1 часть (1/1)

Дверь в кабинет Генсека резко, без стука, открывается, поддаваясь смелому давлению извне. В помещении раздаются гулкие, чёткие шаги, от одного звука которых прямо-таки веет решимостью. Шаги останавливаются, обрывая свой набат прямо у рабочего стола Москвина. Тот удивлённо поднимает глаза вверх, отрываясь от прочтения свежего выпуска агитационных лозунгов. Поправляет пальцем очки, спавшие на смешной, ?крысиный?, нос, красноречиво раскрывающий самую важную черту характера своего счастливого обладателя. Генсек упорно всматривается сквозь яркий свет настольной лампы на своего незваного гостя, бесцеремонно ворвавшегося в кабинет, по памяти пытаясь установить его личность. Распознав в этом наглом человеке майора разведки, Москвин поразился ещё больше. Брови напряжённо поползли куда-то далеко вверх, образуя на морщинистом лбу новые складки. В таком виде самый главный представитель коммунистов был похож уже не столько на крысу, сколько на толстую старую собаку с приплюснутой мордой. Ещё до войны была такая у соседей Морозова по лестничной клетке. Если бы не серьёзность ситуации, Павел бы даже заржал в голос, заметив забавное сходство.—?Морозов, какого… —?начал было Генсек, грозно приподнимаясь с мягкого сидения своего стула, опершись руками о широкий деревянный стол.Вместо тысячи слов майор дерзко, что есть силы, приземлил перед начальником белый лист формата А4 с каким-то текстом, грубо оборвав того на половине фразы.—?Это ещё что за ерунда? —?в замешательстве пробормотал Генсек, пробегая глазами по аккуратно написанным чёрными чернилами предложениям.—?Рапорт. Увольняюсь,?— ехидно пояснил майор, скрестив руки на груди. Льдистые, холодные глаза Павла с вызовом смотрели в нервные поросячьи глазёнки Москвина,?— Политика вашей компании не устраивает.Упорно игнорируя гневные восклицания Генсека, градом посыпавшиеся на него со всех сторон, Морозов развернулся на пятках и гордо зашагал к выходу из кабинета. Остановившись уже у самого выхода, Павел резко обернулся, чтобы максимально вежливо для данной ситуации попрощаться с теперь уже бывшим руководством.—?Иди нахуй, псина плешивая.Громко хлопнула дверь, заставив державшие её петли жалобно взвыть. Все мосты сожжены.Ледники в душе майора охотно поддались теплу, совершенно неожиданно пришедшему в его погибающее от извечного холода сердце. Павел всем нутром чувствовал, как что-то внутри него волнительно трепетало, пока он шёл на выход со станции. Плечи легко дрожали от пронизывающего насквозь сырого тоннельного ветра, нисколько не мешая невидимому пламени всё ярче разгораться в душе.Всё было как-то сумбурно и странно, на первый взгляд. Морозов не сразу понял, что с ним происходит. Одна единственная, сука, случайная встреча в камере для допроса перевернула его жизнь с ног на голову. Одна единственная встреча с одним единственным человеком, который, сам того не осознавая, заставил Павла измениться, переосмыслить всю свою прежнюю жизнь, а затем, даже не раздумывая, послать её к чёрту и отправиться в прямиком в пучину неизвестности.Побег из Рейха под девизом: ?один за всех, и все за одного?. Доверчивые грустные глаза с изумрудными радужками. Отчаянное желание их сильного и бесстрашного хозяина вытащить нового друга из петли, перебив при этом добрую половину нацистов, неудачно ощерившихся стволами в сторону крадущегося в тени многочисленных сырых технических помещений человека. Радостный блеск в глазах, неловкая улыбка, крепкие руки, тащившие задыхающегося после удавки Морозова прочь с вражеских владений. Сердце майора тогда впервые забилось быстрее обычного, заходясь в странном, пугающем ритме.Темнота заброшенного тоннеля, сплошь заросшего липкой паутиной. Захваченные огромными пауками бесконечные коридоры подземных сооружений и катакомб. Яркий свет налобного фонаря рядом. Меткие выстрелы по светобоязненным тварям. Решительные, бескорыстные действия малознакомого Павлу человека, с готовностью преодолевавшего в одиночку запутанные подсобки, кишащие мерзкими мутантами ради того, чтобы зажечь чёртовы рубильники аварийного освещения. Губы майора исказились в волнительной и благодарной искренней улыбке. Спасибо. Первый кусочек льда откололся от огромного айсберга, больно кольнув Павла куда-то вниз живота. Майор дрогнул от неожиданности. Непонятно и страшно.Поверхность. Самоуверенные речи Морозова, возомнившего себя гидом по разрушенной ядерными взрывами радиоактивной Москве. Яркий ослепительный свет уходящего на покой весеннего солнца. Хищный оскал окон и дверных проемов пустующих десятки лет зданий. Вспышки молний с последующими раскатами грома. Небо, затянутое быстро несущимися на запад тяжёлыми тучами, из которых шумно льётся, большими каплями разбиваясь о сырую землю и ржавые остовы машин, мерзкий дождь. Сильный ветер, вырывающий с корнями гнилые деревья. Неужели они застали первую весеннюю грозу? Подземный переход. Новый товарищ с интересом заходит в очередное техническое помещение, откуда через минуту раздаются беспорядочные выстрелы. Павел бросается на помощь, отбрасывая прочь неприятные мысли о том, что он мог опоздать. С нескрываемым облегчением выдыхает, увидев, что зря беспокоился. Снова подозрительный, но приятный укол где-то в районе сердца. Морозов списывает это всё на свой возраст и нервную работу.Самолёт. Призраки погибших в нём людей. Павел видит их, взволнованно озирается, пытаясь прогнать жуткие галлюцинации, зовёт напарника, спрашивая, замечает ли он эти тени. Смущается. Не хочет показаться больным на голову идиотом. Изумрудные глаза молчаливого парня смотрят с пониманием, словно их обладатель чувствует всё, что происходит на душе у Морозова. Затем видение. Они?— пассажиры потерпевшего крушение лайнера. Они видят многочисленные вспышки взрывов над городом. Они слышат крики людей, наполненные нечеловеческим ужасом и отчаянием. Видят рыдающих пилотов самолёта, пытающихся справиться с неуправляемой машиной. Попытки совладать с многотонной грудой железа тщетны: техника выходит из строя от электромагнитного импульса. Они падают. Удар о землю. Павел сползает на пол, теряется в огне, злые языки пламени лижут лицо, руки и ноги, одежда на нём горит, а уши закладывает от сотен душераздирающих детских и женских криков. Не может быть. Дым застилает глаза, из которых ручьём льются слёзы. Невозможно дышать. Горло будто забивают толстым слоем облитых бензином тряпок, мгновенно загорающихся от пожара вокруг. Рядом лежат люди, дёргающиеся в предсмертной агонии. Морозов в ужасе зовёт на помощь. Невыносимо больно. Ещё немного, и… Становится легко дышать. Весь морок, вселяющий неподдельный страх, граничащий с безумием, сходит на нет. А на майора вновь внимательно смотрят печальные глаза, странно, обеспокоенно поблёскивающие сквозь окуляры противогаза. Он его спас. Снова. Ещё один огромный кусок айсберга падает в океан безграничной человеческой души, заставляя подниматься ввысь гигантские волны, от которых становится чуточку теплее. Павел улыбается, как кретин, но тут же себя одёргивает.Рёв стражей за спиной и лязг медленно открывающихся гермоворот впереди. Снова бесчисленные автоматные очереди. Новый друг Морозова из кожи вон лезет, стараясь уничтожить как можно больше мутантов, не давая им подобраться слишком близко. Прикрывает майора, как может. Патроны кончаются, и парень достаёт из ножен холодное оружие с выгравированной на лезвии свастикой, готовясь вступать в рукопашный бой с кровожадными тварями. Гермоворота открываются как раз вовремя, и Павел за шиворот затаскивает своего товарища внутрь. Мужчина смотрит на лежащего на мраморном полу паренька, грозно сверкающего глазами вслед оставшимся снаружи стражам. Какой же он, чёрт возьми, бесстрашный.Театральная. Новый приказ от руководства. Работа есть работа, нельзя ослушаться команд Корбута. Майор стыдливо прячет глаза, приглашая друга выпить в местном баре пару стопочек чего-нибудь крепкого. Тот охотно соглашается. Сердце пропускает удар, пытаясь замедлить ход времени, а голос дрожит, как испуганная собака, когда Павел ловит на себе проницательный взгляд пьяных изумрудных радужек самых искренних на свете глаз. Среди тысяч осколков бесконечной грусти в них появляется ещё что-то. Что-то новое. Эти глаза так на него до этого момента ещё не смотрели. Он всё понял. Морозова насквозь прошибает холодный пот, несущий с собой непосильное, гадкое чувство вины, грязным скальпелем режущее мужчину изнутри. Кажется, ему грозит заражение крови и последующая медленная смерть от столбняка. Парня окружают солдаты, грубо тыкают его лицом в стол, заламывают руки до хруста суставов. Ледник угрожающе гудит, по его многокилометровому корпусу бегут, быстро расширяясь, глубокие трещины. Майор резко отшатывается в сторону, не желая наблюдать за происходящим. Крыса. Облезлая продажная тоннельная крыса.Венеция. Выполнение очередного приказа. Встреча с местными братками. Крепкое рукопожатие, скрепляющее лучше крови их секретный договор. Закрытый на замок тяжёлый таинственный чемоданчик с смертоносным биологическим оружием внутри оказывается в руках контрабандистов. Вирус скоро вырвется губительным ураганом на Октябрьской. Шлюхи из борделя, любезно предоставленные Бугром, вызывают отвращение. Перед глазами майора по-прежнему стоит одна и та же картина, и главное её украшение?— немыслимой красоты и чистоты глаза, излучающие едкое, словно щёлочь, вступившая в реакцию с кожным покровом, презрение. Поникший духом Лесницкий, постоянно твердящий о том, что они с Павлом?— безжалостные убийцы, откровенно раздражает. Его слова жёстко и метко бьют по барабанным перепонкам, капают дурно пахнущим гноем на мозги Морозову, у которого и без того паршиво на душе. Предатель. Как же, блять, он жалок в своих потугах выслужиться. Несколько часов назад он совершил ужасную ошибку, которую себе никогда не простит. Назад уже пути нет. Павел пытается отшутиться в своей привычной, нарочито развесёлой и оптимистичной манере речи, подкалывает Лесницкого и себя заодно, пытаясь унять настойчивые агрессивные крики совести внутри себя. Наряду с этой строптивой и прямолинейной дамочкой, раздающей безжалостные пощёчины по небритым щекам Морозова, в голове у него неожиданно подаёт насмешливый голос ещё какое-то восставшее, словно феникс из пепла, чувство, от которого внизу, в животе, начинают порхать, щекоча своими тонкими крыльями внутренние органы, бесчисленные мотыльки. Грустно и смешно. Запоздало проснулись эти настырные насекомые. Огромный белоснежный острый кусок льда градом обрушивается на несчастных, насквозь протыкая собой призрачные тельца, заставляя заткнуться. Затылок покалывает, будто кто-то водит своими скользкими пальцами по черепной коробке, стягивая с неё тёплую кожу. Павел морщится, дёргает плечом. Ему пиздецки невыносимо находиться здесь. Из тени вагончиков борделя на майора с омерзением смотрят уставшие от этого бесконечного дерьма изумрудные глаза.Склад. Крики братков за дверью. Канонада автоматных очередей. Майор готов к любому исходу. К любому, кроме этого. Дверь в подсобку резко открывается, и внутрь залетает взъерошенный, будто в мыле, его бывший товарищ, кипящий от ярости. Кажется, что от него вот-вот пойдёт пар. Будто он не человек, а призрачная сущность, состоящая сплошь из вулканической лавы. Сердце при виде этого парня радостно трепещет, что очень пугает Павла. Хочется улыбнуться, но нельзя. Мотыльки вновь оживают, желая вырваться наружу. Он пришёл. Пришёл к нему. Или за ним. Как он выбрался? Короткий монолог Морозова прерывается неожиданным нападением. Нож у горла. Страшно. Руки потеют, заставляя перчатки взмокнуть от солёной влаги, словно от невыплаканных в далёком детстве горьких слёз. В глазах напротив стоит бесконечная обида за недавнее предательство. Павел хочет утонуть. Здесь и сейчас утонуть. В этих самых, чёрт возьми, глазах. От них вскользь веет туманными просторами северных хвойных лесов, в которых Морозов никогда не был и вряд ли уже побывает. По телу бегут мелкими группами мурашки, пощипывая кожу. Он чувствует его тепло. Его дыхание. Оно топит лёд, ледорубом раскалывает особенно твёрдые пласты мёрзлой влаги. В комнату врывается какой-то орущий кретин и грозно машет пушкой, нарушая их идиллию. Морозов постыдно сбегает, поймав удобный момент. Бежит по длинному коридору, спотыкаясь. Колени мелко дрожат, отдавая волнами по всему телу. Страх, или?.. Павел никогда не влюблялся.Кремль. Снова они остались один на один. Горы трупов убитых коммунистов в грязи и крови на чёрной сырой земле, из которой мелкими росточками пробивается новая жизнь, медленно впитывая в себя органические удобрения в виде остывающих бездыханных тел. Перестрелка. Последняя перестрелка, из неё только один выйдет победителем. Павлу грустно. Неужели всё так и закончится? Он не хочет этого. Специально мажет мимо бывшего друга смертоносным свинцом, выбивая из старого красного кирпича над его головой мелкие кусочки замшелой отделки. Может, он одумается? Морозов же просто пугает, пытаясь отсрочить неизбежное хотя бы на пару секунд, с горечью и металлическим привкусом крови во рту осознавая, что его всё же хотят убить. Если он так хочет, значит, тому быть. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Хватит прятаться за стены и колонны древнего здания, словно за мамину юбку. Всё равно ничего не поможет. И мамы давно в живых нет. Её тело наверняка уже сгнило, как и миллионы других. Москва?— сплошная могила. Могила для всех, в том числе и для Павла. Хватит философии. Пора. Майор бросает оружие на землю, расставляет руки в призывном жесте, вылезая из укрытия. Пули метко цепляют тело, прожигая его насквозь мощными ударами разгорячённого свинца. Лёд окончательно дробится на мелкие кусочки, скрываясь в пучине бездонного океана. Пусть будет так. Он унесёт с собой на тот свет те слова, которые всё равно никогда не сможет сказать вслух. И в мыслях прокрутить не сможет, не смея признаваться самому себе в том, что…Морозов задыхается. Слышит жалобные крики покойной матери, отца, школьных друзей, соседей. Они окружают его со всех сторон, хватаются за него своими чёрными гнилыми руками, от которых пахнет копотью и горелым мясом. Тонкие, неестественно кривые, будто сотни раз сломанные пальцы пачкают и без того грязную от крови и пыли куртку. Рты раскрыты в немом крике, из них смердит могильным холодом. Губы мертвецов не двигаются, но их голоса, в которых Павел узнаёт некогда близких ему людей, по-прежнему раздаются где-то на переферии, в голове, ловко вороша самые пыльные, застрявшие в пучине времени воспоминания. Наконец-то он сможет с ними всеми пообщаться. Мама, папа. Ваш блудный сын вернулся. Простите его, бессовестного, что так долго не навещал. Понимаю, вы не виделись больше двадцати лет. В ноздрях стоит кисло-сладкий, отвратительный трупный запах. От него хочется блевануть, низвергая все внутренности наружу, прямо на самого себя, потому что больше некуда. Кажется, это конец. Тысячи отчаянных криков сдавливают виски под прессом, от поднявшегося давления из носа тонкой струйкой бежит горячая кровь. Обугленные руки крепко сжимают конечности Павла, желая сломать, раздробить на части хлипкие для неведомой силы кости. Ужасно больно. Ужасно обидно. Ещё чуть-чуть потерпеть. Вдруг загребущие руки тысяч неупокоенных духов резко подаются в стороны. Их кто-то останавливает. Морозов чувствует это всем телом. В сжавшейся в безжизненный комочек растерзанной невзгодами и одиночеством душе разгорается мелкий и ничтожный огонёк надежды. Майор не слышит себя, но отчаянно кричит. Зовёт на помощь. Господи, как же страшно. Редкие волосы на затылке, казалось, пытаются вырваться из кожи вместе с волосяными луковицами. А напротив всё те же глаза. Его глаза. Сверкают своими изумрудными турмалинами. Смотрят с сожалением. Сочувствием. Всё понимают, как и всегда. Чёртова проницательность. Майору на секунду кажется, что в них есть что-то ещё, что-то такое, что невозможно разглядеть без специальных приборов. Обожжённые невидимым огнём голосовые связки воспроизводят его имя. Из последних сил. Срываясь на хрип. Помоги ему, Артём.Морозов еле заметно улыбается, когда чувствует тепло цепких рук на своём теле. Он видит волнение и страх в тех самых глазах. Ему не почудилось. Остатки тысячелетних ледников окончательно тают в синем арктическом море, от которого, вопреки всему разумному, веет жаром.Существует ли на самом деле любовь? Как её почувствовать? Как понять, что это именно она, а не жалкие потуги спастись от настигающего отовсюду одиночества?Он говорил Морозову, что любой человек достоин прощения, и неминуемо следующего за ним второго шанса. Шанса на исправление. Он упрямо твердил при каждой встрече, что именно Павел этот шанс благополучно проебал на Красной площади. Вот так просто взял и проебал. Тогда почему он его спас? Дурная лысая голова не находила никаких оправданий этого странного, но благородного поступка. Никаких оправданий, кроме одного. Любовь. Ну или хотя бы симпатия. Павел стыдливо тёр лицо руками. Смущался своих мыслей. Больной идиот, Господи. Что ты выдумал себе? Внутренняя борьба Морозова достигла своего апогея. Голова, кажется, хотела отделиться от остального тела. Разум требовал остановиться. Но Павел не слушал его. Сердце чувствовало, что нужно двигаться дальше. Ноги сами несли майора на нужную станцию. Он хотел убедиться в том, что себя просто лишний раз накручивает. Павлу нужно увидеться с Артёмом только ради этого. Нет, на самом деле нет. Назойливые мотыльки, расплодившиеся по всему крепкому телу мужчины, приятно щекотали кожу. Сейчас он просто хотел снова оказаться рядом.Полис. Старая потрёпанная станционная лавочка. На ней сидит, ссутулившись, знакомая до дрожи фигурка. В руке пресловутая сигарета. Долгие, глубокие затяжки. Он слишком много курит. Это вредно, Д’Артаньян, ты же в курсе?—?Артём, я,?— взволнованно начал Морозов, пытаясь унять дрожь в голосе, постепенно приближаясь к рейнджеру, удивлённо наблюдавшему за внезапно появившимся из ниоткуда бывшим товарищем.—?Артём, я не могу больше молчать,?— тараторит Павел, сокращая дистанцию. Тело ноет, аккуратно зашитые раны от пуль, кажется, хотят дать течь. Больно. Руки опасно тянутся к лицу рейнджера. Стоять, блять. Стоп. Хотя, к чёрту. Всё равно он уже всё проебал. Взмокшие от волнения пальцы впервые касаются тёплой, обветренной кожи лица. Павел не знает, что такое нежность. Но пытается понять. Узнать. Почувствовать хотя бы, блять, один раз, что это такое. Трепещущее в томительном ожидании сердце само подсказывает, что делать. Губы Морозова смазано, неумело касаются холодных, дурно пахнущих послевоенным табаком, но таких желанных губ напротив. Сердце останавливается в предвкушении дальнейших действий. Дыхание перехватывает, будто на шее снова оказывается удавка нацистов, от которой не так давно избавил его Артём. Шокированные изумруды любимых радужек предательски блестят, а лицо по-детски краснеет. Руки рейнджера внезапно обвивают шею майора в крепких объятиях, а сам парень отчаянно подаётся навстречу, отвечая на поцелуй. Сигарета падает из пальцев, пачкая серым пеплом любимую куртку Павла. Плевать. Бешено стучит кровь в висках, и мотыльки, гонимые бесконечным потоком алой жидкости, бегущей по венам, наконец вырываются наружу. С широких плеч Морозова словно падает тяжкий груз, даруя потерянному человеку второе дыхание.Немногие прохожие, оказавшиеся неподалёку от места, где развернулась, наверное, самая невероятная для московской подземки драма, неодобрительно качают головами, отворачиваясь. Понимают, что этим двоим на лавочке совершенно плевать на любые осуждающие взгляды.Артём отчаянно что-то шепчет в губы Павла, опаляя их своим тёплым, мягким дыханием, смущённо прячет глаза. Он снова спас его, растопил собой ледники, сковавшие душу и сердце погибающего мужчины. Майор по-идиотски улыбается, не веря своему счастью.Всё-таки простил.