IX ГЛАВА (1/1)
Надеюсь, что мне удалось ответить на некоторые возникшие вопросы в этой главе. Отдельное спасибо тебе (думаю, что после всех лет знакомства мы можем перейти на "ты"))), Арья, за то что не бросаешь меня.
Рассказывает Азазель.
Вы слышали это? Нет, вы слышали этот фонтан пафоса, лицемерия и лжи? Чертова святоша превзошла саму себя в умении опускать истинную причину событий и сумела обелить себя практически полностью. Вы сами слышали, что она наговорила... Я попробую освятить те факты, которые Габриэль не посчитала нужным упомянуть. Когда-то меня называли сладкоречивым змеем. Красивое имя, всегда его любил. Вы уже знаете про Великую чуму и то, что она сотворила с Лондоном, знаете и про то, как глупо я наткнулся на Габриэль в ту темную летнюю ночь. Не поверите, в тот момент, когда наши глаза встретились, я проклинал всех богов неба и подземного мира, единственное место, которого избегала амазонка, я избрал его для рождения своего ребенка. И вот там мы и встретились. Габриэль так благородно искала отгадку возникновения чумы, старалась избегать вынужденных смертей и не сталкиваться с теми, кто был обречен, что меня едва не стошнило от этого псевдоблагородства. В те месяцы лишь один человек мог превзойти амазонку в нем, это Ариана. О, вы бы видели, как она ухаживала за самыми безнадежными больными, стремясь продлить их жизнь и облегчить страдания. Красиво, не так ли? Но по мне это было банальным лицемерием, ведь иногда нужно проявить милосердие и отправить к праотцам зараженного. Не все люди могли попасть в приходы или больницы, было слишком много заболевших, чума выкашивала всех, молодых и старых, богатых и бедных. Многие умирали в трущобах, голодные и в грязи, и им никто не помогал. Я пытался что-то сделать, но та чума имела волшебные свойства, все было завязано на моем ребенке, который ожидал рождения. Так что не поверите, но высшим актом милосердия в моем исполнении стало убийство людей, мучившихся из-за эпидемии. Я вырезал целый зараженный дом, в нем жило несколько семей. Помню, как старым ритуальным ножом, который мне достался от деда, убивал взрослых, женщин и мужчин, а маленьких детей удавил голыми руками. Они почти не сопротивлялись, сил попросту не было. Я крепко взял голову маленькой девочки и крутанул, ломая шею, едва слышимый всхлип откуда-то со стороны сопроводил этот акт милосердия. Оказалось, что какой-то малыш видел все сделанное мной - пришлось подарить и ему вечный сон. Потом я огляделся по сторонам, отметив, что все люди в этом небольшом двухэтажном домишке были мертвы. Так было надо, поймите, так надо. Кто может вынести, когда каждый день и ночь вынужден смотреть на смерти и страдания людей? Вот и я дарил покой тем, кто так нуждался в этом. Тогда-то я столкнулся и с Арианой, которую также привела в Лондон смертельная эпидемия. Это поразительно, насколько две этих женщины похоже отреагировали на меня. - Что ты здесь делаешь? - подозрительно сузила глаза девушка. Что ни говори, но она умела быть грозной и пугающей, хотя так и не научилась хитрить и изворачиваться. Ариана не умела притворяться и вести игры разума, предпочитая честный и открытый вызов закулисной игре. - И ни тебе здравствуй, ни тебе поскорее сдохни. Похоже, ты стареешь, милая, - скривился я в раздражении. - Эта чума представляет большой интерес, не находишь? - Нахожу, - кивнула девушка и отошла на несколько шагов в сторону, доставая откуда-то из-под полы своего широкого монашеского обличья сверток. - Причиной чумы стала магия, друг мой. И у меня много сомнений на твой счет по этому поводу. - Прежде чем винить меня во всех смертных грехах, милая, - ответил я как можно беззаботнее, присматриваясь к свертку, в котором обнаружились отдельные листы бумаги с какими-то записями. - Так вот, прежде чем винить меня во всех смертных грехах, посмотри по сторонам. Иногда отгадка сокрыта в самом неожиданном месте. - Что ты имеешь в виду? - подозрительно сузила глаза Ариана, ее изящные тонкие пальцы стали быстро перебирать желтоватые и потрепанные листки бумаги. - Я прекрасно знаю, что ты из себя представляешь и на что способен. - А зря, - закатил я глаза, показывая смертельную скуку. - Научись смотреть по сторонам и видеть первопричину события. К тому же, столетия назад, Ариана, столетия, сама подумай, ты встретила меня, ты была со мной. Ты ведь знаешь меня. - Знаю, египтянин, - девушка нашла, наконец, необходимый лист и провозгласила торжествующе. - Здесь список первых жертв и то, как проявлялось заболевание, даже очаги возникновения. - И что же там сказано? Что ты можешь сказать, прочитав все? - спросил я, а у самого сердце екнуло, неужто Ариана раскопала место, где началась эпидемия. - Тебя не было при первых зарегистрированных случаях чумы, - вздохнула девушка. - Многие видели светловолосую женщину, которая не из здешних мест. Я помнил отлично, что все началось на корабле "Святая Виктория". Именно на нем я прибыл с Айше, восточной ведьмой, в Лондон, чтобы родился мой ребенок. Габриэль упоминала о том, что ребенок, в котором текла бы кровь темного египетского жреца и той ведьмы, сумел бы выполнить невероятное - открыть врата мертвых. Но блондиночка не знала лишь одного: Айше была особенной ведьмой, обладающей силой четырех стихий, и ее потомство в смешении с демонической кровью смогло бы захватить власть над миром. Но даже не думайте, что затеял я все это ради власти. На что она мне? Нет, не власти я хотел. Не власти. Едва жизнь в утробе Айше укрепилась, как я стал использовать древнейший артефакт, временной владелицей которого была Геката, чтобы укрепить силы малыша и удержать их в узде от преждевременного использования. Но завеса между мирами дала трещину, это было неизбежно, и смертельные магические нити стали уничтожать все вокруг. Мой замысел перевести все внимание на Габриэль оказался верным, светлая помыслами и магией Ариана уловила темную сущность амазонки, хотя все еще настороженно реагировала на мои слова. Ангел не поверила до конца, хотя главное свершилось, ростки сомнения в ее душе пустили корни. Помню, как следил за этими светловолосыми женщинами, ныне стоящими по разные стороны баррикад, и видел, как они столкнулись в Сент-Джайлз. Габриэль зверем смотрела на ангела, избегала с ней любого физического контакта и некоторым пренебрежением относилась к зараженным. О, амазонка полностью оправдала мои чаяния и надежды, удалось пустить нить неприязни. Ведь сомнение, подкрепленное первобытными страхами и предубеждениями, со временем становится уверенностью. Что же, все шло как нельзя лучше. Однако на одной неприязни невозможно выстроить смертельный конфликт, для этого требовалось кое-что еще. И тут я понял, вернее, мне помогли понять, но сути это не меняет, что именно угроза жизни моему еще не рожденному ребенку поможет достичь цели. - Мне нужна твоя помощь, - произнес я негромко, стоя на пороге маленькой комнатушки прихода Сент-Джайлз. - Правда? – вскинула брови в некотором удивлении Ариана. – Если бы я не знала тебя так хорошо, то решила, что ты попал в беду.- Все так, - кивнул я, изображая покорность и растерянность. – Все так. Затем я все ей и рассказал, рассказал про ребенка и Айше, про то, какой силой он будет обладать, и про Габриэль, про ее ребенка, которого амазонка убила, дабы защитить мир. Все потихоньку приближалось к развязке, которая и случилась в пекарне Фаринера, как и рассказывала амазонка, просто о некоторых вещах она не знала.* * *
Апогеем моего пребывания в Лондоне стала бойня, случившаяся в булочной Томаса Фаринера в Пуддинговом переулке. Конечно, схватку, после которой погибает всего один из сражающихся, сложно назвать бойней, но то действо было целым кровавым спектаклем. Помню, как в те часы я стоял перед непростым выбором: позволить амазонке убить Айше и моего ребенка или же устроить тот спектакль, как того и требовал мой покровитель. Но, как известно, иной раз события устраиваются без нашего вмешательства, так произошло и тогда. Как-то Габриэль удалось опередить меня: она узнала, что Айше обладала силой 4-х стихий, хотя у меня на родине в древности о таких как она говорили – ведьма семи ветров; ребенок ведьмы смог бы открыть границы между мирами. Но последствия были бы ужасными, я это знал, как знала и амазонка. Силки были расставлены, и оставалось лишь дождаться появления добычи, скованной моим поводком уже много веков. Я сидел на полу, скрестив ноги и закрыв глаза, в гробовом молчании, ведь всем известно, страх рождается именно так. В благодатную почву тишины, когда кажется, что ты лишился всех органов чувств кладут маленькие, едва заметные семена страха, а потом щедро присыпают горстью власти и поливают насилием, но не яростным, подобно тайфуну в открытом океане, а постепенным и осторожным. В некотором отдалении от меня находился владелец пекарни, бедняга Фаринер. Наверно, в этом была своеобразная издевка судьбы, что тот, кто занимался столь праведным делом - рождал хлеб - поможет привести в этот мир смерть. Томасу было около 50 лет с виду, среднего роста, полноватый, словно тесто на дрожжах, был привязан к кресту, который я сколотил из пары крепкий брусьев и веревками укрепил к несущей балке. Пришлось повозиться, скажу я вам, ведь я никогда не отличался крупными размерами и грандиозной физической силой. Но некоторые познания в механике позволили придумать нехитрое приспособление, чтобы поднять такую тяжесть. Хотя и пришлось попотеть. И вот теперь мужчина был привязан к деревянному кресту и безмолвно ожидал свою участь. Наконец, я закончил приготовление к ритуалу, медленно встал и подошел к Фаринеру. Пока пекарь был погружен в сон и не понимал, что происходило, но пришло время сеять страх. - Просыпайся, пришло время ответственных дел, - улыбнулся я и мягко провел ладонью по его щеке, а потом замер на мгновение и резко хлестнул, нанеся звонкий, но не сильный удар. - Кто? Кто ты? - пробормотал обескураженный мужчина. Он еще не вполне понимал смысл происходящего, дурман от зелья был еще силен. Но вот Фаринер с трудом стал переводить взгляд из стороны в сторону, начиная осознавать - случилось что-то не то, явно выходящее за рамки привычного. Сухой, прохладный подвал, где в обычные дни разве что свет керосиновой лампы разгонял тьму и помогал найти путь, превратился в жертвенный храм, с большим количеством бус из костей животных, парой черепов, черневших пустыми глазницами. А перед пленником стоял мужчина средних лет, в набедренной повязке и весь покрытый рисунком из египетский иероглифов.- Что происходит? - спросил Фаринер. - Где моя семья? Кто ты вообще такой? Но я молчал, пока не время было вести диалог, да и, признаться, не видел смысла говорить с игрушкой.- А почему я вообще пустил себя в свой дом? - пробормотал мужчина под нос. "Отлично", - усмехнулся я про себя. - "Ты начал что-то понимать". Немного магии и подмешанное зелье в еду, каждый день, помогло держать пекаря в состоянии схожим с наркотическим трансом, но для ритуала требовался мужчина без примеси зелий или иной магии. Я подошел к небольшому столику, который поставил чуть в стороне, откинул грубую ткань в сторону и любовно провел руками по инструментам. Большие и маленькие ножи, пилы, иглы, крючки и прочие мелочи я разложил по порядку, а рядом поставил керосиновую лампу, чтобы все это великолепие, покрытое кровавыми пятнами, не укрылось от Фаринера. Я взял небольшое лезвие и не спеша, словно играясь с ним, подошел к мужчине, опустился на корточки и быстро разрезал его одежду с низу до верху, оставив полностью обнаженным. - Эй! Эй, что ты там делаешь? Ты что задумал, извращенец чертов? - завопил тихонько пекарь, но в голосе его не чувствовалось уверенности. Но я не спешил, а играл словно крокодил со своей жертвой в момент удушения. Быть может, я двигался слишком медленно, но участь Фаринера была предрешена. Я играл, время от времени делая небольшие надрезы на теле мужчины и аккуратно присыпая их солью, такой, что используют для обработки шкур. Пекарь корчился и извивался от боли, из его глаз катились слезы. Быстро он сломался, но наша игра только началась, хотя Фаринер и не знал об этом. - Вначале я собирался освежевать тебя, как это делают с овцами и баранами, но, видишь ли, мой друг, я уже пополнил свои запасы и не нуждаюсь в этом материале, - вздохнул я и взял другой нож, маленький, больше похожий на бритву. - Кто ты вообще такой? Где моя жена и дети?! - заорал пекарь, а следом он начал выть, ведь я схватил его руку и щипцами стал выдирать ноготь, а затем повредил еще несколько пальцев. Я присыпал кровоточащие раны порошком, особым, который должен был запереть боль. Согласитесь, это ведь скучно, если ваша жертва теряет разум от болевого шока. Потом я наклонился и быстро разрезал сухожилия у щиколотки Фаринера, выпустил горстку едва заметных жучков и усмехнулся. - Мой отец учил меня этому. Он был из тех, кто позволял играть с едой, - улыбнулся я и отпил из ритуального кубка солоноватую густую жидкость, а потом насильно влил ее в рот мужчине. Фаринер плевал и захлебывался жидкостью, которая струйками стекала у него изо рта. - Что за... проклятье, - закашлялся он, с трудом сдерживая стоны боли. - Кровь. Ты пьешь кровь... - Обрати внимание, свежую кровь, - растянул я губы в змеиной ухмылке, наблюдая за тем, как мужчина начал извиваться от боли, жуки начали свое дело. - Ты спрашивал, где твоя семья. Так я расскажу тебе, они часть ритуала, как и ты. Я назвал его Милосердная смерть. Одна из его главных составляющих - чистая и невинная кровь существа, не отягощенного грехом зависти, злобы и прочих человеческих эмоций. - Нет, - прошептал Фаринер, его зрачки расширились, он понял, что за кровь я влил в него. - Ты ублюдок! Я разорву тебя на куски! Мразь! - Правильно, - прошептал я, наслаждаясь видом пылавшего праведным гневом мужчины. - Она пищала словно котенок, которому медленно ломают лапки, а потом перерезают глотку. О, как она пищала, малышка... Рассказ о том, как убивают твоего ребенка. Что еще может вызвать в мужчине столько гнева? - Чистая кровь, друг мой, важнейший элемент, но есть и другие элементы, - безмятежно продолжил я, наблюдая за бессильными конвульсиями пекаря. - И это чистое сердце, чистое любящее сердце, способное простить многое. Помнишь вчерашний ужин? Тут Фаринер замер, словно бы превратился в изваяние, он вспомнил. Вчера на ужин я сделал тушеное сердце, все как полагается, чин по чину, в печи со специями и подал хозяину дома. Он вспомнил, ведь мое заклятие было снято, он вспомнил, что его жены и маленькой дочки не было за столом. Так все правильно, девочку нельзя было осквернять, а его жена... ох, как же ее звали, даже имени не припомню, эх, года берут свое. Но так вот, его жена физически не могла принять участие в небольшом семейном ужине, ведь она и была тем самым ужином. - Нет..., - прохрипел он. - Ты не мог этого сделать. Ты не мог... - Отчего же? Милосердная смерть включает и эту часть, - пожал я плечами. - Я выпустил твоей жене кровь, аккуратно, чтобы не попортить тело. Знаешь, она лежала такая, хрупкая, на столе, вот на том, кухонном, абсолютно обнаженная, а потом я медленно разрезал кожу на ее запястье этим ножом. Я погладил любовно маленький заостренный ножичек, ногтем проследил кровосток и томно потянулся, хрустнув суставами от сладких воспоминаний. Мне пришлось разрезать сухожилия, не спеша, ниточку за ниточкой, чтобы начать отделять суставы у женщины, отсоединить кисти рук, а затем тоже самое проделал со стопами. Я быстро срезал необходимые участки кожи с тела женщины, все-таки рука мастера знала свое дело. Нет, конечно, стоило бы освежевать тело полностью, но столько кожи мне не требовалось. Ту кожу я закрепил с узловых точках дома, дабы организовать силовое поле, а грудную клетку женщины аккуратно вскрыл и извлек сердце. Но это я сделал вчера. Теперь же я прислушался к происходящему наверху, где Габриэль успела напоить зельем Айше и столкнулась с Арианой. - Ты не понимаешь, - тихо прошептала амазонка. - Эта ведьма носила в себе кровь семи ветров, ее ребенок смог бы открыть завесу между мирами. Представь себе, живые и мертвые в одной реальности, разве это правильно? Только подумай о том, что произойдет? Я разрезал путы, стягивающие тело мужчины, а Ариана ответила на вопросы блондиночки. - Мироздание рухнет, скорее всего, люди погибнут... «Ох, милая, даже не думай нарушить мои планы», - подумал я и сделал несколько шагов назад. Дальнейшие события происходили стремительно, упавший на колени Фаринер сжал судорожно кулаки и весь затрясся, по его щеке протекла одинокая слезинка. «Убил», - прошептал он. – «Убил всех...». А потом все смешалось, бросок отчаянного мужчины и моя крепкая хватка, в которой я поднял с неимоверной легкостью его вверх, удерживая шею. Просто немного магии, скажу вам, вот и весь секрет в этом чуде. Хриплое от натуги и боли дыхание, глаза в глаза... а наверху ангел бросилась на амазонку, та без особого труда скрутила девушку и пыталась уговорить успокоиться и разойтись. Но точка невозврата уже была пройдена, тьма сгустилась в этом доме, и разум окончательно покинул всех живых существ, уступив место ненависти и отчаянию. Фаринер нелепо дергал ногами и вдруг закричал от боли, из его ушей струйками потекла кровь, из-за жучков, которые добрались до мозга. Кап-кап, капала кровь на пол, я ждал и вот он момент истины. Со стороны пекарь как-то странно всхлипнул, что-то прошептав, но по губам я понял. - Убей меня. Добей, - дернулись губы мужчины, глаза его стали стеклянными, в них угас огонь жизни. Я с силой швырнул мужчину на пол и, схватив со стола изогнутый меч, ударил по шее, точно попав между позвонками. Все-таки опыт есть опыт.И вот оно, смерть невинности, чистой любви и силы спровоцировала взрыв смерти, темная энергия ринулась вверх, заполнив Габриэль и отрезав все пути назад. Я поднял за волосы еще теплую, окровавленную голову Фаринера, посмотрел в его остекленевшие глаза и произнес. - Смерть чистоте и невинности, смерть любви и разуму, дорога ненависти и тьме. Не тьма и не свет, отныне ничто. Тоже самое наверху и сделала амазонка, жестоко и без раздумий она уничтожила светлого ангела. А пожар... как-то он начался, даже не помню, кто его спровоцировал, я уходил быстро, вымотанный, возможно, поджег дом, а, может, это сделала Габриэль. Не помню... Таковы были истинные события тех дней. Скажете, что я чудовище? Что же, вам решать, но влюбленный мужчина способен на все.