Твоё - моё (1/1)

Астарион смеялся, когда рисовал на ней картины. Абстрактные, без смысла, может это вообще надписи были, Риллиан точно не помнила, а может и не хотела запоминать с самого начала.Ей тоже смешно было очень, только смех комом встал в глотке, сразу закрыв путь воздуху, Астарион наверняка рад был бы вырвать его вместе с куском плоти, а потом жадно выпить хлещущую фонтаном кровь.—?Ты моя, понимаешь, дорогая? Моя,?— шептал он, утыкаясь носом в шею. Риллиан перебирала его волосы, серебро струилось между пальцев, а веселье плескалось в крови. В сущности прав был Астарион, ведь он был красным до искорок в глазах, прямо как кровь в Риллиан.В остальном она была только своя, ничья больше.За спиной у неё должны были быть крылья, демонические, красивые. Астарион наверняка вырвал бы их, чтобы не улетела, ведь он не позволил бы ей не быть рядом.—?Ты не пойдешь,?— сказал он, обхватывая ее за талию и удерживая на месте. Остальные пошли дальше, прочь из лагеря, не оборачиваясь, ведь впереди приключения, возможность избавиться от личинки. Риллиан попыталась отстраниться от вампира:—?Пусти! Они там хотят что-то интересное, а я…—?Останешься со мной. Нечего тебе где попало ходить,?— голос над самым ухом. Риллиан расслабилась, подождала, когда хватка ослабнет, а затем легко вывернулась, несмотря на все попытки удержать. Дышать ей нужно, чтобы жить, чтобы помнить, что Астарион над ней не властен и нить, медленно ползущую к горлу, всегда можно перерезать.Он смотрел на нее, немного раздражённо, но скорее жадно, голодно, не как когда-либо смотрел кто-то другой. От такого в коленях начинала бить дрожь, быстро-быстро, аж неудобно такой ритм считать, всегда сбиваешься. Она знала, она пробовала.—?Я ухожу, Астарион. Или что, удержишь силой? —?она отступила, слишком боязно, что тигру всё-таки надоест дерганье за хвост, он прыгнет, а увернуться она не успеет, точно не успеет, это знание сидит где-то вместо отсутствующего сердца.Астарион все равно подошёл, холодная рука на шее, точно там, где следы укуса. Риллиан не знала, зачем, возможно, чтобы лишний раз напомнить, кто тут может оборвать чужую жизнь одним движением зубов. В груди дыхание спёрло и жалко это, как только петь вот так, слабый звук будет, некрасивый.У Астариона голос всегда размеренный, действительно похожий на мурлыканье:—?К чему тут сила? Ты и так останешься, ведь сама знаешь, так лучше,?— он улыбнулся, обнажая клыки. Риллиан вспоминала, как с них капала кровь,?— её же собственная, чья ещё, по ночам чужой крови не существует,?— а она слизывала её с губ и пыталась понять, есть ли в этом хоть что-то такое, особенное.Металл и металл. Ничего нового.—?Не останусь. Ты же сам говорил, что у меня голова пустая,?— она улыбнулась, ей правда очень смешно, только голова чуть кружится от недостатка воздуха. Нужно ущипнуть себя, тогда вскочит посреди ночи, продышится наконец и все, больше не будет снов. Разве что с Кайоном, предлагающим ей все в обмен на ее саму.Астарион эти сны ненавидел за то, что это единственное, чем он не владел и куда проникнуть не мог.—?И что? Я лучше понимаю, дорогая, поэтому подчиняйся,?— рука медленно скользит, ложась на плечо, синее и теплое. Пальцы у Астариона холодные, Риллиан знала, что ему стоило быть музыкантом с такими руками, а вовсе не судьей, но никогда ему не говорила.—?А если нет? —?это главное в жизни: риск. Пройтись по лезвию ножа, угадать в каком из стаканов яд, дразнить вампира, зная, что помочь тебе никто не сможет. От этого в крови кипит что-то, напоминающее: жива ты и никому не принадлежишь.Астарион всегда говорил, что такая кровь слаще.—?Тогда уже применю силу,?— ему это ничего не стоит, он берет все что хочет и чуть больше, Риллиан любопытно, есть ли пределы и сама же отвечает: нет их. Она взяла чужую руку в свою, провела большим пальцем по костяшкам, не переставая напоминать себе: своя она только, своя, своя.Своя.—?Ах, и после всего, что было? Как же ты жесток,?— притворно и намеренно-артистично воскликнула она. Её руки теплые, пальцы Астариона оставались ледяными даже когда она пыталась их согреть, скорее в нее медленно заползал этот мёртвый холод, обхватывал ребра и ждал возможности поразить сердце или что там у нее вместо него. Может попытается голос сожрать, когда она петь будет, кто знает.Риллиан, например, без понятия.—?Не забывай, я просто жестокий вампир без особых сантиментов,?— он освободил руку, большой палец положил ей на губы, остальные на челюсть, красные с белым глаза смотрели в синие с чёрным. Между ними пропасть в несколько жизней, Риллиан не надеялась, что это ее спасет. Она улыбнулась, кладя свою руку поверх чужой:—?И что же тогда ты тут делаешь? —?она чувствовала, как красная,?— все всегда красное, это какое-то безумное и ненавистное ей правило,?— нить медленно ползет к ее горлу, чтобы обвиться, чтобы сковать и не дать больше дышать свободой, чтобы отрезать от всех воспоминаний о том, как она не знала, что же такое привязанность.Риллиан обрезала её, но Астариону не сказала.—?Забочусь о своём. Ты же принадлежишь мне, помнишь? —?говорил он тихо, а глаза горели, горели непонятно чем. Риллиан не уверена, что хочет знать, но она не отстранилась в этот раз и вырваться не пыталасб.В конце концов, принадлежит она всегда только себе, это правило, без которого и жизни не будет.Ночью Астарион опять будет рисовать на ней что-то. Проводя пальцем по спине, по плечам и лопаткам, а глаза его будут гореть. Риллиан в этот раз решается спросить:—?И всё-таки, что ты там выводишь? —?она наблюдает за этим с ленивым любопытством, мало ли у кого какие пристрастия. Астарион легко отвечает, в этот раз даже без наигранности:—?Свое имя. Чтобы было видно, чья ты.Риллиан в ответ только ухмыляется