1 часть (1/1)

Когда Кевин ночевал у Беньи, в целом мире было лишь несколько вещей — валявшиеся под кроватью комиксы, друг в протёртой пижаме, молоко и кефир, потому что Кевин пил молоко, а Беньи кефир. Этим сказано многое, сколько бы ты не размышлял почему, парни просто наливали друг другу напитки, не раздумывая. В этом мире нельзя увидеть чего-то лучше чем дружба. Настоящая дружба. Когда Беньи разбивал коленку, она заживала неделями. Кевин видел это, но не говорил. Когда Кевин разглядывал тело друга на наличие порезов, он ничего не находил. Кевин был уверен, но доказательств не было. Нет ничего хуже неведения. Когда Остров встречал парней, которых смело можно было назвать ещё мальчишками, словно самых дорогих гостей, они показывали ему любовь и свои поцелуи. Совсем неумелые, неуверенные. Нет ничего лучше свободы, которую они чувствовали. Взрослеть было трудно. Трудно из-за не понимания себя, своих чувств, своих целей, своих родных. Кевин и Беньи были рядом. Никто этого не обговаривал, просто в холодильнике каждого на всякий случай стояли и молоко, и кефир. Даже, если Беньи приходил накуренный в хлам, он проговаривал что-то вроде ?Ну и где мой кефир??. Даже, если руки Кевина болели от мозолей и садин, он доставал из холодильника напитки, разливая их по стаканам с Микки Маусом и Плуто. В детстве Кевин говорил, что они похожи на них. В детстве Беньи думал, что такие стаканы могут быть только у Кевина. И дело даже не в цене. Когда они были маленькими, то всё время твердили, что станут самыми великими хоккеистами, которых только видывал свет. Давид довольно хмурился, хоть и пытался это скрыть, Суне со смешком качал головой, оба тренера в них верили. В детстве всё казалось проще, даже когда Кевин прибегал в слезах на порог к Беньи, когда его нежно гладили по волосам, когда в мире исчезали даже чёртовы комиксы, молоко и кефир. — Хочу сбежать от родителей, давай просто сбежим, — сквозь пелену накатившей эмоциональной слабости и сна пробормотал Кевин. — Мы обязательно это сделаем, — тихо проговаривал мальчишка. — Мы...мы возьмём наши клюшки, запасёмся шайбами и сбежим к Давиду. А если он нас сдаст, то уедем в Хед, Беньи, слышишь? Мы уедем. В нескольких милях от Острова были старые, Богом забытые качели, которые скрипели, думается, если даже просто подышать рядом. Кататься на них вместе казалось чем-то верным, это было тем местом, где хочется оказаться через время, когда ты размышляешь, что всю жизнь прожил не так. Они соревновались, кто взлетит на качелях выше. Каждый раз выигрывал Кевин. Был ли тому причиной характер парня или то, что Беньи любил спрыгивать, когда взлетал достаточно высоко и ударялся так, что и не раз подворачивал то ногу, то руку. А Кевин тащил его до дома, где старшие сестры Беньямина качали головами, говоря ?Ты нас скоро в могилу сведёшь, парень?. А потом настал тот день. День, который поделил всё на до и после, разрушил все мечты и надежды, плевал на судьбу Бьорнстада и его жителей, посмеялся им в лицо и раскрыл их лицемерие. Сломал всё. Буквально всё. — Мы перейдём в команду Хеда. Мы выберемся от сюда, дойдём до высшей лиги. Мы добьёмся всего, помнишь, как в детстве, — спустя несколько недель чётко скажет Кевин. — Всего добьёшься ты, ты всегда это делал, с меня довольно. Беньи не обернётся на крики и мольбу остаться. Нет, это не он будет просыпаться с кошмарами от криков ?Чёрт, ты нужен мне, нужен, слышишь??, которыми сейчас стрелял в спину Кевин, словно самый подлый трус. Не он будет вертеть на руке часы Давида и воспоминать дурацкую традицию, от которой веяло каким-то странным теплом. Не он будет чертить на оборванном листочке дорогу к Острову, но никогда больше не соваться туда, кроме одного случая, когда будет на столько пьян, что раскачает свои качели слишком высоко, спрыгнет и крикнет ?Я победил, чёртов Кевин!?, не замечая, что ногу он не подвернул лишь чудом. Он сделал свой выбор, сегодня он станет свободным. Неужели это и есть цена той великой свободы?