1 часть (1/1)

— Да куда же ты прешь, придурок, ну, — Марк небольшим усилием воли заставляет ноги Джексона ступить чуть дальше, минуя лужу, чтобы не забрызгать новенький костюм. Джексон хмурится, так как, наверняка, хотел ступить аккуратненько в саму глубь мутной кляксы на зимнем асфальте каблуком ботинка, но у него не вышло. Пожав плечами, он уже забывает об этом секундном провале и идет дальше. Кажется, сегодня Джексон старается влететь в неприятности с особым энтузиазмом. Идет прямо в толпу возле магазинчика, где мужчины и женщины в деловых костюмах держат стаканчики с кофе и ждут начала рабочего дня, обсуждая крохотные детали личной жизни. Джексон идет туда, мечтая натолкнуться на горячий кофе, испачкать костюм, явиться так на собеседование, и чтобы его, такого оборванца, отправили домой. Но он добирается до офиса благополучно, потому что Марк, его ангел хранитель, к слову, уже задолбавшийся ангел хранитель, чистит перед ним путь. Расталкивает толпы ветром, уводит Джексона в сторону, чтобы тот не налетел на собак возле обочины, детей, спешащих в школу, заставляет выронить книги, чтобы те остановились и собрали бумаги обратно, а не затоптали Джексона, пусть даже он и не против. Но Марк сам понимает, что делает только хуже. Такая работа не для Джексона. Сидеть в офисе, перебирая бумажки, кланяясь перед старшими, пить кофе по утрам, обсуждая с незнакомцами, что подарить родителям — это все не Джексон. Джексон в том, как двигается в зале практик, Джексон в своих резких движениях, которые сменяет нежными, даже трогательными, только в ему свойственной манере. Марк часами может сидеть, уперевшись в стекло, и наблюдать как Джексон отдаёт всего себя. Часами, до пота, до вымотанности, до усталости. Но не только это делает Джексона Джексоном. Он прекрасный человек. Сильный и смелый, всегда держится, чтобы не случилось, и поэтому Марку не совсем ясно почему его отправили в качестве наказания присматривать именно за ним. — Здравствуйте, располагайтесь.Пока босса нет, секретарь заводит парня в его кабинет и оставляет ненадолго. Марк видит, как тот дёргает ногой, сидя на диване, как закусывает губу и нервно сжимает пальцы в замок. Видеть таким непривычно и Марку это не нравится. Он подходит к включенному компьютеру, сразу же заходя в историю. Нужно знать с кем придется работать Джексону. Хмурится, история поисковика не самая приятная. Обнажённые японочкианиме 18+гей порно — Эх, вот бы свалить отсюда, — Джексон уже упирается на колени, а Марк по привычке отвечает, зная, что его никогда не услышат.— Ну, кажется, нам это место и вправду не подходит. У начальника фетиш какой-то на задницы. Мужские, женские, а Марк прекрасно понимает, что эти задницы и близко не стояли с задницей Джексона. До одури круглая, наверняка упругая, но выглядит мягкой. Джексону не обязательно знать, что Марк не отворачивается, когда он выходит из душа с полотенцем только на плечах, чтобы с волос не капало. Совсем не обязательно. — Эх, вот бы чудо какое случилось, небо на землю упало или атака титанов произошла прямо тут, в этом сраном офисе. Марк не успевает ответить, в кабинет заходит щупленький мужчина лет тридцати, с проплешиной на макушке. Он встречается взглядом с Джексоном, тот ему нехотя кивает, но начальник словно ангела увидел. И не Марка, если что. Хреново.— Прости, что заставил ждать. Присаживайся ближе. — Джексон без задних мыслей двигается на диване, садится, еще и на спинку откидывается, болван. — Хочешь работать в моей компании? — голос ужасно сладкий, словно с ребенком разговаривает. Джексон смотрит в потолок, разглядывает и пожимает плечами. — Скажу прямо, я всегда брал сотрудников только с опытом работы, но ты, — их колени соприкасаются, на пол падает стакан с ручками и разлетается. Джексон автоматически опускается на колени и собирает все в обычную ёмкость, не сидеть же на месте. — Придурошный! — орет Марк, но поздно, у кое кого от такого вида аж слюнки потекли. — Что вы там говорили? — Что могу тебя взять и без опыта. Только Джексон может воспринять эти слова прямо, только Джексон может ежится не от подката, а от того, что его на работу возьмут. — А зачем вы... — Джексон не заканчивает, ошарашенно глядя на руки на своих бёдрах.Марк швыряет цветок с подоконника прямо в ёлку, та валится между ними, преграждая путь похабным рукам. — Да что же за чертовщина в этом кабинете? Марк открывает дверь в тот момент, когда мимо проходит председатель всей компании, прибывший из Пусана посмотреть, как дела в Сеульском офисе. — Ой, начальник, — мужчина на полу, кажется, вжавшись, стал ещё меньше в размерах. Джексон встаёт, хмыкнув. Отряхивает с костюма грязь и, переступив через ёлку, встаёт прямо перед председателем.— Не зря я в этих ваших офисах работать не хочу, тут же одни извращуги.— Козел! Скотина! Идиот! Джексон машет руками, быстрым шагом направляясь в метро, с самого офиса и до остановки он не затыкался ни на секунду.— Да я лучше с голода умру, бомжевать буду, но в офис устраиваться больше не пойду!— А нефиг было такую задницу делать. Ты, конечно, не виноват, но все же, хоть бы костюм посвободнее взял. Марк бежит за ним, не любит использовать свои силы в гравитации. Рядом с Джексоном он просто хочет чувствовать себя человеком. Мёртвым, но человеком. С ним привычно, иногда весело, но в основном с ним… как дома? Марк гонит мысли о том, что они близки или о том, что они друзья. Нет. Он мертв. Он тут только до того момента, когда его наказание закончится. А потом… а потом никто не знает. Так что и привязываться не стоит.В танцевальный клуб, в который Джексон ходит столько лет, приходит новенькая. Супер красивая, супер сексуальная и супер целеустремлённая. Марк не волнуется поначалу, знал бы кое-кто от скольких он уже избавился, но этот случай природы особо настырный попался. Марк закрывал комнату для практик от нее почти неделю, но напрасно. 12 декабря девушка ворвалась в зал, оставила свой номер, сказала, что будет ждать в кафе напротив пиццерии и ушла. Все это время ему удавалось выбрасывать записки, удалять номера, или заставлять девушек уйти в другую сторону, но эта подружка измотала все нервы Марку, и он решил избавиться от нее по-другому. Никому же не нравятся неуклюжие парни?Марк сидит на диване, наблюдая как Джексон прикладывает к лицу рубашку за рубашкой. Сегодня у него первое свидание с Ми. И последнее. — Айщ, так синяя или красная? — Красная. Несмотря на то, что красная Джексону больше к лицу, он все равно сказал бы ему это, если бы смог. Быть страшилой у него даже в синей не получится. Джексон надевает красный шёлк. У Марка всегда что-то стучит в груди, когда Джексон словно слышит его и делает то, что он просит. В магазине они всегда берут одни и те же духи, в кафе одни и те же десерты. Они могли быть идеальными друзьями, или еще кем, не важно. Возможно, будь они знакомы Марк никогда не позволил бы себе сдаться и сделать то, что сделал. — Привет, хорошо выглядишь. — Ми улыбается, встаёт из-за стула чтобы обнять Джексона, а Марк сдерживается, чтобы с ходу не вылить на нее чай с разноса, проходящего мимо официанта.— Почти парные луки, — Джексон улыбается, обнимает в ответ и садится напротив. — Ты дальтоник что ли? У тебя алая рубашка, у нее малиновая, совсем уже? — Марк нехотя садится с ними. Он вообще планировал погулять по кафе, послушать чужие разговоры, оценить подкаты, но видя Ми, Марк передумывает оставлять их наедине.— Что будешь? Я, ой… — к счастью, Ми успела схватиться руками за отодвигающийся стул и не упасть. Или, к сожалению.— Ты в порядке? — Джексон привстает, а Марк, закатив глаза, отодвигает и его стул. — Конечно же она в порядке!— Тут есть рождественский рулет с предсказаниями, давай его? — они улыбаются друг другу, только потом Джексон садится обратно, но, он не такой предусмотрительный. Падает на пол, прихватив с собой и скатерть с кувшином воды. — Ой, Джексон, ты в порядке? — она выныривает над столом, нависая, а Джексон недовольно смотрит по сторонам.Официант быстро все меняет, протирает пол, Марк ходит вокруг него, нашёптывая, что и ему это не нравится. Он сейчас бы на диване смотрел какую-то дораму с АйЮ, а не это все. Но официант, к счастью, его не слышит. — Так на чем мы остановились? Глинтвейн? — Давай, только мне безалкогольный.Между ними стало больше неловкости. И Джексона вообще не жаль. Чем быстрее они уйдут, тем быстрее этот позор закончится. — А платить кто будет? Тебе родители карточку заблокировали из-за того, что тебя не работу не взяли, если вдруг ты забыл! Свою злость Марк оправдывает только тем, что Ми ему не нравится. Нос картошкой, стрелки неровные, волосы короткие, все у нее не так. И у всех не так, кого Марк уже распугал. Потому что рядом с ним Марк впервые пожалел, что мёртв. Потому что, если Джексон по-настоящему влюбится — у него не будет больше ангела хранителя, Марк отправится неизвестно куда. Но даже это не страшит. Страшно, что в один из дней он проснётся без Джексона. Не в его квартире, не рядом. Страшно, что кто-то все такие сможет ему навредить. У Марка был выбор: быть тем ангелом, который появляется только в моменты опасности или тем, кто эти моменты предотвращает. Он тогда не знал Джексона, но все равно выбрал второй вариант. Потому что немыслимо не видеть его, немыслимо появляться только тогда, когда Джексон в беде. — Выглядит прикольно. Джексон достаёт телефон и фотографирует истекающий карамелью рулет. Золотистый, с нутеллой. Должен быть очень вкусным. Марк невольно улыбается, наблюдая за горящими глазами Джексона. Он всегда искренне и открыто переживает эмоции. Ему нравится смотреть, как Джексон радуется любым вещам. Когда ветер вместе с пылью ему в лицо еще и мыльные пузыри чьего-то ребенка запускает, он смеется. Всегда смеется. Машет детям в ответ, искрится и словно сам ангелом становится. Когда его машины обливают, когда зонта нет, а ливень в самом разгаре — Джексон единственный, кто радуется всему, что пугает отсальных.— Давай порежу тебе, — Джексон забирает ее блюдо с десертом, но роняет и вилку, и нож. — Ах, какая жалость. Себе режь, дурак. Официант приносит новые приборы, и Джексон все же делает то, что задумал. — Еще с ложечки покормить не забудь, рук то у нее нет. — Давай, я тебе тоже, — они смеются, когда и Ми роняет приборы. Официанту, бегающему к их столику, как и Марку, не весело. Они едят и смеются, много смеются. Их неловкость испарилась. Джексон смеется, а Марк сидит, как на иголках, чувствует, что его силы угасают, чувствует, что умирать во второй раз будет страшно. Но ладно. Этого не избежать все равно. Джексону нужна любовь и забота осязаемая, а не фантомная, поэтому он примет все таким, какое оно есть. — Я кошек люблю, — Ми показывает на телефоне свою белобрысую шкурку.— Я тоже. — Врешь. Ты собак любишь.Джексон платит картой, на которую часто бабушка деньги скидывает. Она его любит и души не чает, детей своих считает глупыми, раз они ее внучка заставляют в офисе спину горбатить, но ничего поделать не может. Такого уж она сына упертого воспитала. Джексон провожает Ми к дому, мягко обнимает, совсем ненавязчиво, не то, что она. — Может, зайдешь? Познакомлю с кошкой, ты ей понравишься.Марк подходит совсем близко, заглядывает им в лица по очереди. Ну какая наглость! Кошку она ему покажет, ну конечно! Знает он эти женские штучки, проходили! Он примет его отношения, но чуть попозже, ладно?— Скажи, что устал и пошли домой. Иначе я тебе бойлер сломаю, всю оставшуюся будешь холодной водой мыться. Джексон опешил всего на секунду, быстро взял себя в руки и улыбнулся. — Давай в другой раз, я немного устал. — Да. Хорошо. Тогда до встречи? — И нечего так наигранно расстраиваться. Марк очень доволен собой. Джексон опять словно слышал его. Обернувшись, они идут домой. Плечи Джексона тут же опускаются. — Что? Уже скучаешь? — Марк подходит слишком близко, наблюдает, как образуются морщинки на лбу, как Джексон ищет глазами киоск с сигаретами и ничего не понимает. С чего вдруг такие перемены?— Кажется, я все-таки схожу с ума, — тянет, направляясь к киоску. Привычка курить, когда сил почти не осталось с Джексоном довольно давно. Марк впервые увидел, что он курит только спустя полгода, а Джексон пусть и держался от постоянных налетов родителей, отказов и от студий, и от школ, все равно не сдавался, только к сигарете тянулся. Не часто, чтобы здоровье не угробить.Марк идет за ним, останавливая сильный ветер, касающийся голой шеи Джексона, ведь о нем некому позаботиться если заболеет кроме него.Ямараджа вызывает Марка к себе той же ночью. Джексон спокойно спал, обняв подушку и руками, и ногами. Всегда так спит, а еще, иногда, скулит от усталости, если весь день в зале проведёт. Марк сидел напротив, смотрел на него и думал, что же он может еще сделать. Не придумал. Тётушка вызвала. Ямараджа, дух управляющими другими духами, распределяющая наказания и вознаграждения, стала для Марка неотъемлемой частью неживой жизни, как и Джексон. Никто не видел, чтобы Яма звала к себе кого-то больше двух раз, зато Марк тут чуть ли не каждую неделю чаюет. И он не пропускает. Это единственный чай, который дух может по-настоящему ощущать своим пустым телом. — Джексон влюбляется. — И вам доброй ночи. Марк садится на диван в большой комнате, заваленной стеллажи и манускриптами чужих жизней. Где-то тут есть и его история. Короткая, двадцатилетняя история, но есть. — Чай? — Да, пожалуйста. Ямарадже уже около пяти ста лет, и она считается в своих кругах самой молодой смотрительницей душ. И самой сильной к тому же. Она протягивает чайный сервис, видит Марка насквозь, хмыкает лишь, когда тот делает вид, что ему все равно в кого влюблён его человек. — Только есть одна странность.— Какая? — Марк делает сразу большой глоток, опустошая чашку наполовину. Он смотрит на дыры в кедах, на такие же проплешины на джинсах и хмыкает. Хорошо, что он невидим, иначе Джексон побил бы его, увидев, что за ним по пятам ходит какой-то оборванец.— Твои силы не исчезают. Наоборот даже. Ямараджа знает, что это значит, но не совсем понимает, как это возможно. Джексон ни разу не видел Марка. — И что теперь? Мне за ними обоими присматривать? Да я лучше в ад отправляюсь прямым рейсом. — Ну, скоро и узнаем. Они допивают чай, прощаются как обычно, и Марк наконец-то возвращается домой. Джексон проснулся, сидит на кровати, беспокойно оглядывается по сторонам. — Кошмар? — Показалось. Марк кивает, Джексон ложится обратно. Смотрит точно туда, где сидит Марк, он безуспешно пытается снять кроссовки уже третий год, но все бестолку. Он не запачкает постель, но все равно не может привыкнуть, что это так. Рука Джексона тянется на противоположную сторону кровати. Еще чуть-чуть и он коснётся его бедра. Марк дёргается вперёд, совсем чуть-чуть, чтобы ощутить тёплый разряд тока там, где его рука все же касается колена и замирает. Джексон тоже словно ощущает все это. Он улыбается, расслабляется, закрывает глаза и совсем скоро засыпает. — Тогда ты пойдёшь в компанию отца. Мы хотели, чтобы ты сам всего добился, но, видно, не получится. Мама Джексона уже пять лет занимается автомобильным бизнесом, и четвертый год, как сын окончил университет, корит себя за то, что в школе отправила его на танцы. Для Джексона это стало не просто хобби, а настоящим помешательством.— Не пойду. — Джексон замирает с редиской в руках. Каждый раз его визит в этот дом заканчивается одинаково.— А я тебя больше не спрашиваю. Пора взяться за голову, тебе 25, мне еще столько же содержать тебя? Сейчас папа придет, и мы обсудим все. — Нет. — Да, Джексон, да. Марк вздыхает, ему хочется потянуть Джексона за руку подальше отсюда. У Марка не было родителей, но, если бы ему дали выбор быть сиротой или сыном тех, кто совершенно о тебе не заботится, он бы без раздумий выбрал первое. Джексон, уловив момент, пока мать отвечала на звонок, выходит с квартиры, хлопнув дверью. Марк не знает о чем он думает, но видит, как сутулятся его плечи, как ему сейчас тяжело и, скорее всего, дома он завалится на кровать и уснёт, долго при этом ворочась, но уснёт. Джексон даже куртку не застегивает, идет, обдуваемым морозным ветром. Марк делает так, чтобы ветер, наоборот, запахивал куртку. По сути, он только этим и занят, так что даже не замечает, как Джексон остановился на светофоре, зеленый сменяется красным, слева слепят фары, а он так и стоит, встречая машину. Кажется, Марк никогда такого ужаса не испытывал, даже когда сам умирал. Он боится, что не сможет ничего сделать, боится, что тело оцепенеет и тогда он уже точно сможет прикоснуться к Джексону. Но тело реагирует быстрее. Ангелам запрещено прикасаться к своим людям, но Марк хватает его, крепко прижимает к груди, зажмуривается от сильной боли во всем теле, но крепко держит, сворачивая их на обочину. Руки Джексона, перемещаясь на спину, делают так больно, что Марк если бы мог заплакал точно, но он все равно не отпускает, даже глаза боится открыть. — Наконец-то. Я уж думал, что и вправду с ума сошёл. Голос Джексона обращён прямо к нему, а еще и взгляд. Он смотрит на него, точно смотрит, совсем близко к лицу, почти на одном уровне, все еще прижавшись всем телом, и держит так словно боится, что Марк испарится. Или ему это все просто кажется? — Ты видишь меня? — Вижу. — От очередного прикосновения мутнеет в глазах, но Марк абсолютно не против, потому что Джексон перемещает одну руку на его щеку, а вторую оставляет на пояснице. — Знал бы что это сработает давно бы попытался. — Придурок. Джексон улыбается даже глазами, а Марк, несмотря на адскую боль, счастлив. Счастлив держать его за плечи, в то время как его самого ласкают, счастлив чувствовать отдалённое его тепло, счастлив, что наконец-то ему ответил Джексон. — Эй, нет! Нет! Нет! — Джексон хватает пальцами воздух, Марк в его руках постепенно растворяется.