1 часть (1/1)

Они достанут его где угодно. Хоть под землю провались в прямом смысле слова, скрывайся как последний трус, оборудуй себе пуленепробиваемое убежище-бункер. Мерзкое, прогнившее, подверженное неверным стереотипам и суждениям, которые навязали проблема травли существовала с давних времён, всё равно дотянется до тебя своими потными руками. И будь ты хоть самым уверенным человеком на свете, от неё и вправду было не сбежать. Можно сделать вид, мол, тебя это не задевает, а-ля такой уж Оскар Уайльд, странный, но самодостаточный и вообще тебе море по колено (а может, сочтут за самовлюблённость, и только хуже станет?). Или, возможно, друзей завести? Это ведь должно помочь? Как там мама говорила, ?хорошие друзья встанут горой бла-бла…?. Вариант отпадает, а значит, в крайнем случае, купить. Но в случае Освальда Кобблпота, даже всего семейного достояния Капельпутов что-бы купить ?дружбу? было бы мало.Освальда гнобили по самой древней, и самой очевидно глупой причине: внешность. Орлиный нос, маленький, как для парня в свои 18, рост, походка, хоть и изысканный, но старомодный стиль в одежде: пальто с так называемым ?ласточкиным хвостом?, запонки, тёмно-фиолетовые шерстяные свитера которые были явно большеваты и торчащие из-под них снежно-белые рубашки. И пусть стиль можно было сменить (о чём Освальд грезил наяву, да вот мама не позволяла), но внешность?— никак, живи с чем есть. . . .Он долго пытался. Когда всё валится из рук каждый раз?— желание напрочь отпадаёт, остается как то самое неоконченное дело в списке планов. Может перенесёшь на завтра, а может на никогда. . . .Как-то раз в начальной школе, глава семейства, мать Освальда, Гертруда, которая растила сына в одиночку, стала замечать синяки, каждый вечер?— слёзы. У женщины разрывалось сердце, и она попробовала вмешаться. Лучше не стало, но усугубилось: бедного Освальда после визита в школу матери затравили ?маменькиным сыночком?. И Освальд, смахнув слёзы скинул одного из обидчиков с лестницы: парниша сломал ногу, дело замяли деньгами, а обидчики отстали на пару месяцев. Всё забылось, издевки прекратились и со временем начались заново. Ещё долго он вспоминал то самое одушевляющее, вскружившее голову чувство победы, хоть и не смел делиться с матерью: не казалось нормальным то, как его взбодрила боль врага и его повержение. . . .Он любил птиц. Дома, младший Кобблпот в своём распоряжении имел двух хорошеньких попугайчиков, и они были его отдушиной, его единственными друзьями. И выслушают, и перечить не станут, и обижать тоже, а взамен, на их немую заботу он благодарно кидал им в клетку корм и прочие вкусности, иногда садил на тыльную сторону ладони, поглаживая по голове. И они были не против. Любовь к птицам и заинтересованость мальчика в орнитологии была ещё и поводом гордости для матери: на очередной день рождения, в конце школьного года Гертруда к куче других подарков вручила ему милый бежевый свитер, с аккуратно вышитым пингвинёнком. ?Я подумала, тебе будет приятно получить что-то сделанное ?. факт того, что любимая мать вышила его сама, кропотно вязала, со всей своей теплотой, грело покалеченую душу Освальда. выходит, взаимная любовь была не только с птицами, а ещё и с мамой. . . .Холодный Готэмский климат позволял носить свитера практически круглый год: чем парень и воспользовался сегодня. Заходя в класс и внутреннее радуясь вещи, надетой под черным кашемировым пальто он продвинулся к своему место. Пальто оседает на спинке стула, а класс заходиться в смехе.—?Мы всё гадали, Освальд, какая ты птичка, а оказалось, пингвин,?— он пытается закрыть уши и глаза, всего себя, как угодно создать барьер, хотя бы невидимый, лишь бы гул и насмешки утихли, или что бы он проснулся, а всё это?— оказалось дурным сном. Он так гордился, с такой старательностью и бережностью утром разглаживал этот чёртов свитер, чтобы он, будучи лучшим из полученных подарков по-просту всё испортил. Уложенные волосы растрепались, несколько масляно-чёрных прядей упали на лоб создавая подобие чёлки. Освальд, старается как можно стремительнее скрыть прядками волос красное, с заметно выступившими на носу и щеках веснушками лицо. Резко хватает пальто, так, что стул падает, отдаваясь грохотом по всему классу и выметается из помещения задевая ногами и раскидывая по пути лежащие возле письменных столов сумки и рюкзаки его одноклассников. . . .От слёз на глазах мир плывёт и Освальд заворачивает в неизвестном ему направлении. Тихо хныкая, с трудом не давая себе перейти на крик от разрывающей изнутри боли и стыда он бежит до тех пор, пока окружающий мир не становится ясным перед его взором. Протерев глаза от слёз, он замечает перед собой громозкое полуразваленое сдание, походящее на театр, и, в целом, им и являеться. в голове проносятся разговоры с мамой и её рассказы; когда-то давно только взошедшая на пьедестал мафиозная семья Марони начала постройку театра. Слава вскружила голову главам семьи и они во всю разошлись стараясь построить нечто поистине великое. Но этот бизнес непредсказуем; деньги закончились и строительство заморозили. со временем, семья снова пришла в достаток и дела пошли вверх, но о театре все успели позабыть. . . .Район, в который опечаленный парень забрёл, для него, по маминым правилам был запретной зоной; пусть тихий, но совершенно неблагополучный, как и многие другие места Готэма о которых мама предупреждала, размахивая указательным пальцем перед носом Освальда, так и говоря ?заруби это себе на носу, малыш?., но он переступил порог, и звук гулко отдался по совершенно пустому театру. ему даже не было страшно; место явно пустовало не первый год, а у местных подростков хоть явно и было популярным развлечением шастать сюда?— на стенах даже не было так много граффити, как представлял себе Освальд, переступая порог. И говоря об опасениях встретить кого-то: учебный день не окончен, им тут нечего делать. . . .Побродив по нескольким пустым комнатам, размышляя какая было для чего предназначено архитекторами, он наконец вышел в главный зал: огромное помещение, с даже в некоторых местах полностью оборудоваными партерами, креслами в красных обивках, и сценой, что жаль, без занавеса. Он прошёлся по рядам, спускаясь, проводя рукой по пыльным ручкам кресел. Он выбрал место посреди зала. в пустом помещении Освальд выглядел ещё более крохотным и беззащитным. Парень обнял собственные колени дав волю эмоциям. Громкий крик эхом раздался по громадной постройке, и кажется, все ещё был слышен где-то в далеке, отдаваясь в бессчисленных полых помещениях, пока Освальд сотрясался в рыданиях колотя спинку стула перед собой, уже не обнимая, но зарывшись в колени носом. Они не знают его, и никогда не понимали, ни одно из этих ничтожеств. Они получат, он отомстит, обязательно отомстит.—?Я ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ! ненавижу всех вас, я убью каждого из вас! ,?— практически взвывал Освальд. . . .Истерика закончилась так же, как и началась: внезапно. тело дрожало, слезы ещё не высохли на пунцовых щеках, делая Освальда на контрасте ещё более бледным. Внезапный звук со стороны входа в помещение привлёк его внимание, заставляя вскочить со стула и начать искать взглядом какой либо предмет, дабы защитить себя, на случай опасности. Но сейчас всё-таки лучшей идеей казалось попросту затаиться, прищурившись пялиться в темноту. Отблеск непонятного происхождения появился в том самом мраке, и слабое освещение (фонарик?), казалось, двигалось прямо к нему. Глаза привыкли к темноте и Кобблпот смог рассмотреть силуэт, и через какое-то время в метрах 6-ти от него нарисовался высокий парень в очках с весьма неуместной, но доброжелательной улыбкой.