1 часть (1/1)

'не надо страха и лжи,что одиноко, ты расскажи.скажи, в себе не держи,что ты не можешь так больше жить.сколько в одиночестве страдал?сколько эту боль скрывал?но всё равно на эту встречу опоздалс самим собой'. - jonghyun – elevator (cover by satoshi)***В комнате Мунбёль, некогда пастельно-нежной и утренне-солнечной, уже давно пахнет лишь кровью и антисептиком. Этот запах, кажется, пропитал даже обои персикового оттенка с забавным вишнёвым узором, впитался в саму Муни. Хотя, казалось бы, здесь лишь вчера стоял почти неуловимый аромат сливочно-клубничных карамелек и цветочных духов Ёнсан, но всё круто повернулось: даже белые шторы, водопадом стелющиеся по полу, закрывали навсегда мир за окном и солнечный свет; освещение больше не включалось, лишь тускло светил фонарик телефона, когда Бёль раскладывала аптечку как пасьянс, тяжело вздыхая. Ёнсан воистину была солнышком: она даже в такой ситуации умудрялась быть на позитиве – да вот только правда ли это? – и изо всех сил пыталась поддерживать свою любимую женщину, она иногда готовила Муни поесть, иногда покупала мелочи вроде влажных салфеток или ополаскивателя для полости рта чтоб Бёль-И совсем уж тут не загнила. Порой приходилось заставлять вторую идти мыться в ванную и изо всех сил пытаться не морщить носик потому что Мун точно бы винила себя ещё больше из-за того, что не может в очередной раз угодить её такому скромному обществу. – Бёли, ты не хочешь проветрить комнату?.. – Сола спрашивает это очень тихо и осторожно, боясь нарушать привычную пустую тишину жилища, иногда прерываемую истериками и вздохами от боли.– Зачем? – низкий голос Мунбёль звучит сипло и едва различимо, он словно стал ещё глубже, но в это время тёк прозрачной серебряной вуалью. – Тебе противно здесь находится, Сан? – это так очевидно, что каждое слово даётся с адским трудом.– Н-нет! – Сола отшатывается в нервном возбуждении и страхе, что могла нечаянно пробить чужую хрупкость. – В твоей комнате.. эм... сильно пахнет кровью! Было бы чуть.. свежее! если бы мы чуть-чуть проветрили! – Ёнсан звучит громко и пёстро, словно внезапная автоматная очередь в банке на первом этаже посреди бессонной ночи, только Сан навеселе. Бёль с усилием утвердительно кивает, оставаясь в постели. Бельё недавно меняли, так что оно ещё такое же хрустящее, ещё лимонного цвета и пахнет цветочными духами. Как жаль, что Мун это ничуть не радует. Её волосы цвета июньской сирени были криво обрезаны под каре ради малейшего удобства, но ярко контрастировали с жёлтой подушкой, как и с солнечным блондом Сан, которой Мун когда-то давно, когда они были счастливы и держались за руки, напевала 'ты будешь Солнце, я – Луна'. Сейчас Мунбёль чувствует себя унизительно: она способна только лежать, только рыдать ночами напролёт, резать себя в солёной воде и кричать от накопленного отчаяния. Когда окно с характерным звуком было открыто, Бёль всё-таки едва слышно выдохнула через нос, ощутив волну холодного утреннего воздуха, а по телу побежали мурашки, так что она сильнее закуталась в одеяло.– Холодно? Ой, извини-!!– Оставь.***Сан ушла. Снова. Мун знала, что она действительно очень занята, но чувство брошенности и невыносимого одиночества разъедало каждый грёбаный раз. Бёль снова сидела в горячей воде в ванной, не то чтобы она собиралась мыться, хотя зеркало уже запотело от духоты, а в воздухе пахло лавандовой солью для ванны – бедная Ёнсан, она ведь и не знает, для чего я использую её подарки, мне так жаль, милая, прости меня, я ужасна, я всегда была и есть, – и персиковым гелем для душа, который какое-то время назад Бёли просто обожала, но сейчас его приторный запах вызывал лишь давящую тошноту, принуждающую в очередной раз засовывать себе пальцы в горло и блевать самим своим существованием, пока она не начнёт давиться желчью и кровью с гноем. Душный воздух разрезал тонкий писк Муни, в очередной раз давящейся рыданиями, ненавистью к себе и отвратительной виной. Каждый красный порез отзывался давящим чувством. Каким? Бёль ненавидела своё тело, оно было изуродовано сотнями порезами и шрамов: выпуклыми, почти незаметными молочно-белыми, розовыми, красными, почти невидимыми и тянущимися вдоль растяжек или даже по ним для незримости. На холоде они приобретали отвратительный баклажановый оттенок, и Муни кричала от отчаяния и злости, душила саму себя и давала пощёчины, пряталась в самые невзрачные и огромные одежды, скрываясь даже от Солы, та лишь понимающе кивала и не подавала виду. Иногда Ёнсан хотелось прямо как в блевотно-розовых и счастливых, романтизирующих ментальные расстройства рассказах, целовать чужие шрамы от селфхарма, целовать солёные от слёз щёки, шептать на ухо во время срывов и истерик, что всё будет хорошо, лечить каждый 'порезик', но она сталкивалась с разъярённым зарёванным взглядом партнёрши и по вечерам за бокалом вина лишь думала о том, какие же люди порой недалёкие и как они портят чужие жизни. И она говорила не про себя. Она видела, знала и чувствовала всю изнанку.Есть в самоповреждении такая отвратительная вещь: если ты не хочешь резать сильно, ты сделаешь это. И сама не поймёшь. Ты просто очнёшься в один 'прекрасный' момент, а от тебя останется лишь грязный кровавый шматок мяса. Ты обязательно словишь дереализацию, ты будешь ненавидеть себя пуще прежнего, ты будешь со слезами на глазах перебинтовывать себя, ты будешь бояться быть пойманной. Ты будешь.Ты.Обязательно.Чёрт возьми.БудешьМун уже вырыдала всю саму себя, положив голову на бортик ванной, разглядывая стекающие в солёную воду маленькие ручейки крови, бегущие по бледной коже, на года лишённой солнечного света. Порезы невероятно сильно жгло, но это давало секундную разрядку: вот этот самый момент тишины и спокойствия между желанием себя порезать до тремора и паники от осознания произошедшего. Ёнсан очень сильно расстроится, когда увидит весь этот кошмар. Когда увидит с трудом подсыхающие кровавые корки, когда увидит пустую Бёль, когда увидит кровь на лимонной простыне. Мунбёль так устала. Так устала. Она не может больше терпеть собственное существование в этом мире, в Сеуле, в этой мёртвой квартире. Не может терпеть терзающее чувство вины за любое слово или действие, истощение, боль от селфхарма, собственную физическую оболочку, эту болящую с каждой секундой всё больше пустоту внутри, одиночество, страх разочарования и печали в глазах Солы, нежелание делиться с ней своими ощущениями, себя. Себя...