Часть 6. О Крыме, подростках и еде. (1/2)
Русский проснулся по будильнику. Он был бы не прочь поспать ещё, но у него были дела. Несмотря на то, что их встреча с потенциальными организаторами покушения была лишь в два часа дня, он встал в девять. Нужно было подготовить аппаратуру, оборудование, жучки, почистить оружие, более внимательно изучить содержимое конверта, который ему вручил вчера Увеверли. А то после вчерашнего ужина с Соло, который окончился в начале третьего часа ночи, русский смог только добрести до кровати, раздеться и упасть. Шесть часов на сон, конечно, не предел его мечтаний, но ему достаточно.
Курякин, лёжа в кровати, потянулся всем телом и вытянул руки вверх, благодаря создателя такой огромной кровати, как у него. Он мог потягиваться как угодно и сколько угодно, и ступни ни во что не упирались. Только вот ноги очень неприятно свело. Точнее, мышцы ног. Последние дни были напряжёнными, а Илья и так постоянно пытался куда-нибудь деть свои длинные конечности, и в итоге мышцы часто забивались. Илья сел на постели и с тихим вздохом начал разминать ноги руками, делая себе такой вот персональный массаж. Бёдра и икры болели больше всего, хотя иногда, если он долго сидел в засаде, начинали ныть и колени. "Минусы высокого роста" - со вздохом подумал Илья.Ванная оказалась занята. Курякин подёргал пару раз ручку и вздохнул. Упал на диван в гостиной, ожидая, пока Наполеон выйдет. Он был в одних пижамных штанах, потому что изнывал от жары, но даже этого казалось недостаточно. На глаза попалась балконная дверь, может быть, сквозняк облегчит его существование? Он встал и подошёл к балкону, открывая дверь. За полупрозрачной шторой из тончайшего белоснежного батиста он увидел хаос улицы, пожалуй, даже быстрее, чем услышал. Яркое солнце тоже всё ещё немного ослепляло после сна. Нет, Курякину решительно не хотелось пока окунаться во всю эту суету и движение. Он оставил балконную дверь нараспашку и вернулся к дивану, развалился на нём.Пока он ждал, весь искрутился. Жаркий сухой ветер Стамбула трепал занавеску и не приносил облегчения, лишь обманывая Илью. Русский лежал на животе, подложив под голову небольшую овальную подушку, и одна нога его свешивалась с дивана, касаясь пола, потому что была слишком длинной. Вторую же пришлось подогнуть.
Мысли очень быстро спутались и унесли его в далёкие воспоминания. Такая жара напоминала Крым: август и море, жаркий суховей, горячий песок, запах кипарисов, горы и магнолии. Ещё до всей этой истории с его отцом, когда он был совсем ребёнком, они с родителями каждое лето ездили туда на пару недель. Отец брал отпуск. Они всей семьёй отдыхали, и он не отвечал на звонки и не был уставшим, уделял всё время им с мамой и никогда не говорил о работе. Эти воспоминания - одни из немногих, которые Илья бережно хранил в памяти икоторые не приносили ему боли. В конце концов, ему нужно было хоть несколько светлых моментов, чтобы помнить о том, что у него когда-то была семья.
В памяти отпечаталось одно утро.
Он только проснулся и слышит, как тихо, чтобы не разбудить его, на балконе разговаривают родители. Отец говорит маме, какая она красивая, говорит, что не хочет отсюда уезжать.Илья тоже не хочет. Он помнит, как отец читает маме стихотворение. Илья потом находит его, строчки застывают в памяти.Целую локоть загорелыйИ лба кусочек восковой.Я знаю — он остался белыйПод смуглой прядью золотой.Целую кисть, где от браслетаЕще белеет полоса.Тавриды пламенное летоТворит такие чудеса.Как скоро ты смуглянкой сталаИ к Спасу бедному пришла,Не отрываясь, целовала,А гордою в Москве была.Нам остается только имя —
Чудесный звук, на долгий срок.Прими ж ладонями моимиПересыпаемый песок.*А потом там, за раздуваемой морским ветром шторой, просыпается полуостров, готовясь встречать новый день, призывно шумит самое синее Чёрное море и беспокойно кричат чайки. Осенние дни в Москве, которые начнутся совсем скоро, будут привычно холодными, а ночи туманно-промозглыми, но пока есть отпуск в Крыму, и Илья закрывает глаза, чтобы подремать ещё немного под тихие голоса родителей.В итоге Курякин задремал, провалившись в сон на долгие полчаса. Когда он снова открыл глаза, то увидел всё ту же занавеску, которая покачивалась от сквозняка, и, видимо, именно она и усыпила его, навеяв воспоминания. Полежав так с минуту, он встал, встряхивая головой и прогоняя остатки сна.- Какого чёрта? Ковбой! - сонно удивился Илья, когда и на этот раз дверь ванной оказалась заперта, - ты охренел?! Что ты там делаешь? - стукнул кулаком в дверь, и она жалостливо хрустнула. В ответ приглушённо раздалось что-то вроде "не ломай мебель и чужое имущество, большевик". Однако какого-либо другого ответа он не дождался. А это свидетельствовало о двух вещах. Первая - Соло не было плохо. Вторая - Наполеон — самая настоящая сука. Последнее предположение Курякин озвучил и через пару минут достаточно грубо взломал замок, распахивая дверь и влетая внутрь с чётким желанием вышвырнуть этого американца из ванной.- Большевик, что тебе было непонятно из "занято"? - заломил бровь Наполеон, - а так же в понятии "личное пространство"?Илья закрыл рот, который до этого открыл, чтобы начать ругаться. Слишком вид Наполеона его поразил. Американец лежал в ванной, лицо Соло было покрыто каким-то белым кремом или грязью (Курякин не идентифицировал эту субстанцию). А, и ко всему прочему, Наполеон читал газету. От такой картины Илье даже в туалет резко расхотелось.- Ну, раз уж ты здесь... Доброе утро. Как спалось? - вежливым тоном поинтересовался Наполеон, отворачиваясь от застывшего Ильи и глазами возвращаясь к газете.- Что ты делаешь? - наконец выдавил из себя Илья, делая пару шагов вперёд и прикрывая за собой дверь.- Принимаю ванну, или в СССР вы их используете только для проявления фотографий? У них есть и другое назначение, представляешь? - Соло пришлось всё-таки отложить газету. Он нисколько не смущался, что Курякин застал его в таком виде. Наоборот, смутился Илья, и это было забавно.- А чем так пахнет?- Лавандовое эфирное масло, - ослепительно улыбнулся американец.- Господи, не улыбайся... а на лице-то у тебя что? - тяжело вздохнул Илья, как будто бы на его плечи свалилась вся тяжесть этого мира.- Это крем. Здесь воздух слишком сухой, нужно увлажнение, а то кожа обветрится и начнёт шелушиться. И вообще, это допрос? - насмешливо повёл бровями.- Нет. Просто ты уже тут полчаса торчишь, а мне тоже нужна ванная, ты не один в номере, - проворчал Илья, отворачиваясь от Наполеона. Он подошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение в зеркале. Зевнул.
- Ну, раз уж ты так грубо ворвался сюда, то напоминаю, что здесь есть ещё и душ, - раздался из-за спины голос Соло.
У Курякина не хватало слов, если честно. Поэтому он решил пока просто умыться, но это оказалось не так просто. Раковина была заставлена банными принадлежностями Наполеона. Рядом на полке стояла ярко-красная косметичка, из которой всё это барахло и появилось, как догадался русский.
- Это всё твоё? - Илья был уверен, что Соло поймёт, что он имеет в виду.- М-м-м? Да, конечно.- И ты всё это используешь?- Угу.- Ты хуже бабы, ковбой, - покачал головой Илья, руками упираясь по краям раковины. Через несколько секунд о его плечо ударилось что-то совсем мягкое и, перескочив через Курякина, упало в раковину. Это оказалась жёлтая губка. Илья взял её в руки, рассматривая: с одной стороны она была мягкой, а с другой жёсткой. Правда, пахла достаточно приятно - лавандой. Впрочем, это не спасло бедную губку от полёта куда-то в сторону. Стараясь не задеть все принадлежности Наполеона, Илья открыл кран и начал умываться ледяной водой. Капельки влаги попадали на плечи и волосы Ильи. Голова даже немного прояснилась после того, как он на полчаса вырубился на диване. Остатки сонливости прошли, и он сладко потянулся, хрустнув позвонками.- Ну прямо медведь после спячки, - прокомментировал Соло, рассматривая стройную спину Ильи. Его нельзя было назвать накаченным, но когда русский поднял руки, потягиваясь, Соло отчётливо различил все мышцы, в которых и скрывалась смертельная угроза любому, кто не угодит КГБ-шнику.Илья не ответил, вместо этого принялся чистить зубы. В арсенале русского была всего-то зубная щётка, бритва и... всё остальное относилось к категории "аптечка". Поэтому сейчас Илья принялся рассматривать тюбики Наполеона. В основном в названиях фигурировало слово "крем", а затем через тире ещё несколько непонятных. Правда, на некоторых всё было написано по-итальянски, очевидно, Соло закупился, когда они были в Риме. И когда успел? Курякин взял в руки круглую тонкую коробочку, рассматривая. Посередине была надпись "Cream Puff" а чуть выше "Maxfactor"**, видимо, марка.
- Хватит копаться в моих вещах, большевик! - возмутился Наполеон, и раздался не менее возмущённый плеск воды.- Что это? - со щёткой в зубах и из-за этого с ещё более сильным акцентом, Курякин повернулся и продемонстрировал Соло свою находку. Тот вздохнул.- Тональная крем-пудра, - сквозь зубы ответил Наполеон.- Она же женская! Зачем? - Илья умудрялся говорить и чистить зубы одновременно.- Большевик, ну что ты за человек, а? - Соло поднялся из ванны, - Подай лучше полотенце.Илья прекратил чистить зубы и отвёл взгляд на плитку за спиной Соло. А потом начал искать глазами полотенце, о котором просил Наполеон.
- Спасибо, - американец принял полотенце и, обмотав им бёдра, вылез из ванны, спуская из неё воду, - видишь ли, большевик, я работаю в основном либо руками, либо лицом. Половина заданий на воровство, половина на соблазнение. А богатые дамочки не очень-то обрадуются, обнаружив на моём теле синяки, не говоря уже о лице. Шрамы и всё прочее украшают разве что тебя, Курякин, - Соло рукой отодвинул Илью и подошёл к раковине, смыть крем с лица.- Ковбой, ты только что назвал меня настоящим мужчиной, а себя исключил из этого понятия, - Курякин окончательно потерял интерес к зубной щётке во рту и за ненадобностью вынул её, - хотя да, с этим, - он поднял руку с пудрой, демонстрируя её Соло через отражение в зеркале, - тебя скорее можно отнести к категории настоящей женщины.Илья увидел, как спина и плечи Соло напряглись, а затем расслабились. Наполеон обернулся с совершенно очаровательной улыбкой и выхватил у Ильи свою пудру.- Могу я попросить тебя, как настоящего мужчину, покинуть эту уборную? Конечно же, если ты джентльмен.
- Ну, ковбой... - отчего-то обиженно протянул Курякин.- Я освобожу ванную через десять минут, - Соло сложил руки на груди.- А мне нужна всего минута, - Илья отодвинул американца, прополоскал рот и вышел, хлопнув дверью.- Пришёл, выломал замок, перелапал все мои вещи, оскорбил, обиделся и ушёл, хлопнув дверью, - обратился к своему отражению Соло, пытаясь выстроить логику Ильи, - русские... - взялся за бритву.***- Mudak, - русский злился. Наполеон окончательно "разбудил" его, и теперь шумная улица не казалась Илье чем-то слишком ужасным. Он вышел на балкон, щурясь на солнце. Босые ноги обжигало теплом нагревшейся на солнце плитки. Сильный порыв ветра приятно холодил кожу в тех местах, где ещё не успели высохнуть капельки воды после умывания. Илья осмотрелся: балкон был раза в два или три меньше, чем тот, что был в Риме. Хотя ничего не мешало небольшому столику и двум аккуратным креслам свободно расположиться на нём, даже оставив ещё место.
Илья облокотился о железные перила и чуть согнулся в пояснице, рассматривая происходящее внизу. Стамбул казался ему очень эгоистичным городом, потому что все в нём существовали, исходя только из личных интересов. Пешеходов никак не интересовали сотни мопедов, которые пытались проехать по той же улице, что и они. Никто никого не пропускал, но, к удивлению Ильи, вся эта разношёрстная толпа каким-то чудесным образом продолжала стихийно передвигаться в сотне направлений. Слышались ругательства, крики и сигналы машин, но не было драк, беспорядков или чего-то подобного. Курякина это не переставало поражать. Он хмыкнул и поднял глаза выше, окидывая взглядом Стамбульские крыши. Где-то рядом сверкала лазурью тонкая полоса бухты, но панорамы всё равно не выходило.
Илья выпрямился, поворачиваясь, и теперь уже поясницей облокачивался о решётку. Он слегка запрокинул голову, подставляя лицо турецкому солнцу. Разомкнуть веки в таком положении означало бы ослепнуть, но Илья и не стремился открывать глаза. Гам улицы и жар солнца смешались, обрушившись на русского. Однако это привело скорее к положительному результату. Абсолютно внезапно лучи начали не жечь, а греть лицо Ильи, шум не раздражал, а скорее убаюкивал, как море.