Mademoiselle Noir (Joker!Артур Флек х депрессивная!Т/И) (1/1)

Ты выходишь из квартиры, обшарпанная дверь царапает древний половик. Шаги твои стали как у мышки.Пробегаешь этаж ниже, словно порывом ветра унесенная. Твои соседи с этого этажа?— французы и на другом языке, судя по всему, вообще не разговаривают.—?Mademoiselle Noir! Mademoiselle Noir! —?слышишь ты вслед от них, двух болтунов, своими фигурами напоминающими тебе квадрат и прямоугольник, своим предназначением в этой жизни?— две напольные вешалки, и одежда на них, к слову, висела соответственно. Братья, наверное.Ты слышишь их улюлюканье вслед, покуда железная дверь подъезда не бьет эти звуки наотмашь своим жестким хлопком.И вот ты на воздухе. Отравленном воздухе.А Артур Флек бежит за своими обидчиками. Дым выхлопных труб, визг тормозов и крики о помощи взметаются в небо.Подростки разбивают ему лицо его же рекламным щитком. Едва его тело касается холодного асфальта, бьют его ногами, а затем оставляют корчиться на земле.Но ты идешь мимо на работу в свое заплеванное кафе. Ты не слышишь ни стонов, ни плача, огороженных от твоего слуха стеной матюгов и бибиканья.***Артуру Флеку не нужно знать какого размера у него синяк на спине, чтобы чувствовать боль всех своих разорванных сосудов.Не нужно быть гением, чтобы понимать, что шутки про карликов не смешные. Не нужно корешить с Рэндэллом, чтобы сомневаться в его искренности.Но все же он берет пушку.После неприятного разговора он уйдет с работы. Он пройдет пару зданий, пока не завернет за твое кафе и не даст волю обиде и гневу.А ты там, внутри, считаешь минуты до конца рабочего дня, в своей замусоленной форме, не облапанная сегодня только ленивым.Артура уже не будет за поворотом, когда ты пойдешь домой вечерними дорогами. Из одной клетки в другую.***—?Mademoiselle Noir! —?встречают тебя твои соседи, снова бездельничающие на лестничной клетке.?— Où est ton prince, mademoiselle Noir?На их этаже ты переходишь на бег, на своем замедляешься обратно на шаг. Звенишь ключами, да погромче, чтобы перебить насвистывания французов.—?Т/И, еб твою мать! Ты смотри! Смотри! —?ревет хозяин квартиры.И вот ты дома. То есть, у него дома, твоя здесь только съемная комната, и то относительно.—?В чем дело? —?спрашиваешь ты усталым тихим голосом, но стук упавшей с твоих плеч сумки заглушает его.—?Т/И, мать твою, я с кем говорю?! —?Хозяин рычит как медведь, но звон в твоей голове работает как затычки.Из комнаты выбегает крыса, с разбегу влетает в закрытую входную дверь, невозмутимо разворачивается и бежит на кухню. Хозяин?— косолапый медведь, хитростью эволюционировавший в подобие человека, вылетает за ней.—?Ты видела?! —?Его слюни разлетаются по твоему лицу в сопровождении гнилой вони от жирной еды, когда-то застрявшей у него между зубов. Лоснящиеся липкие руки, схватившие тебя за плечи, блестят в свете лампочки. —?Избавься от этой суки, если сама не хочешь вылететь, блять!Он кричит что-то о твоей неблагодарности, о том, что он сдает тебе комнату по самой что ни на есть дешевке, что вы договорились, что ты будешь убираться у него в доме, если хочешь иметь крышу над головой за такие деньги, и еще о чем-то кричит, и кричит, и кричит, а ты смотришь сквозь него, сквозь стены, сквозь Готэм.Милосердный звон в ушах проходит, и ты пробуждаешься от пустоты. Хозяина уже нет, ты одна в прихожей. Чувствуешь усталость и свои до боли сжатые челюсти.Круг нового дня замкнулся. Завтра будет новый день.***Однажды ночью ты не спишь. Музыка этажом ниже гремит великанским пульсом, городским землетрясением, барабанящей мигренью. Холодный пол вибрирует, стенки твоего сознания расходятся по швам прямо перед твоими раскрытыми больными глазами. Твое одеяло тоньше бумажного листа, твое тело под ним холоднее осени.Однажды ночью хозяин квартиры небрежно открывает твою дверь, ручка стукается о стену.Он подходит и садится на край кровати.—?Не разбудил? —?Его голос вибрирует чуть тише пола. Язык его еле ворочается.Ты смотришь на него и молчишь.—?Эти ублюдки снизу совсем охуели. —?Он многозначительно ударяет лапищей в пол.Он говорит еще что-то, слишком тихо и неразборчиво. Ты молчишь.—?Слышь, Т/И…Он опасно накреняется над тобой, как старое сухое тяжелое дерево, его пропитое дыхание корявыми ветками царапает твои глаза.—?Мож мы это, ну…Ты молчишь, и ты не смотришь на него, когда он запускает руку под призрачное одеяло.—?Я те еще скидочку сделаю, ум?Не смотришь, когда негреющие руки пачкают своим прикосновением твое обледеневшее бедро.—?Может, я еще и доплачу, хмхмхмхм.Смех громыхает в потной груди прокуренным кашлем, когда толстые неловкие пальцы с третьей попытки подцепляют нижнее белье. Маслянистые туманные глаза сосредоточены на твоей бешено вздымающейся груди, ставшей слишком тесной для твоего сердца. Ты молчишь.И ударяешь хозяина в живот.Он как раздувшийся комар, разве что не взрывается. Все содержимое его, однако, выплескивается наружу вместе со звериным рычанием. Ловкость одна помогает тебе избежать его рвоты, но пара кислотных капель все же приземляются на твою ночнушку.И ты бежишь прочь, срываешь куртку с вешалки, натягиваешь уличную обувь на голые ноги. Твой прикушенный язык болит.А Артур уволен. Его незавидная работа и та была потеряна, отобрана, вернее даже украдена?— не будь Рэнделла, он бы не шел сейчас бездумно темными переулками с пустой головой и щемящим отчаянием в сердце.Но он шел мимо твоего дома, а ты сидела возле подъезда на земле. Сжимая свои волосы, натягивала их до корней.И так вы пересеклись. Перед тобой возник клоун в потекшем гриме, перед ним?— призрак в саване-ночнушке.Сцепившись взглядами, вы пробуждали друг друга от звонкой тишины в своих сознаниях. Нежелание реагировать сменялось необходимостью:Он не знал, что с тобой делать, с такой?— полуголой на осеннем ветру, нездоровой и сломленной. Ты не знала, нужно ли тебе бежать от него. Ты не знала, куда тебе вообще бежать теперь.Минуты застывали, секунды медлили. Но вот носки его туфель разворачиваются в твою сторону.—?Э-эй? Вы в порядке? Эм…Но ты молчала. Твой язык болел, да и тебе нечего было сказать. Ты между двумя тиранами?— домом и работой?— и ты не можешь солгать так, чтобы тебе поверили. Но он подходил ближе.Его колени подогнулись, и он присел напротив тебя. Рядом с ним упал зеленый клоунский парик.Беспокойство нарастало в его кристально-синих глазах, одна дрожащая рука потянулась к твоему плечу, пальцы неконтролируемо выстукивали по воздуху.И вдруг его сиплое горло издало сдавленный смех. Рука, что тянулась к тебе, резко схватилась за шею, вокруг адамова яблока. Пальцы придавили кожу. И давили все сильнее и сильнее с каждым звуком, вырывающимся наружу.Обняв себя руками, ты слушала эти странные звуки. Едва ли смех, едва ли плачь и уж точно не насмешка.—?П-простите,?— пролепетал он виновато, пытаясь задушить себя. Другой рукой он нарыл что-то в кармане.Дрожь от нервов, дрожь от холода пробивает его руку, и извлеченная карточка падает на землю. Он тянется за ней и соприкасается с твоей рукой.Он отдергивается, а ты читаешь. На карточке объяснения, на карточке извинения за свою болезнь, за свой неконтролируемый смех. Вы снова пересекаетесь взглядами.—?Меня называют мадмуазель Нуар,?— шепчешь ты тусклым голосом,?— и, как видите, я не смеюсь, не улыбаюсь, не живу… —?продолжаешь ты виновато.И между вами рождается понимание. У него на губах мучительно растянутая улыбка, у тебя?— каменная горизонтальная трещина. Но глаза смотрят друг в друга одинаково.***Круг разорвался.Домой возвращаться не надо, потому что хозяин больше не ждет тебя, французов больше нет, чтобы докучать тебе, вечеров бояться больше не нужно, потому что у тебя кухонный окровавленный нож в руках, на улицах уже совсем не темно, потому что Готэм горит сегодня.Ты проходишь мимо переулка, в котором погибают Томас и Марта Уэйн.Король умер.Ты просачиваешься в клоунское столпотворение, ходишь по чужим ногам, но и тебе и остальным все равно?— все смотрят на Джокера, танцующего на полицейской машине.И вдруг он ловит твой взгляд.Узнаёт.Протягивает приглашающую руку.Да здравствует король!