Часть 1 (1/1)

Она рассказывала тысячи раз о том, как сбегала из Башни. Всякий раз рассказ был непохож на предыдущий. Появлялись новые подробности. Иногда менялись детали. Если в первый раз поясок на платье был малиновым, то в другой раз он был именно ярко-розовым. Салли всегда слушает эти истории с приоткрытым ртом. Анна становится крайне эмоциональна, говоря о своей истории. Делает жесты руками, иногда прикладывает руку к голове, словно пытаясь что-либо вспомнить, глаза в эти минуты каждый раз меняют оттенок с небесно-голубого до темно-синего. Всякий раз доходя до момента со встречи с самой Салли, Анна замирает. По нескольку раз чуть слышно произносит: ?Ты… ты… ты…? и умолкает. Задумчивость в эти секунды делает из подруги ледяную статую. Прекрасную в своем забытьи. Салли, отвлекаясь от речи старшей сестры, ловит каждый миг такого затишья, потому что после Анна чуть слышно плачет. Интерес такого момента сосредоточен на каждой слезинке, что падает из ее глаз. Салли не может стоять в стороне. Всхлип?— ?Зовите меня Элизабет?, шмыганье носом?— ?Сестричка потеряна, не мертва?. Тяжелое бремя убийства собственного отца напирает, давит на плечи, утягивая своим весом на самое дно. Салли пытается быть как можно ближе к единственному другу в эти секунды. Она никогда не требует продолжения истории после этого. Ей искренне жаль, что Анна пытается всякий раз припомнить подробности, которые в сущности уже ничего не значат. И Анна никогда не может вспомнить полностью того, что произошло, словно в ее мыслях поселился шершень, капризно жужжащий в те моменты, которые необходимо озвучить. Это словно те самые игры в ассоциации, которые заботливо находились в учебнике по психологии, ставящие своей целью разработать мышление пациента. Только вот мышление давно не может охватить разрывы и их сущность. Салли что-то чуть слышно бормочет, обнимая плечи Анны и это вызывает на ее губах улыбку; голос Салли мирит Анну с реальностью, он высокий и пронизывающий. Она чувствует себя порой осьминогом с оборванными щупальцами; не в силах раскрыть свой потенциал. Словно нечто после Восторга запуталось в ее ногах, не давая оттолкнуться от поверхности. К ее великому сожалению единственное, что ее связывало с прошлыми жизнями была и есть Салли. Маленькая девочка Салли, которая стала взрослой. И ее интерес только в том, чтобы не потерять этот единственный ключик от призрачной дверцы. Самым сложным в этом вопросе остается одно — молчание.О первом и единственном друге Анны Салли знает мало. Анна рассказывала неохотно и ее глаза светились печалью и той особой грустью, которую никак не передать словами. Она становилась в такие моменты по-особому беззащитной, вся ее тонкая фигура выражала искреннюю скорбь. Не обнять ее было бы преступлением, но та принимала объятия нехотя, словно до сих пор была в том моменте, о котором не хотела говорить. Анна описывала Соловья как огромного механизированного сокола с невероятно большими и насколько это возможно у механизма живыми глазами. Когда-то она упомянула, что тот защищал до последнего вздоха, а после чего разревелась. В тот раз Анна сказала, что несмотря на его безоговорочную преданность, тот погиб. Как именно?— неизвестно. Поначалу Салли решила, что Анна из-за многочисленных парадоксов забыла это… Ей это и не было особо интересно. Главное, что с Анна не разделила его участь.Салли не знает, почему ей так нравится заботиться об Анне. Ей кажется, что это продолжение какого-то внутреннего инстинкта, который отвечает за всю ее жизнедеятельность. Забывчивость Анны в мелких бытовых вопросах порождает в ней целую бурю эмоций. То не запасет для себя чулок, то блузку оставит не в том месте, которое ей было положено. У нее бывают проблемы с аппетитом, но Салли уверена, что заставит ее опустошить тарелку во что бы то ни стало. И книги. Салли всегда угадывает, какая именно литература придется ей по вкусу. Анна в эти моменты слегка бледнеет, но всегда тихо радуется. Перемены настроения у Анны не часты, большей частью она спокойна, но если она на что-то гневается, то Салли по неизвестной причине чувствует себя одним из несчастнейших людей на свете, особенно, если Анна злится именно на нее. У нее в такие моменты рождается чувство, что она одна в целом мире и буквально находится в свободном падении. То, как на нее смотрит Анна, заставляет ее сердце биться в два раза быстрее. Она сама себе кажется вдвое сильнее, чем есть на самом деле. Анне нравится смотреть ей в глаза и держать за руку, она как будто бы что-то узнает, такое потерянное и давно забытое. После чего она проводит пальцами по ее лицу и на губах возникает счастливая улыбка. Без таких моментов, Салли понимает, ей трудно дышать. Иногда Салли кажется, что Анна о чем-то хочет ей сказать, но молчит, боясь проронить хоть слово. Но это ей и не важно, главное, что Анна не отдается печали с головой.Ранней весной они вместе наблюдали за птицами. Те не особо боялись Анны и садились к ней на руки. Салли наблюдала за тем, какая печальная улыбка порой проскальзывала на лице возлюбленной сквозь косые солнечные лучи. Словно невысказанная боль до сих пор рвалась откуда-то из глубин. Единственное, что оставалось Салли, так это обнять ее крепче и попытаться чем-нибудь отвлечь. Какая-то особо скорбное выражение портило лицо Анны в эти минуты, о смысле которой Салли не смогла догадаться. Тоска ДеВитт не к лицу, она ее старит, делает похожей на ту самую отчаянную убийцу, которую Салли когда-то увидела впервые. Ей и самой не хочется этого вспоминать. Единственное, что ей нравится вспоминать о Восторге?— это их первую встречу. Кажется, это случилось, когда она бежала от нее далеко-далеко, в самую темную часть улицы, а та шла за ней следом.Салли трудно об этом думать, но иногда ей кажется, что все было немного иначе. Она помнит себя маленькой девочкой, но почему-то помнит маленькой девочкой и Анну, стоящей на каком-то красивом расписном балконе. Она тогда подошла к ней с каким-то вопросом…Тогда было трудно вдохнуть. И в глазах темнело.