят на крыше, их лица озарены светом фонарей, отбрасывающих отблески на них. Они смотрят безразличным взглядом на всё, наверное, у него, Рэя, такой же тупой бессмысленный взгляд.—?Что вы бы хотели сделать напоследок? —?Спрашивает Норман, окидывая их глазами.—?Ничего. Если бы я что-то хотел?— сделал бы. —?Вяло произносит Рэй, вздыхая, что Норман озвучил идиотский вопрос. Какие, нахуй, желания? Неужели ещё что-то можно хотеть?—?Хочу закурить. —?Доставая пачку сигарет и проводя по ним зажигалкой, произносит Эмма, отчего рядом с ней горит оранжевый, как её волосы, свет.—?Это вредно… Ты же не куришь… —?Восклицает Норман.?Вредно? Блин, это сказал чувак, года два моривший себя голодом и пытавшийся избавиться от съеденного после каждого переедания… Впрочем, не стоит этого говорить, пока он в ремиссии. Зачем расстраивать???— Думает Рэй, глядя на дым, рассеивающийся от сигареты. Неприятный запах. Впрочем, тоже похуй?— запах и запах.—?Я сделаю с вами фото, хорошо? Всегда хотел оставить предсмертный пост в соцсетях.-Доставая телефон, говорит Норман. Рэй пожимает плечами, садясь с ними рядом?— пиздец, завидно, что эти двое хоть что-то хотят. Рэю же ничего не надо, он устал, но садится и пытается попасть в кадр. Норман вытягивает руку, делая селфи. Звук, что снято.—?Что напишешь? —?Спрашивает Эмма глухим голосом, выдувая струю дыма.—??Развлекаюсь с друзьями?, ха-ха. -Саркастично замечает Рэй, но голос даже не может передать его насмешливость. Слишком убито звучит.—?Отлично, так и напишем… Вот дядя удивится, что у меня есть друзья. Он всегда говорил, что я никому не нужен… —?Публикуя фото, говорит Норман, дрожащими руками удерживая мобильник.—?Я рад, что всё закончится. —?Говорит Рэй, хотя ему и плевать. Просто внутри что-то сжимается, когда он представляет, как будет больно от ломающихся костей. Однако ему и сейчас больно?— шея, голова, суставы не прекращая, ноют. Что поделать, организм всячески напоминает, какая хуйня с ним происходит.—?Не пизди. Радость?— нечто запредельное. —?Эмма заглядывает вниз, видимо, рассматривает длинный ряд окон.—?Ну, типа, наконец я не буду существовать. -Отзывается Рэй, осознавая, что нет сил поддерживать разговор и мысли всё сложнее формулировать в слова. Он не хочет говорить, скорее бы погрузиться в объятия бесконечного сна. Да, будет больно, но жизнь?— штука ещё более болезненная.?— Почему жизнь такая херня? Я думал, тогда, в детстве, что буду счастлив… —?Вырывается у Нормана. Он слишком наивен, не утратил своих блядских иллюзий.—?Херня или не херня?— относительно. Нам?— херня, кому-то?— нет. Да похуй. Давайте возьмёмся за руки, как и договаривались, да покончим. Заебало разглагольствовать. —?Раздраженно отвечает Рэй, боясь сорваться и послать их ко всем чертям. Нет, конечно, они его друзья и семья, порой он называл их своими возлюбленными, но это не отменяет того, что люди его бесят. А, может, просто бесит жизньВсе так думали. Все думали, что обеспечены на счастливую жизнь, будет так, как планировалось изначально. Все были наивными детьми, аж блевать тянет. Обиднее всего, когда раньше в детстве тебя жёстко наёбывали родители, вплоть от родов до данной минуты, от твоего имени до твоей личности, приписывая абсолютно никому нахуй не нужные мнения, упрёки, агрессию, обиду.Ты словно игрушка для игр, только это не блядские игры, это жизнь. Она будет тебя мучить, сжирать изнутри до дыр, будешь страдать и недоумевать, почему ты сейчас весь в очерневшей грязи, слякоти. А, может, ты и не заметишь этого… Неизвестно, что из этого лучше?— ничего. Неизвестность всегда пугает, но уже похуй. То ли запас солёных горьких слёз исчерпан, то ли изначально всё к этому и шло. Теперь сходишь с ума, не замечая ничего перед собой, как ты растёшь, как вокруг тебя всё растёт или вовсе минуты длятся как вечность, стараешься проглотить, прожевать через боль, накопившуюся за эти мучительные годы ?слащавой жизни?, только вот всё бессмысленно: дружба, любовь, войны, эмоции, семья, карьера, сама жизнь?— абсолютно всё.Ты рано или поздно сдохнешь, и ничего с этим не сделаешь. Так для чего мы всё жуём? Чтобы подавиться? Поэтому Эмма отчаянно пыталась держаться, цепляться за остатки человечности, искры в глазах, но поздно, он уже потух, практически и вся надежда на счастливую жизнь.Она очутилась здесь недавно, месяц тому назад. Совсем одурманенная надеждой с мольбой обратилась сюда?— в ?Кащенко?. Не думала, что опустится до подобного. Никто так не думал. Дрожащий голос с ноткой испорченной психики выдавал её слегка поехавшей, но, в целом, всё ещё оставалась адекватным человеком, пусть и с некими изъянами. Иногда путалась в словах, что не редкость, а не глубокие синевато-фиолетовые круги под глазами, имея плавный градиент, переходящий на веснушчатые щёчки, цитировал чрезмерную сонливость и усталость. Больше всего персоналу запомнилась не искренняя улыбка. Раньше хоть горы сносила своим энтузиазмом, но не сейчас. Это уже не та Эмма. Этому бесконечному кошмару, что не может закончиться, исполнится два года. Два года мучений и страданий. А, может, именно сейчас та Эмма с синевой на лице и есть ?настоящая она?, просто уже не обманывала всех вокруг, а главное?— себя.Всегда одна, сама по себе. Не было кого-либо, что мог бы её навещать, обнять, поддержать в трудную минуту. Для неё лично все года. Нуждалась ли она в этом? Возможно, да. Возможно, она хотела бы понять рвение других людей в других людях. Правда, Рэй утверждает обратное, что это та ещё бессмыслица, безжалостно кусая красное яблоко на соседней койке.—?Что, всё ещё пьёшь таблетки, которые даёт персонал? —?Насмешливо говорит Рэй, всякий раз ставя каждое совершаемое по расписанию действие под сомнение.—?Да, ты уже сто раз сказал, что ничего не поможет. Похуй. —?Запивая небольшую горсть белых круглых пластинок, отвечает она, и сама догадываюсь, что это как мёртвому припарка. Тянет в сон, но, когда просыпаешься снова вся ватная и разбитая, осознаешь, что мучительное отвращение к жизни не исчезает.О нет, нарастает с новой силой при виде других больных, одни из которых кричат, другие ходят, как полу-мертвецы и тени, другие, с дурацкой улыбкой, садясь к тебе на койку, что-то в полузабытьи рассказывают о своей жизни, кто-то рвёт на себе волосы, кто-то бьётся головой о стену. Медсестры грубо сворачивают их, пихая таблетки снотворного и так изо дня в день. Эти пациенты, точнее, многие из них, тут не впервой. Как живое доказательство несовершенной бесплатной медицины.А главное доказательство?— этот угрюмый, с синяками и шрамами на руках Рэй, со взглядом, чаще всего обращенным на одну точку в стене, с постоянным замиранием на месте без движения, будто ему всё тяжело, даже вот так сидеть и есть яблоко. Однако он будто находит удовольствие в том, что всё плохо, что он заперт в этой грязной клинике, даже не удовольствие, ему плевать.—?Забавно, порой нет сил даже лежать и дышать… —?Говорит он, всё-таки стараясь изображать из себя насмешливого циника. Видимо, что-то внутри не позволяет признать, что ему также страшно и херово, как и ей.—?Ага. Это… Странно. Сначала не было сил учиться, потом стало трудно всякий раз доходить до школы, позже пропало желание даже одеваться по утрам. А потом ты днями лежишь, вставая через силу, понимая, что ты будто весь день отработала, хотя только спала… А потом не можешь и рукой пошевелить. —?Соглашается она, сидя на койке. Через окна с решетками светит тусклое солнце?— в России нет солнца, здесь будто всегда унылое серое небо.—?Ха-ха, такова жизнь. Мозг перестаёт выделять нужные вещества и всё?— пиздец тебе. —?Продолжая сидеть, говорит он.Эмме неприятно думать, что действительно ?и всё??— однако и вправду, им?— ?всё?. Можно надеяться и убеждать себя, что это лень и слабоволие, либо тебе нужен отдых, но когда проходят годы, как у Рэя, у которого всё началось чуть ли не с детства, становится не по себе. Ни завтра, ни через месяц, ни через год?— само по себе ничего не наладится.Мать Рэя родила его ?потому что?. Он с удовольствием вернулся бы лет на двадцать назад, когда она только зачала его и дал бы денег на аборт?— чтобы сейчас, в девятнадцать, так не страдать. Вообще, стоило бы законодательно запретить рожать людям с жизненными проблемами и желанием видеть в своём ребенке грушу для битья. Ведь родители любят морально бить.Поучать, осуждать и… не верить. Родители могут жаловаться тебе на проблемы, на тяжёлую работу и конфликты с биологическим отцом, которого Рэй не помнит и не знает. Ты же, когда каждый день борешься с прожигающей тоской и желанием сдохнуть, должен молчать и изображать радость. Ты ребёнок, у тебя не может быть настоящих чувств, депрессии тоже не может быть?— ты же не псих? Да и вообще, это всё подростковый возраст. Всё пройдёт.Так считала она, каждый раз крича на него за каждую провинность или за то, что он после школы днями валялся на кровати, захлебываясь в слезах. О, в то время он ещё мог даже плакать! К сожалению, всё затянулось на много лет, он уже не подросток, однако стало ещё хуже.Возможно, помоги ему изначально, начни он лечение, всё было бы не так. Ведь было время, когда ему было хуево, но хотя бы книги и любимые сериалы дарили радость, хоть и слабую; ведь он когда-то что-то любил… Только все интересы постепенно угасли, как спички, жизнь стала вызывать желание заснуть и не просыпаться, чтобы заснуть снова.В детстве он обожал маму, видя в ней поддержку и друга, позже её контроль и недоверие стали раздражать, а позже, после её насмешек над его состоянием и фразами: ?Ты сидишь у меня на шее, пиздуй работать, всё и пройдёт?, он стал её ненавидеть. Разумеется, вперемешку с чувством вины. Ведь не было ни дня, когда он не осознавал бы, что его ?тройки? ей нахуй не нужны, что не поступит он и в ПТУ (а ей и этого не надо?— он должен сразу попасть на бюджет в институт), а если и поступит, не сможет учиться. С вечной головной болью, провалами в памяти, из-за которых он порой забывал, куда идёт по улице, постоянными мыслями о смерти и о том, что всё бессмысленно, а также с осознанием, что у него депрессия. По крайней мере, по всем симптомам сходилось, он знал, что лечение ему не светит. Особенно из-за её угроз: ?Тебя психиатр напичкает психотропными?.Он всегда себя винил, её же обвинения доказывали, что его жизнь?— ошибка, что лучше бы было наглотаться таблеток из аптечки, да покончить со всем разом. Только ведь не даст это эффекта. А ещё мучило, что мать держит его за идиота, думая, что он не видит, как мешает ей и что его жизнь летит к чертям. Однако взять себя в руки в данном случае невозможно, отключить свою грусть нельзя. Это не от него зависит.Чем старше становишься, тем сильнее жизнь гробит тебя до твоей естественной кончины, и тем слабее сам ты. Ему девятнадцать, и двадцати нет, его жизнь не до конца пройдена, но он уже морально схож на шестидесяти летнего деда с диагнозом ?шизофрения?. Как жаль, что это не юмор…Ненависть к своей родной матери отражалась и на самого себя. Идентичная, мрачная, кровожадная, затупляя какую-либо радость в его существовании. Не помнит, когда в последний раз улыбался, искренне, по-настоящему. Был ли вообще такой случай?Хотели бы вы смерть своего родного человека? Вот Рэй?— да. Всем сердцем, всей душой, дай бог она была, и ?он сам? тоже. Иронично, правда? Даже сам Господь бессилен, вера в него тоже. Или просто наплевал на жизни всех, без исключения, сидит в обидной позе, прижав руки к груди, смотрит людям в глаза, говоря: ?Ебитесь со своим чудом сами.? Впрочем, так со всеми. Хотеть чьей-либо смерти?— грех? Что ж, Рэй станет самим сатаной, если умудрится попасть в ад. Поводом для подобных мыслей стало даже не то, что он слетел с катушек. Болезнь матери?— опухоль головного мозга. Безжалостные три месяца и гроб. Больше ничего. Узнав о неизбежной кончине, агрессия возросла до космического уровня, выдавливая остаточные признаки жизни: голос огрубел, волосы поседели, мышечная масса, как спичка. Он просто молчал, не провоцировал конфликт, в глубине сознания понимая, что этот кошмар закончится. Осталось всего три месяца. Больше ничего. Нужно просто потерпеть. Всему придёт конец.Плакали ли вы, когда ваш родной человек умер? Неважно, из-за чего. Причин множество, и все неопровержимые. Рэй?— нет. Ни на секунды не задумывался о солёных каплях, падавшие с чьих-либо омутах. Даже на похороны не явился. Не было желания и сил. Настолько всё… опустело. Обессмыслилось. Когда же она была авторитетом? Задавался этим вопросом сам Рэй. Когда наступил тот период, что она стала неподдельным монстром? Плевать. Не имеет значения. Будь её тело живое сейчас?— другое дело. Впрочем, всё не имело смысл.Учёба, работа… Противное чувство. Дело даже не в ответственности или в самостоятельности. От одной бесконечной рутины уже тошно становится. Он пытался из последних сил, если не учиться, то хотя бы работать. Ему не доступны дорогие вещи, денег даже, блять, на лекарства не хватает, чтобы свою ебаную голову лечить. А толку? Всё равно ему не дожить. Однако продолжает лечиться, читать, питаться. И если с последним он, может, хоть и без энтузиазма, есть это полу-покусанное яблоко, то Норман?— нет.В обществе принято считать, что худоба?— это красиво. Норман худой, настолько, что не может встать с кровать от бессилия, вызванного не только тем, что организм начал сжигать его жир, но и от того, что у него и мышц не осталось. Он больше не красив, хотя на фото двухлетней давности выглядел как актёр какой-нибудь. Руки и ноги похожи на спички, то и дело обхватывая их, чтобы убедиться, что он не потолстел, что пальцы нащупывают кости. С угасшими голубыми глазами, со сбивчивым дыханием, ведь у тела нет сил поддерживать в нем жизнь, с болью от каждого прикосновения. А ещё вечно мерзнущий, надевающий на пижаму несколько кофт и кутающийся в одеяло.Норман всё время думает о еде, так, как можно думать о любимом человеке. Он отсчитывает секунды до обеда, когда позволит съесть себе одну-две ложечки каши и запить насахаренным чаем?— ведь, о ужас, сахар может отложиться на его боках. Он слоняется по коридорам больницы, чтобы сжечь калории от съеденного, правда, ходить ему тяжело?— голова вечно кружится, ноги не могут двигаться, даже дойти до соседней палаты проблема.Ему казалось, что анорексия?— это красиво, что, став худым, его жизнь изменится, у него появятся друзья, дядя оценит, возможно, пропадёт даже нежелание жить и грызущая тоска. А может, он просто хотел показать через физическое состояние своё убитое моральное.Конечно, он знал, что это вредит здоровью, что порой сложно остановиться от голодовок, но он это делал. Принято считать, что похудеть и перестать есть сложно. Куда ещё сложнее начать набирать вес и начать запихивать в свой желудок хоть что-то. Да, он умирает от голода, но мозг, выдрессированный противиться еде, всякий раз напоминает, что он может растолстеть, перестанет подниматься с кровати от тяжести и станет зависимым от сладкого. Так что, не стоит этого допускать. Тем более, у него есть чувство контроля и безопасности, пока высчитывает каждый грамм еды, прикидывает, насколько поправится. Он видит жир даже там, где осталась только кожа.Самое херовое?— когда он либо сам срывается, либо медсестры садятся рядом и заставляют есть, в такие моменты он желал бы всех избить, сам пугаясь таким мыслям, ведь в душе он всегда добрый и чуткий. Был. Теперь он отделил себя от людей, которые отвергают его стремление к идеалу, и себя, стремящегося этот идеал достичь. Он обязательно начнёт есть, но потом, пока надо скинуть пару килограмм.Конечно, он не думал, что после перееданий будет прятаться по туалетам, чтобы выблевать всё, пока оно не переварилось, что будет рыдать в час ночи от ненависти ко всему и всем, а, главное, к себе, не думал, что пропадёт интерес к тому, что его занимало раньше, оставив одну мысль?— ?еда?.—?Даже если он начнёт жрать, что, конечно, маловероятно, депрессию не преодолеть. Тем более, у его РПП, может быть рецидив. Жаль, милый мальчик. —?Продолжая есть яблоко и смотря на Эмму, словно желая поразить её тем, что ему лучше известна судьба каждого из них троих, говорит Рэй, ожидая прихода Нормана.Этот помешанный на калориях один из участников их компании. Правда, вслух себя друзьями они не называют. Точнее, этого не делает Рэй.—?Привет. Я снова плохо спал, вот бы перестать об этом думать… Ненавижу лежать ночами и ворочаться на кровати, ощущая, как всё тело ноет от голода… Я бы съел и соседа по палате. —?Входя и, как всегда, дрожа от холода, говорит Норман, проходя к батарее. Дома он любил сидеть у обогревателя со стаканом горячей воды, которую то и дело пил, чтобы прогреть себя.Эмма обнимает его, нежно, несильно, иначе ему будет тяжело, больно, будто ломают кости. Рэй презрительно смотрит на них?— какого-то хуя эти двое привязываются друг к другу. Придурки, больные только больше затягивают себя в омут.—?Что, дядя даже передачки не носит? —?Намешливо спрашивает Рэй.—?Завали ебало, Норману плохо от напоминаний о нем… —?Восклицает Эмма, с какой-то нездоровой тягой всё время защищать Нормана ото всего и от всех. Да и Рэя, если представится возможность. Уж серьёзно, не считает ли она их друзьями? Хотя, у неё никогда не было друзей, такие люди, как она, цепляются за каждого, кто хоть немного окажет им внимания. Наивно до отвращения.Норман вспоминает дядю. Родителей не помнит, они отказались от него и куда-то делись, свесив на Питера Ратри. Тот всё время ставил Норману в вину тот факт, что он?— хомут на его шее, что опека над ним в тягость, что из-за него он не может ни жениться, ни жить нормально. Теперь Норман понимает, что это были манипуляции и игра на чувстве вины, но в детстве и юности?— нет. Не понимал, что об него вытирают ноги, постоянно смеются, будто он сам по себе родился и навязался в эту семью. Не его же вина, что его натрахали родители и кинули, если так не нравится, то что дядя не сдаст в детский дом?При дяде нельзя было есть не так, говорит не тех слов, ошибаться?— всегда будь правильным и идеальным, не позорь никого, выродок малолетний. Позже, от постоянных унижений и требований быть правильным, Норман почувствовал, что ничего не хочет делать. Даже сделать упражнение по математике?— сложно, ведь вдруг он ошибается, или напишет цифру некрасиво? Ему нужно не позорить фамилию Ратри.Когда, взрослея, Норман стал набирать вес, насмешки Питера участились. Он видел в дяде недостижимый идеал: всегда ухоженный и красивый, с длинными волосами, стройный, тот всячески напоминал, что если Норман будет толстым, то общество отвернется. Но, впрочем, оно и не поворачивалось?— в школе Нормана гнобили и унижали.Норман не заметил, как стал весить сорок семь килограмм и как оказался тут, с постоянной апатией и нежеланием существовать.—?Норман, Рэй не хотел тебя задеть… — Произносит Эмма. Рэй вновь чувствует вину, что своим поведением угнетает всех. Впрочем, это их проблемы: не устраивает его характер?— пусть съебутся нахуй, это его не касается.—?Ничего. Не понимаю, почему дядя меня кинул… Ну да, я давно совершеннолетний, он исполнил все обязанности надо мной. —?Вздыхает Норман голосом, в котором слышится плач. Ведь, если он не сдохнет тут, куда ему идти после выхода из больницы? Когда дядя увёз его сюда, то строго-настрого заявил: ?Ты уже взрослый. Ты сам себя до этого довёл. Я и так держал тебя до девятнадцати лет, а теперь отъебись.?По правде, Рэю самому вспомнились моменты с матерью, проведённые вместе с ней, быстро меняя частоту кадров перед глазами, пока те двое сюсюкались между собой. Парни схожи друг с другом по несчастью. Если он дядей, то Рэй?— мамой.Преследовали ли вас ваши близкие, будучи уже мёртвыми? Рэя?— да. Во снах и в жизни. Ты хочешь спать, чтобы не видеть, не чувствовать зыбкое состояние угнетённости, но и в мире сновидений тебя ждёт крах. У тебя просто нет выбора. Его никто не предоставит. Уже сам, может осознанно, может, нет, хватаешься за острые рубцы, одним взмахом пачкая пол тёмно-алой жидкостью. На обеих кистях. При виде такой картины персонал сразу запихнул в палату, схожую на тюремный бункер. Не внешне, а по отношению к гражданам: безжалостные, назойливые врачи, у которых нет ни капли сочувствия, если не им троим, то ко всем людям, пусть часть из них не имели разума и связи с этим миром. Метод лечения?— отдельная морока. Халатностью показывают ?любовь? к своей работе, с грубостью пичкая горсть ?эффективных? препаратов, но либо это пустышка, либо снотворное. Жаль, на данную минуту, они не понимают этого, отказывались верить в самое худшее, продолжая оставаться грёбанными оптимистами. Оптимизм их рано или поздно погубит, хотя уже начал проявлять себя на деле. Но чего они действительно поняли, так это свежие ранки на кистях и запястьях, бросая одновременно взор на ту часть. Рэй, заметив пристальный взгляд, припрятал руки под подушку, ложась на неё лицом, но не успел. Эмма подхватила одну из кистей друга, недоумённо смотря ему в глаза.—?Опять?—?Не опять, а снова. —?Отшутился Рэй, ленясь поднять голову. Смеяться совсем не хотелось ни ему, ни тем двоим.—?Что я говорила? —?Чуть более требовательным тоном обратилась к лежащему юноше.—?Ты много, что говорила. Я спать.—?Рэй…—?Я сказал, отъебись, нахуй. Дай поспать, блять. —?Отдёрнул свою руку, грубо рыча на неё. Снова стыд. Он не это хотел сказать. Чёрт. Блять.Он вечно несёт какую-то херню, потому что нет сил и желания нормально общаться и пытаться понять собеседника. Особенно, когда приливает волна раздражения и отчаяния, переполняющие его до краёв. Не хочется ни с кем разговаривать, и, одновременно, хотелось бы рассказать многое, поговорить обо всём. Но сил нет.Однако Норман и Эмма понимают его, порой и они испытывают нечто похожее. Желание, чтобы весь мир пошёл нахуй, а потом и самим исчезнуть, раствориться.—?Я так заебался, понимаете? Я не хочу тут находиться, не хочу. Тут?— не в клинике, тут?— на этой ёбаной планете. —?Приподнимаясь на локтях, говорит Рэй, испытывая снова желание не существовать, чтобы не сталкиваться с очередными проблемами. Например, с тем, что он совсем не умеет разговаривать, с виду кажется, что он только выплёскивает ненависть.—?Все заебались. —?Отзывается Эмма, вздыхая. Рэй знает, что не только он испытывает вину, но и она, за то, что упрекнула его за порезы. Они обречены винить себя в каждом своём действии, даже если и изначально они имели хорошие побуждения.—?Я так хочу, чтобы вас тут не было… —?Отвечает он, снова испытывая противоречивые чувства. Однако на самом деле, Рэй хотел бы, чтобы они остались, они единственное, что хоть как-то вызывает у него если не радость, то более-менее нормальное состояние.—?Рэй, не переживай, мы никогда тебя не оставим… —?Говорит Норман, изучивший поведение Рэя. За грубостью и постоянным игнором тот прячет остатки своих эмоций и сильнейшую боль.—??Никогда?, ?навсегда??— такой пиздеж, не находите? Все, кто говорил мне такие слова, тут же кидали… Хотя, в целом, я и знал, что бросят, просто интересно, как люди забывают свои клятвы. —?Вспоминая некоторых своих бывших друзей, которых, правда, он никогда не воспринимал всерьёз, говорит Рэй, однако от фразы Нормана становится чуточку теплее внутри.—?Однако я хотела бы всегда быть с вами. Вы стали единственной причиной, почему я терплю эту жизнь. Вы словно зависимость, привычка, я не представляю себя без вас… —?Задумавшись, Эмма смотрит на серый забор из окна.—?Не хотел бы такого же чувствовать. Люди могут уйти в любой момент, а ты будешь страдать. Нахуя? Надо рвать все привязанности, пока они не стали глубже. —?Содрогаясь при осознании, что он в таком же состоянии мании быть с ними, как они оба, Рэю становится ещё тоскливее. Ему не хотелось бы примешивать к своей болезни ещё и нездоровую то ли дружбу, то ли любовь.—?Я не хочу рвать привязанностей. Жизнь и так для нас не сахар, так зачем лишать себя хоть небольшой радости? —?Задаёт она вопрос, всё также рассматривая забор.—?Ему кажется, что, будь он вечно недоверчив и одинок, он избежит мучений. А мучения в нас самих. —?Изрекает Норман, прижимаясь сильнее к батарее.?Нельзя никому верить. Подпускать людей близко?— смертельная ошибка и просчёт. Чувства всегда можно погасить, если они не разрослись. Так что…??— Делая вид, что он пытается уснуть, думает Рэй.—?Давай провожу тебя до палаты. —?Шепча, Эмма обратилась к Норману, замечая спящего Рэя.—?Угу… Хорошо. —?Кивнул он, руками облачил себя в объятия для согрева. Услышав это, хотелось остановить их, чтобы не покидали его. Поздно. Они ушли, оставив тело Циклопа в одиночестве. Ненадолго.Добравшись до нужной койки, Норман сразу закутался под одеяло, согреваясь от сохраняемого тепла.—?Хи-хи… Ты такой милый. —?Ухмыльнулась девчуля, подойдя ближе к его койке.—?Я не милый… Никогда им ни был. —?Отнекивался он, сильнее сливаясь с пушистым одеялом, хоть и не европейского качества.—?Неправда. —?Села рядом, ближе подвигаясь. —?Вот, розовые щёчки появились. Хех. —?Пальцами указала на сказанное раннее место. В его случае, это были не щёки, а скулы, но внутри становилось более теплее от искренних комплиментов.—?Ты всегда такая прямолинейная… —?Выдохнул белокурый, переглядываясь с ней.—?Верно. А можно я с тобой посижу, погреюсь?—?Что? —?Мог только это вымолвить из собственных уст. Первый и, наверное, единственный раз, когда они будут так близки к друг другу.—?Я сама немного замёрзла, а будить его… Сам понимаешь, не хочу. Пожалуйста…—?Нет, конечно… То есть… Да, можно… —?Раскрыл одеяло, освобождая немного места.—?Спасибо. —?Укуталась одеялом, глазами зыркая на всё ещё покрасневшее лицо Нормана. Так тепло, уютно ещё не было ни у одного из них. Такая маленькая конфорка, в которой смешались их родные запахи. Кажется, они оба наслаждались минутой тишины, спокойствия, вдыхая остаточные запасы кислорода, глядя на друг друга. Минута? Две? Сколько прошло? Точно никто не знал. Только сейчас Норман до конца прогрелся, от пяток до макушки, от рук до сломленного сердца. Расстояние смешалось до мизерных. Тёплая рука Эммы соприкоснулась с теми самыми алыми щёчками, нежно проходя по ней. Не понимая, но он сам прильнул ближе, утопая в нужной ему заботе. Может быть они понимали, что происходило с ними, но уж точно не хотели заканчивать. Но, увы. Работница засекла двух молодых, грубо дёрнув одеяло в сторону.—?Что тут происходит?!—?А… Мы… —?Не успела сообразить Эмма.—?Мы просто грелись… —?Оправдывался Норман, хотя скорее он больше подлил масла в огонь. Это стало понятнее после разгневанной работницы. Мигом прибежали охранники психиатрической лечебницы, туго затащив девушку за собой. Эмма громко рвалась, кричала, что ей больно, но Норман не мог ничего сделать, лишь оплакивать несправедливость этого мира.Когда Норман и Эмма покинули помещение, Рэй ещё пару минут имитирует сон, слыша затихающие шаги. Тут же открывает глаза, вздыхая и смотря в уныло-белый потолок, покрашенный, кажется, лет двадцать назад. М-да уж, обстановка не очень располагающая, но тут хотя бы ничто не напоминает о матери, как в его квартире, где так и осталась висеть в шкафах её одежда и не выветрился запах стойкого парфюма.Без этих двоих балбесов стало… хуже. Да, он слал их нахуй и всячески избегал общения под маркой сна, однако они делают с ним нечто невообразимое. При них его изредка, то и дело, охватывает беспричинная улыбка. Идиотская, та, которую он будто оставил в своём детстве, ведь тогда он ещё мог смеяться искренне и беспричинно. Сердце ебашит внутри, как при инфаркте, когда Эмма или Норман несут свой бред про то, что они с ним друзья и будут всегда и при любых обстоятельствах рядом, даже несмотря на его мудачество.Последнее время появилась странная хуйня?— панический страх за Нормана, ведь он уязвимее их троих. Да, Рэй и Эмма готовы выпялиться в любой момент, но пока этого не делают, а их голубоглазый анорексик и без лишних действий может сдохнуть. Изначально у него слишком слабое здоровье, а образ жизни, который он вёл эти два года, и вовсе может его добить. Пару раз юношу находили в обмороке то на постели, то пока он шатался по коридорам.И всё же, это глупо. У них нет шансов, после выхода отсюда тем более. Если даже здесь им не помогли, стоит ли на что-то надеяться? И да, они сдохнут, зачем так переживать о Нормане? Однако, среди кучи пациентов, среди людей из прошлого никто не влек его, словно магнитом, как эти двое. Эти дети, брошенные на произвол судьбы, ещё не начавшие проходить круги ада со следующими стадиями депрессии, как проходит Рэй. Они пока не разочарованы. Они… ещё верят.В былые времена Рэй смотрел много видеороликов и читал кучу статей о всяких психических расстройствах. Да, сами они из этого дерьма не выберутся, но можно попытаться поработать с РПП Нормана. Хотя бы заставить его жрать и не ?чистить? желудок. Конечно, свои психические травмы и прошлое из головы не выбить, не увеличить количество гормона радости, не преодолеть апатию одними беседами, но… Можно попробовать хоть что-то сделать. Собрать остаток последних сил.Вставая с кровати, он выходит в коридор, ища Эмму. С Норманом говорить о его проблеме безнадёжно, в своей то анорексии, то булимии он не видит ничего страшного, его лишь удручают последствия в виде мыслей о еде. Поэтому надо объяснить всё Эмме.Она сидит в своей палате с красными глазами и щеками?— плачет. Впрочем, Рэй слышал какой-то шум?— наверняка опять бунтовала против устоев больницы.—?Поплачь. Это помогает… —?Неожиданно для себя начиная разговор не с мата, Рэй глядит на неё.—?Пришёл сказать, что всё плохо и стоит оплакивать нашу участь?—?Да, всё хуёво, жизнь дерьмо, но… Попробуем это подкорректировать. —?Говорит он, садясь рядом и вновь ощущая усталость. Прилив сил и доброжелательности часто сменяется ненавистью и снова желанием съебаться ото всех.—?Суицидом, например. Ну, как ты обычно советуешь.—?Это позже. Боюсь, Норман может помереть сам по себе и не воплотить желаемое. Грустно умереть так, не самоубившись? —?Усмехаясь, говорит он. Если бы их слышали со стороны, их бы не поняли, что есть приоритет между смертью и суицидом. Но для них, видимо, есть.—?Нам с ним не дают быть вместе… —?Восклицает она, припоминая минувшую сцену.—?А что, захотелось этого? Захотелось быть с кем-то? —?Произносит с лёгкой насмешкой, ведь они хоть чего-то захотели. Его же желания пока хрупки и неявны. —?Ладно, не об этом сейчас… Надо заставить его есть и убедить, что он нечто большее, чем его кости и килограммы, что мы люб… что мы поддерживаем с ним общение из-за его личности, а не внешности.—?Не поможет. Ему похуй на всё, важнее вес.—?Надо объяснить, что все мысли о еде он должен гнать. Избегать. Короче, заставить его есть и не думать, что еда калорийна, что он разжиреет… Всякий раз быть с ним и отвлекать от его идей.—?То, что ты предлагаешь, похоже на избегающее поведение… при ОКР. —?Усмехается она, настораживая слух.—?Да, ему надо не думать. Единственный способ?— показать мир за пределами калорий и диет. Мотивируя, что вот начнёт есть, пройдёт усталость, исчезнут мысли о голоде, что он сможет снова… стать счастливым. —?Говорит Рэй, нихуя не соображая, почему так стал суетиться о своём знакомом. Может, оттого, что видел, как на днях у Нормана выпал зуб от недоедания? Это ведь тревожный знак, а этих знаков было дохуя.—?Оу, чёт не узнаю тебя… Ты чокнулся?—?Иди, блять, нахуй, я просто хочу, чтобы вы сдохли по нормальному. Не хочет же он помереть в грязном сортире? —?Чувствуя раздражение, произносит он.—?О, ты тоже стал чего-то хотеть? У тебя тоже появилось хоть какое-то желание? —?Поглядывая на него зелёными уставшим глазами со слабым признаком воодушевления, говорит она.?Ебать, что я делаю? Какого хуя? Лучше бы он умер, было бы хоть какое-то событие в этом госпитале…??— Думает Рэй.—?Впрочем, твоя идея будет на пользу всем. Сможем отвлечь Нормана от дурных мыслей, притвориться послушными детками и свалить.—?Свалить? —?Переспросил тот, подняв одну бровь вверх.—?Я не собираюсь больше тут сидеть. Ты бы прав, здесь нам не помогут. Нужно как можно скорее выбраться.—?И кто говорил, что я чокнулся?—?Будто ты сам не горишь желанием.—?Горю, как видишь. —?Впервые за долгое время ощущал хоть что-то. Непривычно.—?Отлично. —?Вытерла тыльной стороной кисти взмокшие глаза, поднимаясь с места.—?Рассказывать ему не будем?—?Он в праве знать, но не думаю, что так мы осуществим затею. —?Прижав руки к груди, ответила Эмма.—?Хорошо. —?Монотонно озвучил Рэй, уставившись на неё. Заметив его пристальный взгляд, стало не по себе. В хорошем смысле. Просто… Он впервые спокоен сейчас.—?Красивые глаза… —?Сказала вслух она. Ожидала недоумение, приукрашенное дулей мата в свой адрес, но этого не прослеживалось, словно, его подменили или он был таким всегда…—?Правда? —?Ухмыльнулся, до последнего не веря в искренность её слов. Она лишь кивнула, с абсолютной серьёзностью глядя на него. Замешкался как-либо отвечать, не понимая, что в них такого. Глаза?— как глаза, опухшие, с синяками, синяки у неё примерно такие же, разве что чуть менее глубокие. Потом только доходит, что она говорила на чистоту, и было не до смеха. Видимо, Эмма из тех типов людей, она во всём видела красоту, как озабоченная. Возможно, именно поэтому она влюбилась в него, а за это он в неё. Уже не получалось сохранять холодный рассудок, изумрудные большие глаза этого не позволяли. —?Я весь опухший, и уставший. Как ты это видишь?—?Что именно? —?Правда не понимая, о чём говорил Рэй, переспросила его.—?Красоту. В чём твой секрет?—?Наверное… тот самый оптимизм, из-за которого ты меня осуждаешь.—?Даже зная, что всему конец?—?Похуй. Мне и хватает сейчас того, что я разговариваю с тобой или с Норманом. А лучше, с обоими.—?Меня пугает не то, что я кого-то люблю. Мне страшно, что я буду вас любить, а вас, по какой-то причине, не будет со мной рядом. Либо вы съебетесь, либо умрёте?— не важно. —?Погружаясь всё сильнее в свои мысли и стараясь ухватиться за них, чтобы их выразить, говорит Рэй.—?Это потом. Какая разница, что там? —?Спрашивает она, вставая с кровати с готовностью разбудить Нормана и воплотить план.Рэй усмехается, зная, что в это время светловолосый юноша пытается отрубиться. Идти или не идти?—?А может, мне похуй на вас, это лишь побочки таблеток… —?Говорит он, боясь, что сказал лишнее. Последние годы он стал настолько скрытен, что даже сказать человеку свой любимый цвет?— казалось, выдать самые зловещие секреты. Он привык прятать всё в себе, любая попытка открыться казалась столь неестественной и неправильной.—?Да не похоже… —?Эмма вновь смотрит на него, это несколько… пугает. Рэй порой испытывает неловкость, когда кто-то смотрит на него при разговоре, однако с этой девушкой ему менее страшно.—?Когда я пытался заводить друзей, у них всегда нахуй был кто-то ближе и дороже, чем я. Хотелось бы уебать всех людей, которыми они дорожили, чтобы у них оставался только я, хах. —?Усмехается он, припоминая прошлые неудачные знакомства. Однако теперь его утешает эгоистичная мысль: у Эммы и Нормана хотя бы нет уже ни семьи, ни приятелей, ни возлюбленных?— хотя бы пока их не придётся ни с кем делить.Хотя они не вещи, чтобы испытывать к ним собственническое отношение. Однако Рэй не может по-другому: он не верит, что с ним могут дружить, имея других людей. Мать приучила его, что он ничтожество и во всех бедах виноват только он, поэтому с трудом верится, что он кому-то нужен.—?А люди со мной всегда общались так, будто я лишь, человек для разговоров о погоде да о заданных уроках. Они не переступали грань, при которой ты говоришь с кем-то о проблемах. —?Отзывается она.—?Вот я и говорю, что вы с Норманом приебались ко мне, потому что мало с кем общались. Ладно, пошли к нему, он всё равно не спит, поглядим, не умер ли. —?Вставая с кровати, отвечает он, выходя с Эммой из палаты.Норман, как всегда, лежит, будто мумия. Его серо-белая кожа сливается с цветом простыней. Увидев их двоих, он оживляется.—?Без вас было скучно. —?Отвечает он, вглядываясь в них.—?Как будто с нами станет интересней. Мы, блять, не шуты, чтобы тебя веселить. —?Садясь на его скрипящую кровать, отвечает Рэй, под злобой пряча бессилие.—?Меня не надо веселить. Только бы слышать ваши голоса… —?Вздыхая, тихим голосом произносит Норман. Ему снова трудно дышать. С его голодовками скоро все органы откажут. Хотя человеческий организм и не так просто убить, органы обычно отказывают постепенно, по мере не нужности. Но у Нормана и так изначально плохая история болезни, он действительно уже одной ногой в могиле.—?Мы хотим уехать отсюда, Норман. Мы же не хотим жить? Вот, а нам тут не помогут, мы сбежим и совершим тройное самоубийство. —?Держа руку Нормана и с лаской глядя на него, отвечает девушка, будто предлагает отправиться на отдых в Майями.—?Да, я знаю, мы хотели умереть. Умирать с вами было бы пределом мечтаний. —?Глядя на них своими добрыми, но глубоко несчастными глазами, говорит Норман.—?Чтобы нас выписали, мы должны делать вид, что пошли на поправку, улыбаться там, пить таблетки, говорить психиатру, что всё охуенно. —?Отвечает Рэй, представляя их общую смерть: как-то странно, что эти, хоть и морально убитые люди будут валяться в собственной крови дохлые. Почему-то, когда он знал, что мать умрёт, таких мыслей не было. Тут же становится херово. Ещё грустнее, что ли.—?И… Тебе придётся начать кушать, чтобы доказать, что ты выздоровел… —?Замирая при каждом слове, ведь Нормана колотит от любого упоминания еды, говорит Эмма.—?Нет!!! Я не хочу жить, но… Лучше быть вечно живым в этой психушке, чем знать, что моё тело, все годы моих стараний будут уничтожены едой. Нет и всё. —?Становясь злее, произносит Норман, вырывая руку.Да, при рпп при упоминании еды и от постоянного голода больные становятся агрессивнее. Даже паинька Норман превращается в зверя. Болезньвытесняет его личность.—?Я… Не хотел. Простите… —?В слезах, говорит Норман. —?Это выше моих сил. Я не хочу лежать в гробу жирным…?Ну, мы хотя бы стали с ним говорить. Надо заставлять его жрать, что делать ещё???— Думает Рэй, напряжённо соображая.Слёзы, всхлипы немного приутихли, промачивая одежду девушки.—?Норман… Нам понятны твои чувства.—?Я не смогу… —?Норман глубже зарылся в грудь рыжей, отчаянно нуждаясь если не в любви, то хотя бы в поддержке.—?Ты сможешь… А помнишь, как ты сам мне говорил, что думал над этим? И ты говорил это искренне. Может, наступило время для перемен? Если так, я могу тебе помочь, мы оба можем. —?Темноволосый только молчал. Нечего было говорить, за него всё отвечала она. Он не умел оказывать поддержку, с этой задачей эта рыжая бестия хорошо справлялась.Белокурый окончательно успокоился, чуть ли не засыпая в объятиях подруги. Возможно, именно такие моменты не то, что скрашивают его жизнь, скорее, забывался, что болен, раним, не счастлив. В детстве явно ему подобных моментов не хватало, не было, с кем можно вот так просто обниматься и ни о чём постороннем не думать.До Рэя, кажется, дошло, чем можно абстрагировать его сознание, ведь… он сам был пару мгновений назад зациклен на ней. А ещё понимает… что из всех троих в самом деле страдает даже не он сам, а она. Приняла позицию героини, вселяя людям возможность на будущее, а сама сидит в одиночестве, рыдая. Он однажды видел её в слезах. Послевкусие не из приятных, после которого даже шутить не хотелось. Неосознанно он сам потянулся к ним, обнявшись. Впервые настолько сильно поразил их своим поведением, но не отстранились, лишь тихо ухмыльнулись.—?Я… хочу…—?М? Что такое? —?Переспросил Нормана Рэй.—?Попытаться… —?Немного краснея от столь сильной близости, отвёл взгляд в сторону. Решение никак не могло не обрадовать Эмму. Рэй вновь промолчал, боясь наговорить лишнего. Пусть и так. Полпути уже сделано.?Странные они…??— Мелькнуло в голове, закрывая за чёлкой умиление. Вновь умиляется. Точно побочное действие препаратов.Дни летели, как по маслу, как было спланировано изначально: типичные, расписанные, но продуктивные. Им действительно пришлось стать пай-детьми, превзойдя все ожидания. Сразу трое, в одно время, в одном месте. Персонал до сих пор не догадывался о их слащавой затее. Наивные тупицы. Надеются, что их препараты действуют. На деле полностью от них отказались, смывая в сортир. Заметили, что состояние и обострение изменилось. Непонятно, хорошо это или плохо. Хотя бы не хотелось спать круглосуточно. Это и было на руку. Эмма полностью перестала как-либо перечить работникам. Даже если сам персонал подкалывал по этому поводу, а он делал это часто, всё равно приходилось не грубить. Рэй, заставляя себя, делал всякие поручения. И такое было. Но самое главное, Норман начал есть, да, не килограммами, но по чуть-чуть.Норману, конечно, пока слишком рано доверять, нельзя оставлять его одного с миской в палате. Мало ли, что он решит?— вдруг будет врать, что ест, а сам начнёт тайком выкидывать еду, как делал это прежде от медперсонала. Он слишком ослаб, поэтому его кормят то Эмма, то Рэй, по очереди, ведь у голубоглазого юноши совсем нет сил удерживать ложку.Лёжа в постели и, как всегда, коченея от холода, истощенными длинными пальцами Норман держит тарелку, всячески пытаясь после каждой проглоченной ложки отвлекаться разговором с Рэем. Ведь ему страшно, до чёртиков жутко, что пару грамм каши испоганят его жизнь, превратят его самого в урода.—?Ну же, Норман, давай ещё ложечку… За психиатра, чтоб его, уёбка, сменил другой. —?Пытаясь вести себя хоть немного веселей, говорит Рэй. Почему-то такие моменты, когда он может быть хоть как-то полезен Норману или Эмме, заставляют его слегка радоваться. Будто его существование наполнено смыслом. Хоть и мизерным.—?Ты такой заботливый, хотя поначалу и вёл себя слегка грубо. Когда я только оказался здесь, мне и вправду казалось, что ты меня ненавидишь… —?Отвечая вялой полуулыбкой, произносит Норман, ощущая вкус пресно-безвкусной каши. Однако когда ты постоянно голодаешь, даже самая херово приготовленная еда напоминает пищу богов.—?Ой, да я всё такая же мразь. —?Отвечает Рэй, улыбаясь в ответ и пряча свою улыбку под чёлкой. Улыбаться не намеренно, когда лицо само по себе выражает эту эмоции без усилия воли?— так странно и приятно.—?Ты не мразь, хотя в это и не веришь… Я очень сильно люблю тебя и Эмму, я такой счастливый, когда думаю, что последнее, что увижу перед смертью?— вас. Это будоражит. —?Отвечает светловолосый, продолжая есть.Рэй, конечно, привык к мыслям о смерти и о том, что им невозможно существовать дальше, однако всё больше и больше лезет вопрос, что каким будет дальнейшее, после смерти? Он не верит в бога, поэтому интересно, как ощущается небытие, ничего? Неужто на самом деле всё так и кончится? И его разум и душа исчезнут, не будет даже угнетающих мыслей о том, в каком они пиздеце?А ещё не будет ни Нормана, который вечно говорит тихим и разбитым голосом и часто смущается, не будет Эммы, которая пытается всех спасти, не будет и его самого, Рэя, с головной болью и желанием постоянно всех слать нахуй? А что тогда будет после смерти? Ничего, скоро они узнают. Стоит гнать любые мысли, которые оставляют тебя на этом свете?— есть шанс не жить, и его надо использовать. Всё равно ничего хорошего уже не будет.—?Знаешь, я хотел бы обнять тебя… Ты не любишь нежностей, но… Можно? —?Неожиданно отвлекая от мыслей, задаёт вопрос Норман.Рэй машинально соглашается, чувствуя холодные руки на своём теле, ощущая их твёрдость?— одни кости. Кажется, ничего не стоит их сломать, если обнять его слишком сильно.—?Сегодня ты всё съел, всю порцию, поэтому… Я тоже обниму тебя. —?Прижимаясь к исхудавшему телу, говорит Рэй, однако замечает, что тот стал менее костлявым. Слегка. Значит, постепенно набирает вес?— но говорить об этом не надо, ни при каких обстоятельствах, иначе пиздец.Мать никогда не дарила Рэю ласки, точнее, она обнимала его механично, как вещь. Сам же он обнимал её ?для галочки?, когда она заставляла, в его прикосновениях к ней не было искренности и любви. Когда же Рэй обнимает кого-то из этих двоих, возникает странное волшебное чувство, будто он не хотел бы их отпускать, становясь столь близким с ними.Норман столь хрупок, что хотелось бы защитить его от этого неправильного мира, от того, что этот ебанутый дядя едва не довел его до смерти. Впрочем, их всех троих едва не добили родственники, так что Рэй хотел бы защитить их обоих, и… себя.Неужели скоро даже эти объятия уйдут в никуда, а покой им подарит только смерть? Как же не верится… И всё-таки, предвкушение суицида внушает им силы жить. Или не столько смерть?—?Спасибо… —?Вялую улыбку увидели тёмно-серые глаза. Голубые очи… Нет, голубые с градиентом в лиловый взаимно всматривался Рэй. Опасные. В них было легко утонуть, хотя… Если речь шла о суициде, то этот вариант ему нравится куда сильнее. Чёрт, дурацкая привычка. Так уже было с Эммой, до чего довела её прямолинейность… Но Норман не такой. Он не будет говорить что-то личное прямо. Или это Рэю так казалось, что глаза?— личное… Дыхание обострилось, а глаза темноволосого сфокусировались на вздохах беловолосого. В обширной тишине это было чётко слышно и видно.Норман с лёгким удивлением наклонил голову, прислонив тонкую, длинную кисть к щеке собеседника.—?Рэй?В голову влетела простая и улучшенная мотивация, и тупое любопытство… Он не стал бы в наглую играть с чувствами Нормана или чувствами Эммы. Не в его правилах.—?М? —?Касания весьма приятные, еле ощущаемые, как капли росы, стекающие со склона.—?Ты к нам тоже что-то испытываешь, да? —?Рэй слабо вздрогнул от неожиданного вопроса. Он неоднократно говорил, что что-то чувствует, но никогда не говорил об этом точно и с уверенностью. Ещё лицо Нормана обрело вновь нотки отчаяния. Рэй не успел ничего ответить, а на его глазах виднелись слёзки. Как будто умолял о чём-то. Кольнуло в груди. Неприятно. Слова тут будут лишними. Рэй ближе прильнул к его лицу, нежно целуя в губы. По-настоящему первый, воздушный поцелуй. Даже если ты запретишь себе любить, ты не сможешь жить без неё, пусть даже недолго. Норман не удивился его движениям, словно сам поджидал подходящего момента вкусить такой момент. Прижимались к друг другу, до тех пор, пока не пришло время Рэю покинуть его палату.?Чёрт. Как всегда вовремя…??— Слегка взгрустнул Рэй, и Норман это заметил.—?Ты ещё придёшь…?—?Обязательно. Не волнуйся. —?Поцеловал его напоследок в лобик, закрыв дверь.Через какое-то время он вновь проверил это. Теория Рэя подтвердилась. Больше ласки?— больше результата. И Нормана не хотелось бы обижать, а больше приласкать… Хоть и порядком наломал дров.Настала очередь Эммы. Кормила более оптимистично, чем одноглазый.—?Хочешь ещё одну? —?Волнуясь, спросила его.—?Да… Последнюю.—?Хорошо. —?Набрала в столовую ложечку бульон. —?Скажи: ?А-а-а?.—?А… —?Проглотил часть содержимого.—?Наелся? —?Протёрла его ротик салфеткой.—?Да, спасибо… В следующий раз попробую сам поесть.—?Как тебе будет угодно. —?Тихо хихикнула, заправляя одну прядку волос себе за ухо. Почему-то именно в это мгновение вспомнился вчерашний поцелуй с Рэем. Вновь хотелось почувствовать это, с Эммой…—?Я недавно целовался с Рэем… —?Немного краснел говорить такое.—?Не думала, что он такой раскрепощённый… И как тебе?—?Да… Он был нежным… Тёплым… Кажется, я будто зависим от него и от этого тепла. Интересно, зависим ли я буду от твоих движений?—?Что? —?Искреннее удивилась бесконечно потоку мыслей вслух. Но Норман опередил её, втягивая в поцелуй. Отличия имелись колоссальные. Её губы намного мягче, но намного напористее. Она не стеснялась своих движений, поначалу так не скажешь. У Рэя мелькала некая скромность, но любопытство?— неимоверное. Не хватало сил, для беловолосого целая трагедия, поэтому пришлось остановиться, жадно хватая ртом кислород, где в этом маленькой палатке осталось крайне мало.—?С тобой всё иначе…—?Что именно?—?Словно ты ещё мягче, но более…—?Остра?—?Да… Ты целовалась с ним ранее? —?В ответ она лишь помотала головой, ненароком представив подобную картину в мозгу. Нормана такой расклад не устроил. Нечестно, что они не делали этого. —?А хотелось бы?—?Да… Но, не думаю, что он захочет. —?Долго думать не пришлось. Слегка грустно ухмыльнувшись, дала ответ.—?Почему же? —?Из ниоткуда возьмись вломился Рэя, запечатлев весьма печальную картину.—?Я знаю: из-за вас я теряю голову и отказываюсь от своих принципов. Но от этого я ощущаю себя… живым. —?Приближаясь к ним и рассматривая две сидящие усталые и разбитые фигурки друзей, но не сдающиеся, Рэй садится рядом на кровать.Он не думал ни тогда, в четырнадцать лет, валяясь в комнате в слезах и усталости, ни в день, когда ему позвонили и сообщили о смерти матери, ни в ту секунду, когда рассек себе руку ножом, чтобы оказаться в лечебнице, что просто сидеть в обдрипанной палате с грязно-белыми стенами на советской железной кровати будет так приятно, так хорошо.Сидеть с двумя людьми, имеющими проблемы ничуть не легче, чем у него. Обычно видя чужие проблемы, он имел желание сбежать, ведь не знал, как кому-то помочь, а с Эммой и Норманом у него словно рождается импульс, подсказывающий, куда двигаться.Приближать людей не хотелось, но не их. Происходит нечто, о чем поют в попсовых песнях и пишут в классической литературе?— словно этих двоих он ждал всю свою жизнь, словно они половинки него. Словно их создали, чтобы они воссоединились, не важно?— хоть и перед тем, как улечься в гроб.Сейчас слишком кружит голову и душа будто окрыляется, как бабочка, вылетевшая из-под сачка. Словно ему, Рэю, удалось постигнуть незамысловатую философию Эммы?— если ты счастлив здесь и сейчас, не думай о том, что будет позже.Они тянутся друг к другу по инерции, её травянистого цвета глаза всё ближе, её волосы соприкасаются с чёлкой Рэя, тёплое дыхание проходит по щеке. Её губы оказываются на его губах, он перестаёт дышать, застывая. Руку кладёт на её плечо, проходя по шее и удерживая её голову.Её поцелуй уверенный, ощущается внутренняя сила, которую не смогла выбить жизнь. Слышится восторженный вздох Нормана. В голове звенящая пустота, её заполняет дурацкая, наивная радость.И это он ещё полмесяца назад всячески избегал этих двоих, боясь оказаться в капкане? Даже если это ловушка, пусть она поглотит его, он готов идти навстречу страданиям и новой боли, главное, что сейчас ему отшибает мозги от удовольствия.Если Норман и Эмма окажутся новой пыткой в его судьбе, то это уже не имеет значения. Он полностью готов подчиниться, исчезнуть в их блестящих глазах и растаять в поцелуя с ними.—?Интересно, есть ли способ целоваться втроём? —?Привлекая их к себе, чтобы обнять, и не разрывая им поцелуй, произносит Норман.—?Есть. —?Прервав поцелуй и со скоростью молнии целуя щечку Нормана, а другой прислоняя к его щеке Рэя, отвечает она. Рэй ощущает уже не тёплую кожу Эммы, а с лёгким холодом щеку Нормана.Эмма и Норман словно лето и зима, уравновешивающие самого Рэя, кидающегося от пламенности в чувствах к бесчувственности ледяной глыбы. Он полусидит-полулежит на кровати Нормана, стараясь не упираться локтями в слабое тело друга. Точнее, большее, чем друга.Скорее, он испытывает то, чему нет названия-ярлыка. То ли это влюбленность, то ли дружба, то ли любовь, то ли нечто большее, выходящее за рамки его восприятия.—?Вы меня соблазнили непонятно на что. —?На секунду оторвавшись от Нормана, поочерёдно целуя то его в губы, то Эмму, говорит Рэй, ощущая, как сердце тревожно бьётся, а в мыслях вновь пугающее озарение: ?Ведь смерть не имеет смысла. С ними двумя я познал жизнь… Может, выпялимся потом??—?Неизвестно, сколько мы ещё тут пробудем, но пока мы вместе?— мы справимся. —?Как обычно подбадривающе прозвучала Эмма.—?Да… —?Взяв рыжую и тёмного за руки, улыбнулся Норман. В его улыбке что-то изменилось. Она более… насыщеннее, чем ранее? И его ладони… Слегка потеплели. В любом случае, Рэй в каком-то смысле их поддерживал.—?Рэй, ты же много чего осознал?—?Да… Много чего…—?Тогда не отставай и радуй нас до последнего! —?Решительно утвердила его дальнейшую судьбу бестия.—?Хорошо. —?Бесспорно принял это Рэй, за чёлкой скрывая игривую улыбку. Кто бы мог подумать, что даже в таком отстойном месте, в отстойном мире, ты сможешь найти маленькое чудо, что только могло пробудить в тебе желание просто вытягивать изгиб контура губ, быть на шаг счастливее.***Свобода?— ценная вещь. Отсутствие оков, запирая тебя в небытие, больше не душили твоё и так измученное тело. То чувство, которыми ты так старался себя к этому подготовить, что был готов отказаться от неких своих комплексов, не полномочий.Проходя по пешеходному переходу и держась за руки друг друга, испытывали странную, заторможенную интригу. Кругом бесконечное множество машин совершенно разных фирм, моделей, цветов. Скорость имела определённую важность, кому-то нужно спешить по делам, не смотря на то, что сейчас вечер, ближе ночь, разбрасывая небо яркими цветными облаками, переходящие в плавный закат, а кто-то ловил кайф от медленных поездок. Везде одни сигналы, что эти три оболтуса не дают спокойно проехать, погрузившись каждый в свои мысли. Давили лютые, большие многоэтажки, просвечивая все действия левых людей: кто-то занимался работой, а кто-то и… тоже работой, возможно, не совсем того качества, которого ты ожидаешь от человека, работая в офисе. Эмма специально указала на одно из окон здания. Как будто они в пятом классе, обсуждают ?взрослую жизнь?, ловя одновременно и кринж, и смех. Куча людей, которые всё ещё были им ненавистны. Так раздражали ненужным гулом, сбивая мысли с верного течения. Легко потеряться и из-за толпы, и из-за нервозного шума, но они не отпускали друг друга ни в коем случае, соединяясь в одно целое. Не осознавали ещё до конца. Желание осуществилось. Теперь они свободны, как перелётные птицы.Когда люди утихомирились, сами перейдя на другую сторону дороги, Рэй неожиданно предложил идею, от которой Эмма с Норманом не в силах отказаться.—?Заглянем ко мне?***Нервозная попытка найти среди горсти металла нужный ключ. Господи, даже позабыл, как он выглядит. Как иронично. Подойдя к двери своей квартиры, точнее, квартиры умершей матери, смог отыскать ржавый длинный ключ, три раза прокрутив через замок. Дверь мигом отворилась, подпуская лёгкий холодок сквозь тела трёх молодых.—?Заходите. —?Первым делом впустил их, после зашёл за ними. —?Можете даже не снимать обувь. Не думаю, что за долгое время что-то да поменялось. —?Пройдя к себе в комнату, взглянул на потолок, после вечно зашторенные окна. Никогда не любил свет. Сейчас почти ночь, и ему хорошо.—?Ты живёшь тут один? —?Поинтересовался Норман, разглядывая некоторые полки с его запылившимися вещами.—?Да. Теперь.Норман и Эмма окидывают взглядом запылившийся компьютер, разбросанные на столе вещи, начиная от ручек и карандашей, заканчивая грязными от чая кружками?— видимо, в последнее время пребывания здесь у него не было сил даже навести хоть небольшой порядок. На полках кое-как запиханы книги, тома манги и комиксов?— видно, что они совсем новые, некоторые даже не распакованы, однако и на них слои пыли.—?Я покупал это, ведь прежде мне нравилось читать. Однако… в какой-то момент как отрезало: меня перестало это радовать, а ещё ухудшилась память и из головы вечно вылетела прочитанная секунду назад строчка. —?Беря с полки книгу, Рэй пролистывает её. По его глазам видно, что он нашёл какую-то строку и ухватился за неё, однако поспешно закрывает?— не стоит снова предпринимать жалкие попытки уцепиться за жизнь.Нельзя позволять себе вновь довериться каким-то вещам, которые прежде составляли твой смысл жизни?— это самообман, на самом деле нужно завершить начатое.—?Меня даже перестал спасать интернет. То я днями проводил, листая мемы, позже и это меня уже не вытягивало и не спасло от образовавшейся пустоты. —?Произносит он, включая компьютер. Да, открытые им какие-то вкладки?— когда мама умерла, он позволил себе роскошь заходить в браузер не через режим ?инкогнито?.—?У тебя неплохая коллекция книг. Я бы даже взял что-то почитать. —?Произносит Норман, но тут же осекается, видя мрачные лица друзей. —?Если бы я был психически здоровым и хотел бы жить. В другой реальности.—?Если бы мы не умирали, то вы могли бы остаться в моей квартире, ха-ха. Мы бы выкинули все мамины вещи… Нет, мы бы съебались из этой квартиры… —?При воспоминании, сколько он тут пережил, мысль задержаться в этом жилище ещё хоть на день показалась невыносимой. Тут словно всё застыло, как и застыла жизнь его матери. Конечно, Рэй не мистик, но когда засыпал тут после её смерти, порой испытывал зверский страх, что вот она войдёт, уже будучи призраком, и убьёт его. Накажет за то, что он жаждал её смерти и не явился на похороны.Вся квартира производит гнетущее впечатление. Если в его комнате хоть и беспорядок, всё равно ему здесь лучше, чем, например, в зале, где стоит мебель времен СССР, безобразный ковёр на стене и всё, каждый участок помещения забит нахуй не нужными вещами. Некоторые достались ещё от матери его матери. Будто свалка, в которой маме удавалось поддерживать безупречный порядок, всячески указывая Рэю, в каком запустении его жилье.—?Пойдёмте напьёмся напоследок. —?Предлагает Рэй, поддаваясь инстинкту обнять их. Стоя с ним посреди тёмной комнаты с невысоким потолком и сжатым воздухом, Эмма отвечает:—?Мы же не пьём…—?Боже, Эмма, у тебя мысли лишь о бухле. Я про чай. —?Сжимая их в своих руках, говорит Рэй. Отчего-то хотелось плакать.—?Да, пошли. —?Кивает Норман.Они проходят на кухню, где завалы грязной посуды. Пользуясь случаем не смотреть двум своим друзьям в глаза, Рэй кидается мыть три кружки, пытаясь успокоиться, чтобы голос не сорвался и не выдал его растерянность. Он не знает, что делать, всё больше, всё сильнее ему кажется, что он нашёл в Нормане и Эмме панацею. Только теперь ему придётся утратить их во век, ведь…А если это заблуждение, если ему только кажется, что он счастлив? А сейчас есть возможность умереть, как он и хотел.Однако, если он сомневается в том, нужно ли умирать, значит, он этого больше не хочет? Кружка едва не выскочила из рук.—?Рэй, всё в порядке? —?Спрашивает Норман обеспокоенно.?Блять, конечно всё в порядке, мы всего лишь идём совершать суицид, а я уже не знаю, хочу этого или нет. А так, всё в полном порядке.??— Думает Рэй озлобленно, однако, оборачиваясь и, видя встревоженные лица друзей, утихомиривается.—?Да просто не люблю посуду мыть. Пиздец, как бесит. —?Врёт он, хотя сейчас на посуду было похер.***—?Давай уже заканчивай курить, нахуй мы и так тут слишком долго. —?Произносит Рэй, когда они стоят на крыше. С каждой пройденной минутой он всё меньше хочет прыгать, раздражает, что эти эти двое будто намеренно тянут кота за хвост. Ему страшно, что, когда они будут лететь вниз, он не захочет этого, ноизменить ничего будет нельзя.Пока ещё есть хоть капля мыслей о смерти, надо кончать. Чего ещё ждать?—?Мы никуда не идём. —?Вставая с ним рядом и держа фильтр сигареты, говорит Эмма, выкуривая струю дыма ему в лицо. Затем кашляет.—?Никогда больше не кури, блять. По крайней мере, на меня. —?Отвечает он, пропуская её слова мимо ушей. Не может она иметь ввиду того, что сказала.Норман встаёт рядом с ними, вдыхая ночной воздух. Потушив сигарету, Эмма швыряет её на крышу.—?Покурили?— а теперь пошли вниз. Не с крыши вниз, а по лестнице. —?Отвечает она.—?Что?! Мы столько старались не ради того, чтобы сейчас упустить шанс. —?Восклицает Рэй, глядя, какими мелкими кажутся машины и люди. Лететь будет страшно, высота порой пугает. Он протягивает ногу вниз, чтобы представить, что испытает, когда сделает второй шаг. Однако он тут же её отдергивает, сам отступая обратно.—?Мы с Эммой решили, что ни ты, ни мы не умрём. —?Говорит Норман, удерживая его за руку.—?Отъебитесь, никчёмные оптимисты. Я сделаю это сам. Нахуй ни на кого нельзя положиться! —?В отчаянии отвечает Рэй, вновь делая рывок вперёд.Эмма и Норман отталкивает его на крышу, отчего они троем падают на шершавую поверхность.—?Какого хера?! Это мой выбор, я не хочу жить! —?Чувствуя себя придавленным под ними, отвечает Рэй, пытаясь скинуть их с себя.—?Самоубийство?— не выбор и никогда им не являлось. Ты не хочешь сдохнуть, ты хочешь остаться в живых. Просто твоя депрессия искажает твои мысли. —?Говорит Эмма, мёртвой хваткой цепляясь за него.Они оба держат его с такой силой, которой невозможно ожидать от изможденных людей, будто он сокровище, которое у них могут украсть. Будто от того, останется ли он с ними, зависит их судьба.—?Я устал, я болен, нам надо лечиться. На что вы надеетесь? И перестаньте на мне лежать, вы мне лёгкие проломите… —?Говорит Рэй, ощущая, как Норман крепко обнял его.—?Мы надеемся только на себя. Пока ты с нами, пока мы с тобой, ещё не всё проебано. Пока мы живы, хоть растоптанные и запутавшиеся, есть надежда… спастись. —?На ухо говорит Эмма, видимо, чтобы он лучше слышал. Рэй ощущает, как не может сдерживать слёз, ведь слишком всё непонятно.Громкие всхлипы разлетелись по всей крыше. Слишком долго он терпел эти солёные крошки, ограничиваясь гнусным видом ворчливого пессимиста. Поздно, частички его хрупкой искалеченной души вырвались из цепей, которые сковал лично он сам, чтоб ни одна дрянь не вторглась на чужую территорию. Им двоим удалось. А ещё удалось утешать суицидника. По крайне мере, он больше не пытается вырваться и продолжает плакать. Он столько раз сомневался, стоит оно того или нет… Даже они говорят, что это не выход… Почему же именно сейчас так был одержим? Выплеск адреналина? Старая ебучая недостигнутая цель? Она может и вовсе была не его. Так громко рыдать не получалось даже в смерть матери, сидя на холодном деревянном полу, свернувшись в клубочек.—?Пожалуйста… Рэй… —?Шептала Эмма в ушко. До сих пор не отпускали его ни на секунду, подписывая контракт на ответственность за его жизнь. Уже нахуй голова разболелась от болючей истерики. Старался восстановить стандартный ритм сердцебиения, глубоко вдыхая и выдыхая. Слезинки, обжигая лицо, потихоньку испарились, разлетаясь в пушистом небесном танце. Ритм умеренный, с ультразвуком, которого ты ожидаешь, прикладывая ухо к левой груди. Норман был куда слабее поначалу. Их мотивация преподнесла плоды в виде его мышечной массы. Он уже не казался костлявым. Рэй это понял, когда потянулся обнять этих оптимистов разом. Кажется, любое движение Рэя будет считаться попыткой суицида, ибо эти двое не успокоятся. Теперь его макушка, щёки, руки покрывались короткими поцелуями, умиляя его сквозь слезящиеся омуты.—?Чёрт, прекратите… —?Пытался скинуть с себя назойливую лыбу, но бесполезно.—?Никогда больше не смей убивать себя! —?Процитировала бестия его фразу, выставляя против него самого.—?А если нет?—?Мне придётся тебя любить ещё сильнее!—?Почему… Я не встретил вас прежде? —?Улыбаясь сквозь всхлипы, произносит он, снова ощущая их поцелуи на себе. —?Почему, чтобы обрести счастье, нам пришлось столько выстрадать?—?Прежде? Тебя не должно волновать прошлое?— ты есть только здесь и сейчас. —?Поцелуем в губы она закрывает ему рот, пока Норман продолжает попеременно целовать их обоих.Рэй старается больше не думать?— отключать голову порой полезно.—?Всё будет хорошо, мы с тобой, ты больше не одинок… —?Говорит Норман, гладя его по волосам.Ночной ветер проходит по крыше. Пожалуй, пора уходить отсюда, как и сказала Эмма. Так можно простудиться, тем более, Норман, хоть и стал идти на поправку, всё равно в группе риска. Рэй пытается привстать, его всё равно удерживают.—?Пойдёмте ко мне домой… Не будем же вечно валяться тут. —?Говорит он, хотя можно было бы оставаться и так. Но дома, на его раздолбанной кровати это будет лучше.—?Хорошо, но только мы будем тебя крепко держать, пока идём. —?Соглашается Эмма, держа его за руку.***Они возвращаются в квартиру, откуда ушли час или два назад. Рэй распахивает шторы, открывает форточку, делая это впервые за долгие годы. Они проходят в его комнату, хоть на секунду боясь оставить его одного. Он смеётся. Такое внимание со стороны кого-либо другого довело бы его до бешенства, однако, если это делают Норман и Эмма, то всё в порядке.