Наша гордость // Лэрд Мейхью (1/1)

—?Она задавала самые сложные вопросы. Сначала ты играешь во всякие там симуляторы жизни, в которых кроишь и вытягиваешь парня мечты: чтобы высокий, сильный, в обтягивающих одеждах; тыкаешь на него всеми возможными дополнениями, чтобы модная прическа и тату по всему цифровому телу?— развлекаешься, во всем этом плескаешься, заполняя память компьютера ненужными сохранениями?— а потом обнаруживаешься себя рядом с таким. Или, что, наверное, хуже, себя находишь, проснувшись однажды, рядом с создателем такой вот игры. —?Эй, солнце! В комнате с десяток странных, ей незнакомых людей: сидят, щелкают клавишами и переключателями; измеряют какие-то там производительности, фиксируют скорости прохода информации по полупрозрачным проводам?— разрабатывают, программируют, прописывают. Лэйд отрывается от собственного экрана?— тот, что нездорово здоровый: во всю стену,?— подходит, целует: всегда бесстыдно, глубоко и горячо, завладевая разом ртом и сознанием. —?Ты сегодня ранняя пташка? На часах переваливает за полдень. Она улыбается, поправляет сползающую с плеч майку, машет присутствующим?— и кто-то даже отвечает приветствием, оторвавшись от цифр и пикселей. —?У меня для тебя сюрприз. Только это на Рождество, ладэс? Его сюрпризы?— пиньяты: цветастые, пушистые и прикольный формы какого-нибудь доброжелательного животного; но ты никогда не знаешь, что внутри. —?Я просто уже не могу терпеть. Он подводит ее к огромному?— попросту дикому в своих размерах,?— монитору, что-то кому-то говорит, толкает речь; она не слушает, потому что смотрит на его острые лопатки, движущиеся среди волн натренированных мышц, перекатывающихся от каждого взмаха рукой и сокращающихся, когда он ударяет ребром одной ладони о другую; и на то, как напрягаются его плечи, когда он отбивает кому-то пять; и на то?— на то, на се… На всякое?— черт возьми?— разное. Смотрит, вспоминает стоп-кадры минувшей ночи: где он, гибкий и горячий, смеется, размещая собственные бедра меж ее ног, и что-то говорит, переходит на хриплый шепот?— и все так хорошо, правильно и замечательно, что думать больше ни о чем, кроме него самого, толком и не хочется, хоть иногда и приходится; приходится, потому что… Как выразился как-то ее отец, только узнав обо всем происходящем?— узнав из таблоидов, потому что ей и в голову бы не пришло вот так новость вываливать?— без подстраховки; сказал, что?— как там??—?она ?пошла в престижный колледж?, а ?этот вот?— пошел по наклонной?. Потом Лэйд к ней оборачивается, улыбается?— и все мысли: приятные и не самые светлые,?— улетучиваются напрочь; ворох стертых из ее оперативной памяти данных. —?Готова? Нет. Никогда рядом с ним себя готовой не чувствует. Но кивает, и он, тоже кому-то в сторону кивнув, разворачивает ее лицом к монитору, мягко обхватив ладонями плечи. Из пикселей и квадратов собирается она?— умещается посреди темного экрана, подпрыгивает, отзываясь на команды клавиш и рычажков джойстика. Сбоку пробегают строчки с параметрами, характеристиками, статами; меняются наряды и образы, эмоции, отраженные в прописанном коде. Кто-то спрашивает о лимитированности, о донате, о том, сколько надо будет исполнить ежедневных миссий, чтобы получить этого персонажа; спрашивают о том, войдет ли она в пакет праздничного ивента?— всякое спрашивают, разным интересуются. А она стоит, смотрит на себя, скачущую по экрану, и улыбается. —?Нравится? Улыбается?— папа сказал бы, что он ее оцифровал. —?Я очень хотел, чтобы ты была прям прорисованной. Сказал бы, что Лэйд собирается продавать ее за пятнадцать баксов в месяц?— подписка на лимитированные боксы, которые можно открывать в главном меню игры, надеясь на эксклюзив. Лэйд, концентрированное волнение, кладет голову ей на плечо, сильно нагнувшись; обнимает ее за талию, пытаясь в дыхании и жестах угадать?— прочитать,?— реакцию тела. —?Нравится. —?Честно? —?Честно. И правда?— честно. Она покачивается в том ритме, который он задает, едва ощутимо навалившись со спины; чувствует рассыпающиеся по плечам поцелуи и смеется на каждый?— все ей, конечно, нравится. Иначе было бы странно с таким связываться?— если не готова, что к Рождеству он выпустит модельку персонажа с твоим лицом и телом. Если не готова, что на какую-нибудь там дату отношений, он, только проснувшийся, решит свалить от всего мира?— и вертолет уже на низком старте. Собственное, таящееся внутри желание внести в цифровой праздник что-то традиционное она реализует, ускользнув из дома и разгуливая по многолюдным рядам всяких маркетов?— тех, что большие, стеклянные, светлые и с обманчивыми акциями; перебирает сваленные в объемные корзины мягкие игрушки, пледы, подушки под внимательным взглядом сопровождающего ее человека, которого Лэйд всегда просит?— словами и деньгами, которые перечисляет ему в качестве зарплаты,?— ходить с ней и таскать сумки, и следить, чтобы ничего из ряда вон выходящего не случилось. Короче, пытается окунуться в теплое детское ощущение грядущего светлого?— снежного, пахнущего какао и корицей. Находит набор стилизованных елочных игрушек и усмехается?— странно обнаруживает в уголках глаз блестящие холодные слезы, тут же их смахнув; задумывается, что, вероятно, елка у них тоже будет цифровая. Она возвращается домой ближе к вечеру; наслаждается проносящимися мимо окон черной быстрой машины пейзажами?— мягкими, холодными, белыми-белыми. В прихожей стаскивает с плеч шарф и куртку, ссыпая с ткани снег прямо на пол, и, окрыленная ощущением приближающейся праздничной ночи, несется к нему в кабинет, но замирает, едва оказавшаяся в зале?— там, где камин, уютные диваны странных, чересчур современных форм, столики, шкафы и полки?— и елка. Суждение было спешное?— суждение оказалось ошибочным.

Большая, под самый потолок; пушистая. Такая, о которой в детстве только мечтаешь. Стоит, растопырив ярко-зеленые лапы в разные стороны; пахнет свежо и маслянисто. Острой колючей верхушкой смотрит на Лэйда, который все пытается с ней в одиночку сражаться, нанизывая на колкие веточки блестящие крупные шары и цепляя мелких золотистых птичек, витых из тончайшей проволоки. Лэйд оборачивается, улыбается, раскрывает объятия?— что-то там говорит о том, что очень-очень пытался успеть, но даже рад, что не вышло, потому что вроде как есть какая-то там семейная традиция?— вместе украшать рождественское дерево. Говорит и лишь едва уловимо сбивается с ритма, когда она к нему подбегает, прыгая в распахнутую негу близости, ногами обхватывая напряженный крепкий торс. Говорит. Елка пахнет изумительно?— так, что слезятся глаза и щиплет в носу; так, что вспоминаешь себя маленькой и чуткой, до самого рассвета не спящей, чтобы непременно уловить тяжелый шаг того, кто приносит в мешке подарки, пробравшись через дымоход, которого в доме нет?— но ты веришь, потому что это устоявшийся образ; потому что по-другому просто не представляется. Говорит, легко ее кружит. Говорит о празднике, о традициях, о том, что пытался чего-то там… О любви. Под скинутой на пол в прихожей одеждой уже натекла большая лужица талого снега; с подошвы ботинок, тоже оставленных где-то там, ползут по белому мраморному полу змейки грязи; шуршат пакеты, в которых что-то смещается. Пахнет горькими цитрусами, шоколадными конфетами и горячим молоком. В большой бумажный сверток заботливо упакован продавщицей, лицо которой покрыто мелкими мягкими морщинками; она, заворачивая и закрепляя все это ярко-красным бантом, говорила что-то светлое, теплое и очень-очень хорошее; упакован тот самый набор стилизованных игрушек?— таких, будто ты достала их с чердака и крайне осторожно несешь маме, потому что они хрупкие?— стеклянные; такие, что помнят еще детство твоих родителей. Лэйд говорит о чем-то еще, но она, все еще на него навалившаяся и укутанная в крепкие объятия, думает только о тех самых игрушках, которые после?— через пару минуточек,?— обязательно развернет, и они вдвоем решат, где и что будет лучше смотреться. Думает; это все, собственно, не так уж и важно. Дело не в игрушках, не в пахнущей терпким смолитстым елке?— даже не в том, что и сам Лэйд, крепкая шея которого заметно отдает сладким горячим шоколадом; таким, который еще с зефиром и стружкой корицы; что и сам Лэйд пахнет с ног до головы Рождеством, которое ее отец окрестил бы правильным?— пахнет так, что сносит крышу и хочется даже укусить, чтобы проверить, что он не обернутая в блестящую фольгу шоколадная фигурка. Дело не во всем этом, потому что к чертям все?— происходящее неважно, пока он рядом. Он мог бы оцифровать Рождество, мог бы обменять на нули и единицы каждую иголку большущей пушистой елки?— мог бы просто забить или забыть; и это тоже было бы неважным: она встретила бы яркое праздничное утро под его боком, глазеющая в экран и наблюдающая за мониторами. Что угодно, пока он рядом и говорит о любви.