оправдание (1/1)

Разница между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом три часа, но именно эти три часа сводят организм с ума. Я проснулась ровно в девять часов утра, хотя раньше за мной такого не наблюдалось, отдохнувшая и выспавшаяся. Но что самое приятное – в мягкой теплой постельке, что меня несказанно удивило и обрадовало – всё-таки, у моего престарего дядюшки есть капля жалости, раз он не оставил меня спать в гараже. Нехотя встав с кровати, я сладко потянулась. Ну-с, пора на разведку. Даже не расчесав космы, я вышла в светлый коридор, и на ходу одергивая короткие шорты, пошла к лестнице. Вообще,как и большинство эшелоновцев, о доме Джареда я имела довольно размытое представление, сложившееся по фото и вёрту – студия, маленькая кухонька, широкая лестница с черными перилами и куча всякого хлама. Но, увидев всё собственными глазами, я поняла, что на обследование всего дома мне понадобиться намного больше времени, чем на знакомство с городом Ангелов.- Какой высокий, - пробормотала я, задрав голову, и рассматривая белоснежный потолок. – Ай, черт! – мой несчастный мизинчик врезался в белую скульптуру женщины, голую, и стоящую на коленях. На её голове был надет головной убор римского легионера. Ага, знакомая вещь, видели на фотках.Прихрамывая, я спустилась вниз, и замерла, с коварной улыбочкой уставившись на пианино, стоящее у стены. Кожаный пуфик тихо пукнул подмоей задницей, и я сконфужено съежилась от этого звука, чуть не эхом разнесшегосяпо гостиной.Когда мне было тринадцать, Рид отдал меня в музыкальную школу, которую я ненавидела. Или я просто терпеть не могла мою училку, миссис Томпсон, которая била меня указкой по рукам, когда я путала ноты. Через год я бросила музыкалку, обматерив старую каргу при всем классе, но нежные чувства к пианино и классической музыке остались навсегда. Открыв крышку, я провела пальцем по черно-белым клавишам, вспоминая боль и унижения, которые пережила, когда овладевала игрой на этом инструменте. Было ли это зря?Тихие звуки вступления Алиби разнеслись по комнате, и немного осмелев, я заиграла громче, гордо выпрямив спину, и закусив губу.Всегда любила эту песню, засыпала под неё ночами и плакала, когда Рид уезжал, и я оставалась одна. Казалось, ноты всегда были в моей голове, хотя нет, их знал не мой разум, а руки, летающие над клавишами. Губы беззвучно шевелились, напевая слова.Выдохнув, я опустила руки, и мелодия резко оборвалась, я снова сгорбилась, а пальцы пульсировали, словно от боли. Сколько я уже не играла? Лет пять, может, больше.Позади меня раздались одинокие аплодисменты, и вздрогнув, я обернулась – кривозубо улыбаясь, на диване сидел Томо в клетчатой рубашке, и усердно хлопал мне.- Привет, - осторожно поздоровалась я, приглаживая вихрь у виска.- Привет. Отлично играешь. Ты ведь Джесси?- Да, - я не стала поправлять его по поводу моего имени. – А ты Томо?- Как ты догадалась? – широкая ухмылка промелькнула в кустистой бороде.- О, у меня очень острый ум, - отозвалась я, и немного помолчав, доверительным тоном добавила. – От отца достался.Томо весело фыркнул, ненавязчиво разглядывая меня. Я отнеслась к этому спокойно, потому что понимаю его шок – взрослая дочь Джареда, который завещал заводить лишь внуков и ручных инопланетян.- Мелкая, ты уже проснулась? – в дверном проеме появился Шеннон с кружкой кофе и печеньем. – Ну, спасибо тебе, я проспорил Джею, что ты будешь спать минимум до вечера.- На что хоть спорили? – поинтересовалась я.- На три пинка, - горько ответил он, завалившись рядом с хорватом. – Бедный мой зад.- Ничего страшного, ему полезно, - хмыкнул Томо.Шеннон засопел:- Я тебя сейчас кофе оболью, лицо неопределенной национальности.- Он холодный, - парировал Томо, но на всякий случай отодвинулся от кофейного маньяка подальше.- А где мой дорогой папулька?- В студии, вокал записывает, - ответил Шеннон с полным ртом, задорно хрустя печеньками. – Сказал, что готовит нам сюрприз и всех выгнал.- А все – это вы двое? – я вздернула брови.- Ага, ну сейчас ещё народ подтянется, - Томо пихнул под ребра моего дядю, который в этот момент как раз пил из кружки.- Хорват, сука! – заорал Шеннон, осматривая мокрое пятно на груди, в котором набухали крошки. – Это уже третья футболка за сегодня!Мы с Томо рассмеялись, пока Шеннон, насупившись, сверлил нас псевдогрознымвзглядом, но не выдержал, и заржал сам.- Прекратить истерику! – перед нами предстал хмурый Джаред, весь такой серьёзный и собранный, скрестив руки на груди. Но куцый хвостик на макушке и рваная на вороте широкая кофта, совсем не вязались с его образом эдакой воспитки, и мы трое залились ещё громче.Настали суровые рабочие будни. Ну, слово будни подразумевает что-то скучное и однообразное, а в доме Джареда всегда царили кипишь и кавардак. Огромное количество людей сменяли друг друга так быстро, что я не успевала запоминать их имена, зато мое знали все, и похоже, большая часть вообще не понимала, что я здесь делаю. Томо и Шеннон редко сидели на месте – записав свою часть, а это в день в среднем занимало от трех до пяти часов, эти двое носились по всему дому, словно угорелые, снося все на своем пути, включая меня. Иногда в эти потасовки влезала я, и чаще всего все заканчивалось разорванными подушками, синяками, и криками ?Она меня укусила! Братик, твоя ненормальная дочь меня укусила!?.Томо как бы ?случайно? проболтался Джареду, что я умею играть на пианино, и по ночам, когда мы оставались одни, мы с отцом играли дуэтом их новые песни, разучивая ноты, и технику друг друга. Я стала очень мало спать, но этих случайныхнескольких часов сна, мне хватало на полный, энергичный день.Обещанный сайт мне не сделали, и, разозлившись, я выложила в твиттер фотку Шеннона, который сидел за барабанной установкой, и с крайне озабоченным выражением лица, ковырялся в носу. Хохочущий Джаред ретвитнул запись, добавив мне читателей, а Шеннон в отместку кинул моё фото, где я заснула в кресле в студии, а Томо подрисовал мне маркером кошачьи усы и нос. Наши фотобатлытолько радовали Эшелон, которые внимательно следили за любыми новостями из марсолаборатории.С легкой руки Эммы ко мне прилипло новое имя – Джей, и где-то через неделю так меня начали называть все, кроме Томо, который упорно обращался ко мне только Джесси, и мне это даже нравилось.

Это был самый лучший, самый веселый и семейным месяц в моей жизни, не смотря на то, что Джаред часто уезжал на несколько дней. Я никогда не скучала, и не чувствовала себя одинокой.Беда появилась, как гроза среди ясного неба. И имя ей – Аврора.