?За это не убивают? (1/1)
Он новенький в среди полиции. Его призвание?— защищать людей. Ради этого он надел форму и взял оружие в руки. Учения проходили временами муторно и сложно, временами бодро и весело. Повезло с коллегами, ещё больше с начальником?— тот стал настоящим наставником. Строгий и требовательный, он был прежде всего строг к себе: к тому, как подготовлены будущие полицейские. Он был готов обучать их всему, чему мог. Всему, чему не учили скупые слова из книг. Уважение к начальнику было непоколебимым. Ещё больше он уважал закон. Законы острова призывали защищать и оберегать его жителей. Это было правильно. Справедливо. Разумно. Есть закон, есть приказ, есть его ружьё?— всё остальное не важно. Он чертовски любит свою работу. Потому что любит родной остров. Взрыв забрал остров у всех. Конечно, находились отчаянные люди, пытавшиеся сделать хоть что-то, даже был целый фонд. Но потом он сам участвовал в аресте хорошо проворовавшихся ?защитников природы?. Волонтёры же в большинстве своём были отчаянно одиноки, большинство пыталось выжить в новом мире?— без большей части привычной еды, с отравленным воздухом, без привычного места работы. Кроме того, никто не встречал благодарности за откровенно необъятную работу. Более того, многие жители относились к волонтёрам как к бездельникам, которые просто не хотят работать. Потом начались забастовки. Более опытные коллеги подавляли беспорядки, он пытался убедить себя, что это правильно и жить спокойно. Сейчас, в такое нелёгкое время, нужно было работать, а не требовать от правительства невозможного. Нельзя было оживить остров без содействия самих людей. Доля истины в этом была, поэтому слабый голос, робко говоривший о том, что это мало похоже на защиту граждан, умолк. А потом послали его самого. Руки долго дрожали после. Ночью он смывал с них кровь, которой не было, и никак не мог смыть, прекратить видеть её, но отчаянно повторял себе, что это его работа. Его вынудили применить силу. Смотритель маяка не был ему другом. Даже знакомым. Не был врагом. Не был неприятен ему. Просто человек, живущий на отшибе, помогающий морякам светом маяка, любящий единственного сына. Кормящий птиц и довольно вежливый. Нацепивший на себя крылья. Вероятно, выживший из ума. Молодому полицейскому тогда казалось, что вряд ли за сумасшествие убивают. За наркотики, если Бёрдмен и правда ими торговал (а доказательств было как-то… Мало?) сажали, но не убивали. ?За это не убивают, ??— думал он, слыша сплетни о том, будто смотритель маяка в сговоре с нечистью. Это же полное мракобесие! ?За это не убивают, ??— рассеяно вздыхает, когда люди начинают убивать птиц Бёрдмена. Тоже из-за нелепых, непонятно когда заселивших головы домыслов. ?За это не убивают, ??— снова не рискует возразить против приказа. ?За это не… "?— не успевает до выстрела и вскрика. С неба падает ещё бьющееся тело. Из клюва (клюва?!) смотрителя идёт кровь, хрипы ещё, наверное, будут сниться пару ночей. Как-то отстранённо вспоминается, что у Бёрдмена есть сын. Немой мальчишка, который останется сиротой через несколько мгновений. Начальник говорит о том, что птицы разносят заразу, что они приспешники тьмы, что Бёрдмен был демоном и его сын, Бёрдбой?— такой же демонических выродок, достойный смерти. Почти всё равно. Ему платят не за бессмысленную жалость. Убить ребёнка? Что ж, никто на острове не возразит. Когда он смотрит в глаза наставнику, кажется, что если будет убит кто-то из обычных, нормальных детей нормальных родителей, никто не рискнёёт в открытую крикнуть, как не рискнул он: ?За это не убивают?. Кажется, что даже если кто-то раскроет рот, его быстро и жёстко заткнут. Кажется, что даже найдутся граждане, которые поддержат их. ?За это не убивают, ??— видит полицейский в глазах немого птенца, когда впервые нацеливает на него ружьё. И игнорирует. Он научился этому. Дьявольское отродье улетает, подстреленное, на земле капли крови. Крови, которая больше не будет сниться по ночам. Он матёрый в среде полиции. Уже чей-то наставник. Новенький по-собачьи смотрит в глаза и ловит, впитывает каждое слово. Старательно повторяет его действия, учится чуять добычу. На подстреленной птице в глазах подопечного отражается сомнение, которое самого прокурора коснулось только тогда, когда пришлось идти против безоружных людей. И это сомнение надо выжечь калёным железом. Приказ есть приказ. Или он подчиняется, или нечего ему делать в этой профессии. Прокурор сам не замечает, как начинает рассказывать подопечному о том, ?птицы разносят заразу, они посланники дьявола, а Бёрдбой?— это смерть?. А ему не верят. Смотрят по-собачьи преданно, но удивлённо, непонимающе. Выстрел, Мальчик-Птица покачнулся в воздухе и плавно полетел вниз. Новенький поздравляет, а в глазах читается то, что раньше, возможно, отражалось во взгляде того самого молодого полицейского. ?За это не убивают?. Прокурор усмехается про себя. Убивают, конечно. Ещё как убивают. Его подопечный ещё осознает, спустит курок и убьёт. Иначе никак.