1 часть (1/1)
У Тончика ОПГ – банда гопарей, живут в чьей-то квартире – выдали одному детдомовскому, комнаты две: одна большой зал, где вповалку матрасы, стулья и парочка столов, другая меньше – комната Тончика. Когда за ним закрывается дверь, туда уважительно не заходят, не беспокоят, не зовут и не орут. Особо зарвавшихся, пьяно и нагло порывающихся пролезть с криками "а чё а чё ему всё нам ничё", осаживают свои же – оттаскивают, увещевают. Зарвавшихся до самых краёв бьют в живот точным ударом. Для этих сам Толя выходит с битой наперевес – ?второго шанса у тебя уже не будет? – и тычок в солнышко. Если не сработает, значит необучаемый, таких рядом с собой не держит. На улицах одно правило: смотри, слушай, внимай – учись быстро, потому что ошибка равно смерть. Когда с Лало сблизились, не без терний, не без слома въевшихся под кожу стереотипов, понятий, взглядов, с осознанием, что оба бельмо для внешне ?правильного? общества – хотело бы избавиться, да всё же часть тебя – Толя часто у него в посёлке оставался, в просторном доме. Полумрак и пряные ароматы, ковры, ткани, широкая кровать. Если засыпал, пока ждал Лало, то непременно на узкой тахте, зажавшись. Потом его, не до конца проснувшегося, ласковые руки вели в тепло кровати, Ло с придыханием ласкал и словами на ушко, правильными, честными, спокойными – безопасными, и Тончик расслаблялся наконец в этой мягкости.Ещё, конечно, курили, после тяжелых совместных дел, когда зажимали с двух сторон разными методами. Сидели в ванне друг напротив друга и напряжение постепенно отдавалось горячей воде, улыбались широкими скалистыми улыбками и блестели глазами, передавая и глубоко затягиваясь, заводились и любили потом друг друга размеренно и тягуче – время растягивалось в жвачку –моментами отчаянно, выпуская наружу отголоски деловой взвинченности.Малиновский и Алик к себе в дом привозили сами, когда оступался и тяжело и ядовито корил себя за просчёты, когда кто-то погибал из его большой уличной семьи. И тогда эти двое хоть на день забирали из рук не по годам взятую ответственность старшего за младших.В огромном джипе Малины, в строгом массивном доме Алика, между этими двумя мужчинами, он уменьшался, рассеивался, пересобирался в конце концов. Они принимали его всего, как ребёнка принимают такого, какой есть.Альберт слушал в звенящей тишине комнаты, сидя в кресле с какими-то вензелями, прижимал к плечу, когда горячие слёзы наконец с трудом выплёскивались. Малиновский подставлялся, позволял и лицом, в каком-то забвении, тереться об его широкую грудь, и придушивать, когда Толя сидел сверху на его члене. Выжирал взглядом из глаз Тончика всю его бессильную ярость, тупую беспомощность, с пониманием, потому что сам прошел через многое. Алик в этот момент целовал спину, плечи, загривок, методично гладил по голове, проезжаясь по коже длинными пальцами. В конце крепко вжимал в себя. Тончик засыпал между ними, зажатый телами, они обнимали его, переплетаясь пальцами, смотрели друг на друга, понимая без слов, что в такие моменты становятся ещё ближе. Потом шли в душ, и Альберт так изящно выгибался под Малиновским, опираясь головой в плечо, и оба молча благодарили, что есть друг у друга.