Ибо так велико искушение (1/1)
Храм будто заморозили изнутри. Время здесь остановилось. Мельком растворилось во мраке звонкое эхо только что захлопнутой двери. И тут же молодого священника оглушила тишина, так противно давящая на разум. Тело оцепенело, словно его парализовало взрывной волной. Что сейчас произошло? Откуда взялось это тягучее чувство, будто увязаешь в зыбучих песках? Оно окутывает, обволакивает, не дает возможности двинуться, и всё словно проваливается вниз в самое чрево бездны. Влажные губы неистово горели, а во рту осталось терпкое чувство от чужого языка. В таком состоянии вообще не возможно было хоть что-нибудь понять. Как это вышло? Было ли ему приятно? Хотелось ли вообще думать об этом?
Ноги Виктора неожиданно стали ватными. Виктор плюхнулся на скамью, откинув голову. Как это понимать? И что теперь делать? Так много вопросов и совершенный вакуум в голове, не дающий ответ ни на что.
Становилось душно. Святой отец вышел на улицу. Порывисто дул ветер, срывая с листьев еще не высохшие дождевые капли. Раздраженно шелестели деревья, цепляясь тонкими ветвями друг за друга. В голове мужчины сейчас шумело точно так же. Влажный ветер приятно покусывал лицо. В воздухе пахло свежестью. Отец Виктор присел на краешек мокрой скамейки, надеясь, что ветер освежит его голову и хоть что-то станет ясным.Всё-таки мужчина всё это время играл с огнем. Говорят, предупрежден – вооружен, но Виктор, будучи предупрежденным, подпустил мальчишку к себе слишком близко и даже сам в чем-то поспособствовал такому развитию событий. Не стоило этого делать. Не стоило так печься и переживать о нем. Нужно было быть хоть чуточку холоднее. Но этот мальчик. Его голос. Эти совершенно изумрудные глаза. Такие манящие и сжигающие своим неестественным цветом. Тепло, исходящее от его тела. Всё-таки это было дорого Виктору. Может, на таком отношении к мальчику сказалась наивная доброта священника, а, может, скудное общение с внешним миром? Он давно уже не открывался людям и ко всем относился одинаково. Но Мэт… он, наверное, действительно зацепил мужчину. Интересно, чем? Ориентацией? Нет, скорее своей откровенностью. Парень даже эмоций своих не скрывал, не то, чтобы не умел, он даже не пытался. Из его уст всё звучало совершенно чисто, не обложено паутиной лжи, обмана и преувеличений. Всё было так, как есть. Даже самые грязные вещи он рассказывал так открыто, что об отвращении даже речи идти не могло.
Мэт. Каким беспечным и беззащитным ты иногда выглядел. Особенно тогда. Даже сейчас в голове всплывает страшная картина. Исхудалое тело всё в побоях и синяках. Как же тогда бурлило в Викторе желание просто заживо зарыть того урода, что сделал с это с пареньком. В тот момент он утерял трезвость мысли, выпустив на волю шквал эмоций. Как-то это совершенно не в его стиле. Мэтью изменил мужчину, вызвав в нем те эмоции, которые он в последний раз испытывал, будучи еще школьником. Наверное, для священника это плохо. Однако, так надоело смотреть на эти без эмоциональные маски, которые понатягивали на себя люди. В них, будто совсем не осталось души. Ни грамма.
Все-таки права была та бабенка. Виктор был еще молод для того, что бы быть священником. Сейчас занятие, которое всегда приносило удовольствие, казалось совершенно удручающим. Было ощущение, что кусок детства просто жестоко выдрали из его памяти. Столько всего существует в этом мире, а онс раннего возраста привязал себя к иконам.Нет. Эти мысли. Они отравляют разум. Будто змей – искуситель пробрался в голову святого отца, рассадив по углам рассаду сорняков, истребляющих всё святое.
С Мэтом наверняка происходит то же самое. Сатана ищет себе рабов, искушая прислужников Божьих. Всё что остается – молиться. Только молитвы спасут наши грешные души.
Отец Виктор глубоко вздохнул и прислушался к шуму деревьев. Они шуршат о чем-то своём, совершенно неведомом человеку. ?Интересно, вернется ли он? - вместе с шорохом листьев пронеслось в мыслях священника.
Что-то не так. Что-то явно не так. Вроде всё на месте, но чего-то явно не хватает. Это ощущение уже так знакомо. Когда Мэт исчез, оно уже приходила к священнику. Но сейчас досадное чувство было приправлено чем-то еще. Горечь и этот противный ком в горле, который никак не проглотить. Не было того волнения, что в прошлый раз, в груди осталась лишь черная дыра, поглощающая надежду. Он, наверное, уже не придет. Этот испуганный и растерянный взгляд.
Виктор, снова затерялся в собственных мыслях, от которых почему-то навалилась усталость. Полу прикрытые глаза исследовали высокий потолок и мужчина, словно, забыл, как дышать, расправлять лёгкие просто не хотелось. Он весь пуст. Полностью. В нем нет ни частички кислорода. Жаль, что это удовольствие не может длиться вечно. Как будто между жизнью и смертью. Священник лениво вздохнул, снова коснувшись своих уже холодных губ. Вязкое чувство во рту, наконец, пропало. Только легче не стало. Совсем, даже наоборот. Тёплое тягучее чувство куда-то исчезло. Всё-таки было что-то в этом приятное.- Господь. Ты ведь слышишь каждое наше слово. Видишь каждый наш поступок. Спаси его душу. Возьми его под крыло своё, не отдавай в лапы кромешной тьме, всепоглощающей. Аминь.* * *Солнечные лучи прорезали серое утреннее небо, всё еще застланное густыми облаками. Чуть поблескивала на траве густая роса. Ранние пташки уже вовсю стрекотали свои чудные свирели. Такое свежее утро, открывающее надежду на что-то хорошее. Однако за всю ночь Виктор почти не сомкнул глаз. Разум обволакивали тревожные мысли, предвещающие мрачное и полное отчаяния настроения. Тело сковывала усталость. Ноги, будто налитые свинцом, едва отрывались от влажного асфальта.
Скрипнула тяжелая дверь храма. Пусто. А, собственно, что он надеялся увидеть? Мэта, мирно спящего на мягкой скамье? Какая глупость. Тихо ухмыльнувшись собственным мыслям, священник, трижды перекрестившись, подошел к иконе Иисуса.
- Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день - и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. – Виктор присел на скамью - Ибо так велико оно… искушение.Потолок плавно уходил куда-то вдаль, оставляя за собой ощущение падения в никуда. Святой отец и сам не заметил, как погрузился в глубокий сон.