Первая ночь. Байерли Форратьер (1/1)
Спальник Байерли забрал тот, что побольше и помягче. По праву первого и старшего: штабной блондинчик салага совсем, а салаг надо учить. В том числе и тому, что кто первый — у того и лучшее место. И спальник тоже лучший. Байерли поэтому от костра и слинял, не дожидаясь конца жеребьевки. Именно поэтому, да! А вовсе не потому, что ему в напарники достался штабной крысеныш, а не… Неважно. Не потому. Все! Замяли тему.Раскатав спальник и заняв им больше чем половину палатки, Байерли задумался, из чего бы сделать подушку. Подушки булькнули на дно вместе с тем злополучным плотом, что развалился по бревнышку на первом же пороге. И это было скверно. Не из-за подушек, подушки как раз ерунда, их вполне можно смастерить из подручного материала. Например, из собственной верхней одежды, в качестве наволочки использовав футболку. Хуже, что с тем плотом пошла на дно часть куда более ценного багажа. В том числе и половина палаток.И теперь придется ужиматься по-армейски. То есть вдвоем. Постоянно натыкаясь на чужие локти-колени и слушая чужой храп. Потому что по закону подлости штабной крысеныш наверняка храпит. То еще удовольствие, короче.Бай поморщился и позволил себе вздохнуть, пока никто не видит. Усмехнулся, болезненно и криво. Если быть до конца честным, штабной крысеныш тут был ни при чем. Это ведь не у него оборвалось сердце, когда инструктор объявил о жеребьевке. Поставив перед фактом, что палаток не хватает и придется ночевать парами, кто с кем — решим по жребию. Не тяните, господа. То есть тяните, конечно, но бумажки с партнерами, а не кота за причиндалы.Вот тогда-то сердце Бая и рухнуло куда-то в желудок.Это был шанс. Даже не шанс, скорее возможность шанса. Надежда. Ведь даже если бы ему повезло заполучить в партнеры Айвена, это ничего бы не решило. Только дало маленькую надежду на возможность поговорить. Объясниться. Убедить, что Бай не издевается и ничего не подстраивал, не выяснял заранее состав группы, не навязывался в последний момент… Просто пошел, куда начальство послало: в принудительный отпуск. Вот и все. Приказ вступает в силу с настоящей минуты и считается действительным до момента, когда начальство сочтет отдых достаточным. Для успешной реализации означенного отдыха следует отправляться в туристический поход. Вот тебе путевка, вылет с вещами через три часа. Все понятно?Что тут можно ответить, кроме: “Так точно, сэр!”?Байерли так и ответил. И пошел собирать вещи. А что ему еще оставалось, если вылет через три часа? Про Айвена он тогда даже и не думал. Вернее, думал не больше, чем обычно. Потому что вообще-то про Айвена он думал всегда. Как-то так получалось...А потом спешка, суматоха, кто-то опаздывал, кто-то что-то забыл, скорей-скорей…Айвена он увидел, когда было поздно что-то менять. И трусливо метнуться обратно в катер тоже было поздно — вон он, катер, вираж над стоянкой закладывает, издевательски качнув скошенными крыльями. И остается только улыбаться с самым невинным и совершенно непричемным видом, которому, конечно же, никто не поверит.Айвен и не поверил.— Ты! — заорал он, тыча в сторону Байерли указательным пальцем с таким видом, словно этот палец был средним. — Так и знал, что это твоих рук дело! Твои происки! Я немедленно возвращаюсь, слышишь?!Бай только пожал плечами, продолжая улыбаться. И не стал говорить, что связи нет и не будет до самого конца похода, их не случайно заставили оставить на базе личные коммы. И транспорт будет только через двадцать дней. В точке финиша. До которой им еще идти и идти. Через горы и реки, партизанскими тропами. Бай знал все это, потому что выданную вместе с путевкой инструкцию прочитал. Судя по реакции Айвена, тот — не удосужился. Зато теперь узнал много нового и интересного — лично от инструктора.— Ты... — буркнул он потом уже куда тише, мазнув Бая полным негодования взглядом. — Что бы ты ни задумал, я в этом принимать участие отказываюсь, ясно? Меня послали отдыхать. И я буду отдыхать! И ничего более! И никакие гребаные Форратьеры мне не помешают! Ты меня понял?!Байерли ответил в том смысле, что понял, рассчитывая, что со временем все утрясется, совместные трудности сближают и все такое… А уж трудностей на горных тропах наверняка будет немало. Айвен успокоится и сам поймет, что Байерли такая же жертва обстоятельств… ну или хотя бы остынет настолько, что позволит все объяснить.С тех пор прошла неделя. Расчеты на трудности горных дорог оправдались более чем. Расчеты на успокоение Айвена — нет.Он больше не кричал и не возмущался. Он просто перестал замечать Бая, не заговаривал сам и не отвечал, если тот сам пытался завести беседу. Смотрел, как на пенек обоссанный. Даже нет, хуже: так, словно никакого Байерли перед ним и вовсе не было.Такое положение дел несколько… нервировало.Да что там! Оно бесило. Сводило с ума. И, похоже, таки свело, раз уж вероятность принудительной ночевки в одной палатке показалась надеждой на что-то… ну хоть на что-то. На восстановление прежних вроде бы дружеских и все такое.Глупо.Байерли хмыкнул. Ну да. Глупо. Нелепо, смешно, безрассудно, безумно… И остается только улыбаться. Как можно более развязно и пошло, и подмигивать доставшемуся в партнеры блондинчику, чью фамилию он так и не удосужился запомнить, пометив “штабным крысенышем” — подмигивать томно и намекающе, чтобы тот краснел, шарахался и пыхтел возмущенно.Да, крысеныш, да. Тебе вот с этим распутным и мерзким извращенцем Форратьером жить в одной палатке ближайшие почти две недели. Трижды подумаешь, стоило ли называть его так, как ты через губу называл вчера, когда думал, что тебя не слышит никто, кроме… Ладно, проехали.В сущности, все ведь к лучшему. И это очень удачно получилось, что не придется с Айвеном вот так, бок о бок… Кожу мгновенно стянуло сладкими мурашками от одной только мысли, и Байерли окончательно убедился: да, удачно. Так лучше.Ну вот подумай сам, как бы ты с ним двенадцать ночей подряд? Рядом, вплотную, постоянно соприкасаясь через два тонких спальника… Да тебя даже от одной мысли обдает жаром! И стояк железный, когда Айвен в трех метрах! И любое прикосновение как ожог! А тут… Ночь за ночью… впритык… Да кто такое выдержит?! Ты — точно нет. Сорвешься. Благодари судьбу, что уберегла от подобного унижения. Очень удачно все вышло. Очень.А в подушку можно добавить толстовку. И штаны, пожалуй, тоже. И футболку. И вообще раздеться почти догола. Не столько для увеличения подушки, сколько ради маленькой мести штабному крысенышу: не стоило ему смотреть на Форратьера как на собачье дерьмо. Пусть теперь поизвивается, выкручиваясь — или ищет себе другое спальное место. Ему не повредит. Ну и для поддержания скверной репутации самого Байерли тоже полезно, особенно если молокосос завтра расскажет всем… А он точно расскажет. Такие не умеют держать язык за зубами, даже когда это в их интересах.Бай как раз успел принять томную позу и расположиться так, чтобы его хорошо освещал подвешенный к потолку фонарик, когда вжикнула молния входного клапана.— Ну это… Привет, что ли.Бай стремительно перекатился набок, накручивая на себя спальник и оскаливаясь в яростной улыбке.— Форпатрил! Какая честь. И что ты здесь забыл, осмелюсь тебя спросить? Перепутал палатки? Твоя точно не эта.Заставить себя заткнуться удалось, лишь собрав всю волю в кулак. Панический треп похож на паническую атаку: его так же трудно прервать. И так же необходимо: Айвен не дурак и не слепой, он таким только прикидывается, и если кто-то поверил маске и влип — это его проблемы. Сердце стучало о зубы в бешеном ритме, слова рвались наружу неудержимо и одновременно каким-то образом умудрялись застревать в горле, забивая его до полной невозможности дышать. Спасало лишь то, что, протиснувшись внутрь на полкорпуса, Айвен сразу же развернулся и сел на матерчатом порожке, оставшись наполовину снаружи. Завозился со шнуровкой ботинок: по старой армейской привычке обувь оставлялась в тамбуре, Бай и сам в спальный отсек вполз в носках.— Ну хоть ты-то не нуди, а? Тебе-то какая разница? — буркнул Айвен, не оборачиваясь. Довольно миролюбиво буркнул, надо отметить. Кто-то крупный в горах сдох, не иначе.Бай стиснул зубы и растянул улыбку еще шире. — Пришел проследить, чтобы страшно кошмарный и ужасно распущенный Форратьер не обидел твоего протеже?Если когда Байерли и был готов придушить себя собственным слишком длинным языком, то вот сейчас был как раз такой случай. Или хотя бы в морду самому себе врезать. Или… Что-нибудь. Айвен сейчас вспылит и будет абсолютно прав. Зашнурует свои ботинки и уйдет, и будет снова смотреть как на пенек… да-да, тот самый!— Дурак он, этот Коллин, — сказал Айвен по-прежнему миролюбиво и даже вроде бы развеселившись, хотя и непонятно с какой стати. Вместо того чтобы начать обиженно возмущаться, он удовлетворенно вздохнул и опрокинулся на спину, с чисто форпатриловским эгоцентризмом не думая об окружающих, пришедших первыми и уже занявших спальное место. Бай еле успел отодвинуться, между прочим, а то бы получил как раз затылком в живот! — А ты злой. Совсем запугал бедного мальчика.Значит, эта штабная крыса для Айвена уже “бедный мальчик”... Быстро они, однако.— Ах, Айвен… — Бай затрепетал ресницами, задышал быстро и со значением. — Ты же знаешь, мой дорогой, что для тебя в моем сердце всегда зарезервирован уголок! Да что там уголок, вип-зона!Вопреки ожиданиям, Айвен и тут не возмутился. Фыркнул только и покосился насмешливо — ему для этого пришлось закатить глаза, выглядела подобная мимика странновато. — Когда-нибудь... — провозгласил он пафосно и тут же зевнул, смазав весь эффект. — Кыгдыа-а-а ны-ы-ыибудь я соглашусь. Только для того, чтобы посмотреть, как тебя удар хватит.Теперь настала очередь Бая фыркать.— Ты не думай, — добавил Айвен поспешно и словно бы смущенно или даже виновато, — это была не моя идея, Коль в меня просто клещом вцепился, чуть ли не рыдал, поменяться уговаривая. Если бы я не согласился, он бы всю ночь у костра просидел, тот еще придурок упрямый, весь в папашу… И чем ты его так пронял, что аж до печенок?Айвен жмурился на тусклый фонарик, говорил сбивчиво и вообще выглядел как-то... Смущенно, что ли? Хотя ему-то чего неловкость испытывать, спрашивается? Это же не он тут почти голый прикрывает эрекцию спальничком. Это же не он не удрал сразу только потому, что имел глупость раздеться. Не удирать же вместе со спальником, а без него Айвен сразу заметит… Вот дернул черт не погасить фонарик!— Не ревнуй, Айвен! — Бай снова трепетнул ресницами и сложил губы сердечком, добавив в голос томности и придыхания. — Бедный мальчик, конечно, красив и свеж, но никакого сравнения с настоящим Форпатрилом!Бай сам не понимал, рассчитывал ли он всерьез задеть Айвена, или же это опять сработал на опережение его слишком длинный временами язык. Но если и рассчитывал — то просчитался.— Придурок ты, — протянул Айвен чуть ли не самодовольно, словно дурость Бая целиком и полностью являлась его, Айвена, заслугой. Зевнул — смачно, с хрустом, поерзал, стаскивая ботинки ногой об ногу, ввинтился в палатку уже целиком, сразу и как-то очень естественно заняв большую ее часть. Еще раз то ли зевнул, то ли вздохнул (так вкусно, что Бая и самого потянуло раззеваться), буркнул невнятно: — Клапан закр...хр…Хрюкнул еще раз и захрапел. Вот так. Прямо на середине фразы.Бай сел, стараясь отодвинуться как можно дальше от крупного горячего тела — Айвен снял только ботинки, но даже сквозь одежду идущий от него жар ощущался отчетливо. Вздрогнул, когда голых плеч коснулась холодная палаточная ткань. Поежился и решительно выдрал из-под айвеновской задницы угол своего спальника, накинул на плечи. Айвен дернул ногой, всхрапнул, но глаз не открыл.Бай нахмурился. Спросил осторожно:— Айвен? — и тут же на всякий случай уточнил: — Я знаю, что ты притворяешься.Вообще-то он как раз таки не был в этом уверен, если бы был — не приглушал бы так голос. Айвен в ответ перевернулся на бок, нащупал сделанную Баем подушку и удовлетворенно сунул ее себе под ухо. Умял кулаком, засопел, довольный. Приходилось признать, что он точно спал: наяву Айвен никогда не вел себя настолько бесцеремонно с чужими вещами.По вылезшим из-под спальника босым ногам потянуло холодом. Пришлось перекатиться на колени и ползти закрывать клапан. А потом заново расправлять спальник и пытаться как-то втиснуться между стенкой палатки и Айвеном, потому что последний разлегся точно по центру, да еще и руки-ноги во все стороны разбросал, хотя вроде трудно сделать это, если лежишь на боку. Айвен сумел.Застегивать свой спальник до верха Бай не стал — с появлением Айвена в палатке как-то вдруг резко подскочила температура. Так, сделал уютный кармашек для ног, сомкнув молнию до колен. Выключил фонарик и осторожно улегся с самого края, почти упираясь носом в стенку и прислушиваясь к размеренному сопению за спиной. За неимением подушки под голову сунуть пришлось руку.Темнота только в первые секунды казалась непроницаемой, глаза привыкли почти сразу. И сна не было ни в одном из них, несмотря на усталость. Чертов член вел себя как капризная форесса в преддверии первого бала — ныл, дергался и требовал к себе немедленного и непрестанного внимания. Пришлось зажать под мышкой свободную от исполнения роли подушки руку, иначе она так и норовила нырнуть к паху и по-быстрому это внимание обеспечить. Ко всеобщей радости. Казалось бы, ну и чего такого, бери и пользуйся... Однако же ситуацию несколько осложняло то, что Бай не умел кончать молча… Точнее, не был уверен, что умеет, как-то раньше этого ему не требовалось. А Айвен спит хотя и крепко, но черт его знает… Такой будильник может вполне и сработать.Бай поерзал, пытаясь найти более удобную позу, а потом все-таки не выдержал и приспустил плавки — резинка слишком болезненно давила на налившуюся головку. Вздохнул. Так стало легче… и одновременно захотелось куда острее. До дрожи, до мучительно поджатых пальцев на ногах, до щекотных мурашек, прокатывавшихся горячими волнами по позвоночнику от затылка до поясницы... Пожалуй, все же придется рискнуть и передернуть, в таком состоянии засыпать точно не стоит, даже если удастся…В этот момент Айвен вдруг повернулся, засопел, придвигаясь ближе, обдал горячим дыханием шею, облапил. Горячая широкая ладонь легла на живот Бая, чуть не задев напряженный член. Пошевелила слегка пальцами, вдавливая и стискивая, словно подушку взбивая. Чуть ниже — и она точно так же накрыла бы баевский член, и сейчас точно так же тискала бы его…Бай обмер от ужаса и крутанулся, стремясь любыми способами вывернуться из-под этой ладони. Если Айвен проснется с его членом в руке — это будет конец. Вряд ли он станет слушать оправдания. Для него все будет выглядеть более чем однозначно — Бай сам подсунулся, подстроил, решил получить свое не мытьем, так катаньем. И попробуй тут что-нибудь объясни! Только вот лекарство оказалось хуже болезни — теперь он лежал к Айвену лицом, вплотную, и его болезненно твердый член упирался в ничуть не менее твердое айвеновское бедро, обтянутое синтекоттом. Бай закусил губу и попытался прогнуться, отодвинувшись в стратегическом месте, дабы снизить давление, но Айвену это не понравилось. Всхрапнув, он выпростал из-под подушки вторую руку и сграбастал Бая уже обеими, второй как раз на уровне ягодиц, прижав к себе плотно и надежно. Бай остро прочувствовал каждую складочку грубой ткани айвеновского комбеза, по которой проехался его гиперчувствительный от возбуждения член. Почувствовал остро, ярко, незабываемо, до искр из глаз, горячих соленых искр. Не заорать ему удалось только потому, что горло перехватило. Не орать… Не орать и не ерзать! Весь мир сузился до двух простых ?не?. Бай дышал быстро и рвано, прижатый айвеновским бедром к животу член пульсировал, сводя с ума, Айвен сопел в ухо, горячо, сладко, сонно, размеренно... не орать! Не орать, не орать, не орать и не ерзать... Айвеновская ладонь на ягодице сначала вроде расслабилась (Бай резко выдохнул, то ли от облегчения, то ли от разочарования), а потом снова стиснула, и от этого мышцы превратились в дрожащее желе, бедра раздвинулись словно сами собой и между ними скользнуло затянутое синтекоттом колено, поджимая снизу самое чувствительное… ох... не орать! Не ерзать! Не… ох... и член дернулся, и под животом стало горячо и липко от предэякулята, и первая предоргазменная судорога медленной тягучей волной прокатилась по телу от макушки до кончиков пальцев, и стало слишком тесно для двух таких больших и горячих НЕ… Не заорать ему удалось, вцепившись зубами в собственное запястье и вгоняя его себе в глотку до упора, до перехвата дыхания, до хруста челюстей. Не орать, не орать, только не…А движений бедрами хватило буквально двух или трех, чтобы...Чтобы не заорать.