1 часть (1/1)

***динамит — маякПериод расставания, вне зависимости от того, временное оно или ?навсегда?, — самый сложный период в жизни любого человека. Это когда ты по маленьким частицам выстраиваешь такую сложную систему, а она в один момент берёт и рушится. Это когда вчера были ?мы?, а уже сегодня только ты сам себе дозволен. А причин может быть много. Незначительные и значимые ссоры, карьера и деньги. Может и без причины — самое идиотское, наверное. И Вова тоже считал, что Лёша идиот. Приезжает, уезжает, всё по кругу вечному идёт. А отношения на расстоянии перенести оба не в силах: слишком эмоционально нестабильны. Один сопьётся, другой либо хуй забьёт, либо, не дай боже, скинется ещё. — Я хочу в городе на пару дней остаться. Потом опять дела. — Губанов помешивает железной ложечкой сахар в кружке с остывшим чаем, сконцентрироваться пытается. Сон – для слабаков, говорили они. — Срочные? — парень кивнул. Когда-нибудь он вразумит Лёшу, но точно не сейчас. Да и не здесь. Кухня — слишком хорошее на тёплые воспоминания место, чтобы портить его долгими спорами и криками. Именно на кухне они сидели в объятиях друг друга: заёбанный Губанов, выпивший Семенюк, который рассказывал своему горячо любимому парню о том, какой же он сам душнила и дурак. И именно на этой кухне происходило то, что обычно сокрыто цензурой в порнографических сценах. Не об этом. Почему?***Лёша вышел из дома, громко хлопнув дверью. Всё-таки, Вова дурак вспыльчивый. Всегда себе обещает, что не взорвётся, но счётчик на бомбах не бесконечный, также и его терпение. Ему хочется тепла, а Губанов такой холодный. Будто у того души нет. А может он всё себе накрутил?Вот и Хес сейчас себя накручивает. ?Не достоин любви?, ?Не достоин его? — думает. И даже мысли не проскакивает, что это всё временно, что у них у обоих нрав упёртый и что за это не стоит просить прощения. Тревожно и страшно. Питер всегда славился своими холодными зимами, ?северная столица? как никак. По бокам уличной дороги стоят покоцанные фонари, ларьки с устаревшими новогодними игрушками, которые в конце февраля уже никого не заинтересуют, витрины, усыпанные дешёвкой и скидками. К ним подходят несчастные люди, выпрашивая свою копейку на такие же дешёвые сигареты и алкоголь. Несчастные не от простой жизни, но по разным причинам. Таким же несчастным был и Губанов, у которого пропал всякий оптимистический настрой.?Надо вещи забрать, не стоит ему глаза мозолить, наверное.? — так и закончится всё?***Когда он шёл пешком домой, уж точно не мог подумать, что застанет там Вову в слезах и с салфетками в руках от насморка. Парень старался сдерживать любые звуки, но его выдал громкий всхлип зарождаюшейся истерики. Лёша зашёл в гостиную, Братишкин сидел на полу, сжавшись в маленький, хрупкий комочек, обвив свои колени руками и уткнувшись в них лицом. Неужели все полчаса, что он провёл на улице, тот был в таком состоянии? Парень подкрался тихонько и рядом сел. Конечно, Вова его заметил, но виду не подал. Как он мог его так довести? А он ли?Хесус взял чужую ладонь в свою, крепко сжав и стараясь не предоставить боли. Слишком много уже.Руки у Братишкина были большие, широкие, будто в спортзал несколько лет ходил. У Лёши же миниатюрные, аккуратные. Как у ?девчонки?, на эту тему часто проскакивали шутки. Редко обидные. — Ты остываешь. — хриплый, размеренный мужской голос пробил ту грань тишины, которую не смог пробить Губанов, хоть и пытался что-то сказать. Перебороть себя, в кои-то веки. — Ты остываешь ко мне. К нам. — он сжал руку парня сильнее, чем тот. Зациклился на одной и той же мысли.Сердце колотилось в бешеном ритме, будто сейчас выпрыгнет из груди Лёши. Будто динамит какой-то. — Тебе кажется. У меня всё зацветает внутри. — как и за окном. Он поцеловал парня в макушку, шепча что-то ободрительное вперемещку с извинениями ни за что и переплетая пальцы второй руки с пальцами Вовы, образуя ещё один замок.Через десять минут первый день весны. Весны которую они запомнят надолго. Возможно, на всю жизнь. А главное — вместе.