1 часть (1/1)

Башня Мстителей слывёт средоточием колорита на любой вкус и цвет: тут тебе и наёмные убийцы, и столетние девственники, и настоящий скандинавский бог — в общем, жизнь Тони Старка нельзя назвать скучной. Лёгкой тоже не назовешь.Приходится привыкать к странным вещам: например, к Наташе, возникающей за спиной и доводящей до сердечного приступа обычным ?привет?. Или к Клинту, который упорно вьёт гнёзда в вентиляции и любит спать с открытыми глазами. Или к Барнсу — с его мрачной, но сексуальной энергетикой, не поддающейся логике. Кстати, последнее труднее всего, потому что Тони вроде как на него запал (нет, серьёзно, вы видели эти бугры мышц? А серые глаза и растрёпанные, как после секса, волосы? А руку — о боже, блядь, вы видели металлическую руку? Святые небеса, она великолепна). Но сейчас не об этом. Космос, пришельцы, магия, странные соседи… Короче говоря, с таким весельем Тони уверен, что ?удивляться? — не про него. Наивный. Ничему жизнь не учит.***Стоит утро понедельника.(— Три часа пополудни, сэр. — Не будь занудой, Джарвис, когда проснулся, тогда и утро)Тони забредает на кухню, подслеповато щурясь: без привычной дозы кофеина он почти беспомощен, а его айкью находится на уровне, опасно близком к кретинизму. Стив уже здесь: допивает бутылку воды и кивает в знак приветствия, пока Тони колдует над кофемашиной (единственный вид магии, который он готов признать).— И во сколько ты лёг? — спрашивает Стив, словно они недавно прервали разговор и теперь решили продолжить. — Сегодня, — расплывчато отвечает Тони. Он склоняется к тумбе и взглядом маньяка следит за наполняющейся чашкой. На губах Стива играет мягкая улыбка:— Ты похож на ребёнка в океанариуме, знаешь? Который вот-вот навалится на стекло, лишь бы получше всё рассмотреть.Тони оборачивается, готовый выдать оскорбляющую остроту (других с утра не бывает, уж извините), но в комнату заходит Барнс.Барнс — в разноцветной, радужной… Что это, блядь, такое?— Что это, блядь, такое? — повторяет Тони мысленный вопрос, забивая на поджатые губы Стива (обсценный целибат подождёт). — Пижама?— Не совсем. Кигуруми, — отвечает Барнс, чинно шествуя к холодильнику. — В виде единорога.Тони продолжает смотреть на пятнисто-радужный костюм, у которого имеется капюшон с миленькими ушами и плюшевым рогом прямо посередине. Барнс поворачивается спиной, открывая вид на крошечный, как у зайца, хвостик. Ебануться. Ещё несколько секунд проходят в полном молчании, затем раздаётся писк кофемашины. Тони на автомате хватает чашку и делает большой глоток, но тут же обжигается и шипит.— Если единороги подобны лошадям, — задумчиво говорит Стив, оглядывая яркий прикид, — почему у тебя такой короткий хвост? — Он длинный, — отвечает Барнс. Пальцы сжимают упаковку молока, бедро толкает дверцу холодильника. — Просто спереди.Ах ты ж ёбаный ты нахуй. Тони второй раз за минуту давится кофе, пока Стив возмущённо пыхтит:— Баки! Тот лишь смеётся хриплым, низким смехом, от которого у любого нормального человека табун мурашек снимется с места и перекочует в пах. Не то чтобы Тони был знаком с мурашками в этой части тела, но метафора казалась ему подходящей. Он смотрит на Барнса, который отвинчивает крышку и пьёт прямо из картонного пакета, и старательно не замечает, как двигается кадык на мощной, открытой шее. Пара белых капель стекает из уголка рта, и розовый язык тут же их ловит, делая губы блестящими, влажными. Если сердце Тони сбивается с ритма, то его можно понять.— Блядь, — ворчит Барнс, утирая подбородок тыльной стороной ладони, — испачкался. Его пальцы отряхивают и без того чистое… чистую… какого это, нахуй, рода? В общем, и без того чистый комбинезон, дёргают молнию и тянут собачку вниз, обнажая ключицы. Тони чувствует себя героем порно, снятого лютым шизофреником, потому что горячий парень, одетый хуже детсадовца — либо плод больного воображения, либо дань новомодным кинкам, от которых он (временно) отстал. — Откуда у тебя эта срань? — спрашивает Тони, ставя пустую чашку на кухонную тумбу и следя, как Барнс возвращает молоко в холодильник. — Клинт подарил. Хотел поржать, но мне понравилось, так что план провалился. Впрочем, как и все планы Клинта. Стив улыбается и качает головой, упираясь бедром в спинку задвинутого стула:— Ты всё равно выглядишь забавно. Даже мило.— Мило? — Барнс морщится в притворном оскорблении. — Да как ты смеешь!Тони наблюдает за их шутливой перепалкой, но мысли витают где-то далеко отсюда. В голове крутится один-единственный вопрос: как человек в радужной пижаме единорога с ушами, блядь, и хвостом может оставаться таким горячим? Сочетание ярких красок и сурового, даже мрачного лица должно выглядеть смехотворно, однако не выглядит. Хочется подойти и нырнуть в плюшевые объятия, чтобы ощутить контраст между пушистой синтетикой и скрытыми под ней мышцами.— А ты что думаешь, Старк? — спрашивает вдруг Барнс, вырывая Тони из порочного круга фантазий. Он по-совиному моргает:— Думаю о чём?Барнс склоняет голову набок — капюшон при этом наползает на его брови — и усмехается как мальчишка:— Обо мне.Верхние зубы обнажены: белые, ровные, с малость длинноватыми клыками — они настолько красивые, что это кажется грехом. Тони, не в силах выйти из транса и перестать пялиться на его улыбку, хрипит:— Горяч как Ад.Губы тянутся ещё шире, и только тогда Тони понимает, что именно он сказал. Блядь. Чёртов Барнс в своем нелепом прикиде плохо действует на его адекватность, в труху стирая фильтр между мозгом и языком.— Ладно, развлекайтесь, детки, а мне пора работать, — говорит Тони, спешно выметаясь из кухни. Он почти готов услышать смех вдогонку, но ничего не происходит. Спасибо и на том.***Киновечер среды начинается как обычно. Вообще, Мстители хотели выбрать вторник, но Люди Икс с пеной у рта доказывали, что этот день уже занят: по вторникам у профессора Икс и Магнето какие-то важные личные дела. Америку нельзя оставлять без внимания двух геройских команд сразу, поэтому пришлось уступить. В гостиной у всех есть любимые места: Клинт и Наташа делят одно кресло, Тор занимает другое, а диван дожидается суперсолдат и Тони. Обычно он опаздывает и подгребает уже к середине фильма, но сегодня изменяет доброй традиции, и причина вовсе не в Барнсе, которого он, кстати, не видел с той сцены на кухне, потому что ЩИТ вызвал Солдата на спецзадание.(— Сэр, хотите, чтоб я взломал сервера и узнал местонахождение сержанта Барнса? — Джей, это было бы аморально. Конечно хочу)Не то чтобы Тони скучал или надеялся увидеть его разноцветную единороговую… единорожью… короче, пижаму-единорога. Просто он устал околачиваться в лаборатории—(— Неужели, сэр? — Джарвис, не беси)…и разнообразия ради пришел к началу фильма. Сейчас, сидя на диване, Тони ныряет рукой в миску с попкорном, которая стоит рядом с его бедром, и изо всех сил старается не думать. Задача, кстати, не из простых, ведь быть гением — смысл его жизни. Стив первым заходит в гостиную, но Барнс обгоняет его по пути к дивану и, что удивительно, садится посередине, рядом с Тони, хотя обычно это место занимает Стив. И на нём снова грёбаное (грёбаный?) кигуруми. — Что за зверя ты поверг в бою, бравый сержант? — спрашивает Тор, пялясь горящим взглядом на плюшевую морду-капюшон. — В чью шкуру облачился подобно доспехам?Клинт почти хрюкает, за что тут же получает Наташиным локтем прямо в бок. — Это такая одежда, — говорит Барнс, устраивая на коленях миску с попкорном. Его бедро вплотную прижимается к ноге Тони, хотя места рядом предостаточно. Внезапная селективная слепота очень приятна, и Тони не идиот, чтобы лишать себя радостей, потому молчит. Барнс продолжает: — Костюм единорога, типа того. Тони повторяет одними губами ?типа того, типа того?, лишний раз удивляясь, с какой легкостью в этом человеке уживаются хмурый суперсолдат и простой парень из Бруклина. — Мне доводилось видеть единорогов, — Тор качает головой, — они выглядят совсем иначе, друг мой. Тебе задурили голову. Со второго кресла снова раздаётся хрюкающий смех, но Тони не обращает внимания, потому что целиком и полностью залипает на Барнсе. Радужная ткань люто контрастирует с чёрными джинсами — их ноги рядом смотрятся странно. Но вместе с тем органично. Что за бред?Стив садится на другой край дивана и щёлкает пультом, отчего экран домашнего кинотеатра загорается серым светом. Верхние лампы гаснут, погружая комнату в полумрак. — Ты мог попросить Джарвиса, знаешь же, да? — усмехается Тони, краем глаза пялясь на пульт, который не держал в руке так давно, что не помнит его на ощупь. Стив ожидаемо супится:— Я в курсе. Но мне всё ещё нравятся бытовые мелочи, так привычнее. — Привычнее? Да в твоё время телевизоры только стали появляться, и...— Тони, — тянет, улыбаясь, Барнс. Он слегка поворачивает голову набок (опять эта мальчишеская улыбка, от которой воздух застревает в лёгких) и позволяет капюшону нависнуть на самые глаза. — Не выделывайся, окей?Если Тони и молчит в ответ, то только потому, что рука, облачённая в разноцветную яркую ткань, вытягивается на спинке дивана аккурат позади его шеи. А через секунду ладонь касается затылка. Что за нахуй?— И это всё? — Стив фыркает, не веря собственным ушам. Светлые брови ползут на лоб. — Ты говоришь ?не выделывайся?, и он вдруг тебя слушает? Как это вообще работает?Пальцы продолжают зарываться в волосы Тони, слегка массируя кожу и заставляя сердце замирать от шока. В полумраке гостиной этого никто не видит. И слава, блядь, богу.— Просто ты не знаешь его слабые места, — Барнс хрипло смеётся. Стив, листавший список фильмов, выбирает ?Телохранителя киллера? и жмёт на пуск. — Назови хоть одно, — шепчет он едва слышно, чтобы не мешать остальным. Барнс с ответом не торопится, будто выбирает из огромного количества вариантов. Даже в своей стервозности он красив. Особенно в своей стервозности. ?Это ты, — думает Тони, краем глаза пялясь на его профиль. — Пёстрое однорогое слабое место — это ты. Боже блядь, какой пиздец?. — Кигуруми, — заявляет тот, почти попадая в цель и не попадая в неё вовсе. — Кигуруми? Ты серьёзно?— Видишь, как он молчит? — улыбается Барнс, и Тони бесится уже достаточно, чтобы открыть рот и послать их обоих нахер. Но в этот момент чужие пальцы зарываются в волосы и с силой тянут, посылая по телу разряды сладкого напряжения. Тони приходится сжать зубы, подавляя... не стон, нет, конечно же нет. Стив смеётся:— Не думаю, что...— Эй, на галёрке! — шёпотом кричит Клинт, не отрываясь от экрана и наобум бросая лакричную палочку (которая попала бы Стиву точно в лоб, не успей тот вытянуть руку). — Вы мешаете пускать слюни на Рейнольдса. Заткнитесь или проваливайте. Терпеть такую наглость (а в наглости Тони эксперт) — всё равно что пинать себя в лицо, поэтому он не удерживается от подкола:— Я бы не грубил человеку, который апгрейдит экипировку и твои эльфийские игрушки, Леголас. Клинт поворачивается на голос Тони и шлёт ему воздушный поцелуй, давая понять, что угрозы не особо работают. Вот ведь стервец. Рука, исчезнувшая с затылка на то время, пока Клинт пялился в сторону дивана, снова возвращается на своё (своё?) место. Тони старательно игнорирует две вещи сразу: пальцы Барнса, ласкающие его шею, и тот факт, что он сам не пытается отстраниться. Забить довольно легко — Тони в этом мастер — и темнота помогает: можно притвориться, что ничего нет. Он справляется на ура.***?Налаживание личных контактов? — фраза, смахивающая на Ад, а Тони, вопреки расхожему мнению, мазохистом никогда не был. (— Осмелюсь напомнить, сэр, о заключении вашего психоте... — Господи, Джей, да что с тобой не так?)Поэтому он запирается в лабораториях на целую неделю, лишь бы не видеть Барнса. В киновечер Тони смылся раньше, чем закончился фильм. Он не мог спокойно посмотреть в эти серые глаза, когда включится свет, и не мог вынести поглаживаний пальцев, потому что стояк болезненно упирался в джинсы. Тони едва успел юркнуть в лабораторию, когда вопросы разъярённым роем кинулись на его несчастную голову, грозясь уничтожить хлипкие остатки самоконтроля.С каких пор Барнс зовёт его по имени? Почему прикасался к нему, заигрывал? Это ведь флирт? Или Тони принимает желаемое за действительное?Нет, слепым Тони не был—(— Острота вашего зрения снизилась, но это обусловлено возрастом. — Возра… Чего, блядь?)…а потому уверен, что флирт не привиделся. Но столкнуться лицом к лицу с, прости господи, симпатией он не готов. И вряд ли когда-нибудь будет. Опыт показал, что отношения — то, в чём Тони не преуспел, а значит просто для них не подходит. Такой уж он человек.(— Но ваш психотерапевт сказ... — Ты постоянно меня перебиваешь! — Это вы меня перебиваете, сэр. Буквально только что. — Джарвис? — Да, сэр? — Завали)Поэтому их следующая встреча происходит внезапно: Злодей Месяца решает учинить погром на улицах многострадального Нью-Йорка, и Мстители рвутся в бой. Схватка длится недолго, но громко и со спецэффектами, в результате чего Наташа ломает ногу (себе, а не кому-то ещё), неудачно приземлившись на руины бывшей высотки, а у Барнса клинит руку в самый неподходящий момент, из-за чего Стив едва не лишается головы. Голова у него, кстати, весьма симпатичная — это бы стало большой потерей.Они возвращаются в башню, настроение у всех ужасное. Шина, наложенная на Наташину голень, выглядит ненадёжно, хотя Тони старался—(— Возможно, вы бы справились лучше, если бы не отвлекались на сержанта Барнса. — Нет, просто ты не умеешь нормально объяснять. — Я умею почти всё, сэр. В том числе объяснять, как правильно оказывать первую помощь при переломе. — Ты не умеешь вовремя затыкаться. — Не уметь и не хотеть — разные вещи, сэр)…и Стив помогает ей добраться до медотсека на нижних (рабочих) этажах. Следом за ними мчится Клинт, и Тони решает, что группа поддержки уже собрана, а потому переключается на вторую по важности задачу.— Барнс! — кричит он в удаляющуюся спину, вываливаясь из брони. — Мне нужно посмотреть твою руку, вернись.Тот останавливается лишь на секунду и, поворачивая голову, почти рычит:— Баки.Тони нагоняет его уже на подходе к лифту:— Чего?— У меня есть имя, — говорит Барнс, с абсолютно ненужной силой ударяя по кнопке с номером жилого этажа, едва Тони юркает в кабинку. — И ты его прекрасно знаешь. Злость исходит от него горячими волнами, как жар от центра Земли, но неужели причина в этом? Нет, здесь должно быть что-то другое. Тони изучает напряжённую позу и нахмуренный лоб, а потом поднимает обе ладони, капитулируя:— Окей, хорошо. Джеймс, — о, даже под страхом смерти он не станет использовать идиотское сокращение ?Баки?, — мне нужно осмотреть твою руку. С ней что-то не так, я же видел. — Интересно, когда ты успел? — спрашивает тот, сжимая желваки. Линия его челюсти — это просто… вау. — Может, когда игрался с бомбами чокнутого инженера, как с мячиками для пинг-понга? Тони изо всех сил не замечает резанувшее по ушам ?инженер?. Он тоже вообще-то инженер! Причём нормальный. А Злодей Месяца просто придурок. Ба… Джеймс тем временем поворачивается и делает шаг прямо к нему:— Или когда нырнул вглубь здания, которое вот-вот обвалится? — Ещё один шаг. В тесноте лифта отступать почти некуда, и Джеймс уже нависает прямо над Тони. — Блядь, там даже не было гражданских. — Он упирает обе руки по бокам от головы Тони, и, боже, это выглядит пиздец как горячо. — О чём ты вообще думал?!Этот грозный голос, близость напряжённого тела — неужели Тони недостаточно страдал?.. — Я вовсе не игрался с бомбами, — хрипло говорит он, насилу выталкивая воздух из лёгких. — И фейерверк, кстати, получился на славу. На лице Джеймса отражается звериное бешенство, и Тони уверен: через секунду они либо подерутся, либо... Он чувствует его горячее дыхание своей кожей и, поддавшись слабости, переводит взгляд на губы.Чёрт. Блядь. Они такие притягательные, будто созданы самим дьяволом — мучать падких на порно грешников. Филиал Ада на Земле. Персонально для Тони Старка.Лифт останавливается — вместе с сердцем Тони, не иначе — и створки разъезжаются в стороны. Как не вовремя. Как, сука, не вовремя! Джеймс резко выпрямляется и выходит в коридор. Остаётся пойти за ним. — И я нырнул в здание, — ворчит Тони куда-то в широкую спину, — чтобы не дать ему упасть. Ещё пара секунд, и я бы смог спасти несущие стены на первом этаже, и тогда…Джеймс замирает, как вкопанный, и Тони почти врезается носом в его лопатки, успев затормозить в последний момент.— Ещё пара секунд, — рычит тот, поворачиваясь к двери и вводя пароль доступа, — и ты бы умер. Оно бы упало прямо на тебя — вся эта громадная конструкция из бетона, железа и стекла. И никакой костюм бы не помог.Он заходит в комнату, а Тони на автомате идёт следом, потому что их тупая ссора ещё не окончена.— Ничего бы не случилось. Хотя почему ?бы?? Ничего и так не случилось! — он почти взрывается от раздражения. — Какого хрена ты мне что-то выговариваешь, когда сам провёл половину боя с заклинившей рукой?!— Я суперсолдат, а ты — обычный человек. Меня убить намного тяжелее, — холодно отвечает Джеймс, открывая шкаф и доставая какие-то вещи и большое белое полотенце.— Блядь, да я даже из брони не высовываюсь, — Тони закатывает глаза почти до потолка.И только в этот момент понимает, что обстановка вокруг незнакома. Нет, он, конечно, видел эту комнату раньше, когда обустраивал этаж — задолго до того, как она стала чужой спальней. Спальней Джеймса. Злость стекает с лица, как дешёвый грим от воды. Вмиг накатывает неловкость. Зато сам Джеймс, похоже, подобным не терзается: он подходит к двери, ведущей в ванную, и говорит:— Сейчас мне нужен душ, но мы ещё не закончили. Жди здесь.— Конечно мы, блядь, не закончили! — снова возмущается Тони, наблюдая, как закрывается дверь. Он повышает голос, чтобы его точно было слышно в другой комнате: — Я вообще-то руку твою чинить собирался! Охуенная благодарность, Барнс, десять из десяти!Ответом служит журчание воды. — Прекрасно, — фыркает Тони, садясь на кровать. Он делает это на полном автопилоте, пока каждая клетка тела звенит от накопившейся злости. — Просто, блядь, потрясающе.Тони падает спиной на покрывало, продолжая упираться ногами в пол, и поворачивает голову. Взгляд натыкается на единорожью пижаму, лежащую рядом. Воу… Опять неловко.Даже на расстоянии он чувствует запах, исходящий от кигуруми, — так пахнет сам Джеймс — и снова теряет запал. Эмоциональные качели выматывают, адреналин после боя (и переживаний за Наташу и одного идиота) начинает сходить, и вся эта дикая смесь приводит к тому, что Тони широко зевает. Он даже не прикрывает рот. Со стороны ванной шумит вода — звук усыпляет хлеще колыбельной. Тони закрывает глаза, обещая себе, что не уснёт (только не здесь, только не в спальне Джеймса, не-а). Но минуты идут, а эта мускулистая Русалочка не торопится вылезать.— Ты там скоро или мне до старости ждать? — громко спрашивает Тони, хотя на деле его голос звучит еле слышно, а конец фразы и вовсе обрывается, оставаясь в пределах головы.Пальцы шарят в поисках полюбившейся яркой пижамы (и плевать, что это не совсем пижама), а потом, найдя, притягивают её к лицу. Тони слепо утыкается носом в ткань. Да, она пахнет как Джеймс, это приятно и слишком уютно, чтобы прервать такой нужный сейчас контакт. Странное, но тёплое чувство безопасности окутывает его волнами, и Тони сам не замечает, как погружается в сон.***Если раньше он не шарахался от Джеймса, как от чумы, то теперь определённо начал. И ему почти не стыдно.Он даже не заметил, как тот вернулся из ванной и вытащил из-под щеки эту злоебучую пижаму. Проснулся Тони уже тогда, когда Джеймс, одетый в кигуруми, прижался к его спине. Точнее, поначалу Тони нихера не понял и подумал, что пустой пижамный рукав просто перекинут через его талию, но, сонно моргнув, осознал, что рукав кончается металлической ладонью. Он повернул голову и увидел спящего Джеймса.Они были в позе ложечек.От нежности-тепла-заботы, которые рухнули на Тони неподъёмной тяжестью, стало трудно дышать. Он осторожно, боясь разбудить (и быть пойманным на своём позорном бегстве), выполз из-под чужой руки и на цыпочках смылся из комнаты.Ладно, да, окей, ему было стыдно. И стыдно до сих пор.С одной стороны, всю эту катавасию начал Джеймс: никто не заставлял его флиртовать с Тони, или гладить затылок Тони, или беспокоиться о Тони во время боя. И уж тем более никто не заставлял его засыпать с ним в обнимку. Но Джеймс сделал это, потому что… Потому что, наверное, хотел. И Тони не был против — о, кто угодно, только не Тони — но слишком боялся.Привязаться. Подпустить к себе. А потом всё нахрен испортить.Потому что в этом его стиль, это и есть сущность Тони — портить всё, к чему прикасается. Он умеет ремонтировать технику, но не отношения, умеет подбирать нужные детали, но не слова. Просто… Просто так уж вышло, и поганить жизнь кому-то ещё он больше не станет: хватило опыта с Пеппер. Чудо, что она не ушла и они сохранили дружбу, но Тони реалист, а потому знает: подобные чудеса случаются лишь однажды. Он не может пожертвовать Джеймсом в угоду собственной слабости. Он… он этого не достоин.(— Сэр. — Чего тебе? — Вы заслуживаете счастья, сэр. — Я не… Просто замолчи, окей?)Долго прятаться не выходит, потому что рука нуждается в починке. Тони глушит клубок нервов, состоящий из страха и стыда, и разрешает дверям мастерской открыться и впустить Джеймса внутрь.— Что ж, давай посмотрим на твою красотку, — говорит Тони фальшиво бодрым голосом, а затем поворачивается на стуле и ловит взглядом взгляд.На Джеймсе до сих пор этот блядски милый единорог. И теперь Тони знает, как он ощущается кожей, знает, как он пахнет. От воспоминаний ведёт.— Сэр? — подаёт голос Джарвис.— Что? — сипло каркает Тони — как побитая ворона. Не то чтобы он когда-либо слышал побитых ворон, но уверен, что звучат они примерно так же.— Ваше сердцебиение сильно участилось.Вот ведь блядский предатель! Тони знает, что Джарвис сделал это нарочно. Он молчит, никак не реагируя на реплику, но замечает, как зрачки Джеймса расширяются и почти затопляют радужку. Спустя пару секунд неловкой тишины Джеймс, наконец, отмирает и подходит ближе. Он садится на стул и вытягивает руку на специальную подставку, чтобы Тони имел к ней максимально открытый доступ. Они не заговаривают друг с другом ни во время диагностики, ни во время починки, и Тони успевает немного успокоиться и отвлечься, потому что его инженерная душа падка на такие прекрасные картины. Он мог бы ковыряться в механизмах днями напролёт, если бы не эти идиотские потребности в еде и отдыхе. (— Джей, люди такие слабые, да? Просто кошмар. — А ещё глупые, сэр. И трусливые. — На что ты сейчас намекаешь?)Однако, стоит поставить на место последнюю пластинку, как Джеймс поднимает взгляд и негромко спрашивает:— Почему ты ушёл?Блядь.Сердце пропускает удар. Тони смотрит в эти потрясающие серые глаза, смотрит на брови, наполовину скрытые капюшоном, смотрит на тёмные пряди волос, слегка торчащие из-под ткани, и не может нормально дышать.— А почему я должен был остаться? — хрипит он в итоге, ненавидя себя за такой ответ.Джеймс застывает, а потом отводит взгляд в сторону. ?Сейчас он встанет и уйдёт, — шепчет внутренний голос. — Встанет и уйдёт! Ты опять всё похерил?. Тони приказывает себе сидеть на месте и молчать: так будет лучше для них обоих. Он уже всё решил. ?А-а-а, — оживляется внутренний голос, — так значит ты решил, как будет лучше для вас? Здорово, Тони, здорово. Ноль эгоизма?.— Слушай, — говорит Джеймс, по-прежнему косясь куда-то в сторону, — знаю, я не лучший вариант. У Тони отвисает челюсть.— Кому вообще сдался чувак, который больше похож на джек-пот психиатра, чем на нормального человека? — продолжает тот, и кривая улыбка на его лице кажется чертовски горькой. Но она пропадает, уступая место поджатым губам, будто Джеймс подбирает следующие слова с особой тщательностью. — И я не знаю, смогу ли когда-нибудь им быть — этим нормальным человеком. Зато я знаю кое-что другое. Тони продолжает молчать, но только потому, что до сих пор пребывает в ступоре.— Если я продолжу бороться, у меня будет несколько вариантов. А если сдамся — то всего один. Это касается не только моего состояния, но и чувств к тебе. Мы уже не дети, я уверен, ты всё понимаешь, но на всякий случай скажу вслух. — Джеймс поднимает взгляд и смотрит прямо на Тони, заставляя сердце сбиться с ритма. — Ты мне нравишься, Тони. Не хочу кидаться громкими словами, поэтому остановлюсь на банальном ?нравишься?, но я каждое блядское утро просыпаюсь с мыслями о тебе и с ними же засыпаю. И когда я подумал… Точнее, когда мне показалось, что это взаимно, я попытался взять ситуацию в свои руки. Но ты из раза в раз подаёшь какие-то смешанные сигналы, а я не настолько освоился в этом веке, чтобы с ходу их понимать. Если я ошибся, то знай: мне жаль. По многим причинам сразу. Но если нет… В общем, подумай об этом, окей? Подумай о нас.Он поднимается и уходит из мастерской, оставляя Тони в полнейшем ахуе. Он уходит, унося вместе с собой этот особенный запах и уют. И безопасность. И тепло.Он уносит слишком многое, а Тони остаётся ни с чем.***Это больше, чем секс — вот в чём проблема. Тони знает, что его симпатия давно переросла рамки физического влечения, и это тоже проблема. Но Джеймсу хватило смелости выложить всё как на духу, прямо и без намёков (возможно потому, что он знает: Тони — мастер убегать от намёков и вкладывать в них такой смысл, что за уши не притянешь). И, что ещё более удивительно, их мучают одинаковые сомнения.Достаточно ли я для тебя хорош?Да, черти в их ментальном аду танцуют на схожих дыбах, лишь древесина слегка разнится.Тони всю ночь ворочается без сна, то и дело пялясь в потолок, пока лучи солнца не вытесняют, наконец, сумерки. (— Могу я кое-что сказать, сэр? — Валяй. — Сержант Барнс тоже не спит. — Блядство…)Он соскребает себя с кровати и, не озаботившись сменой одежды, выходит в коридор и поворачивает направо. Он босиком, пижамные штаны сидят низко на бёдрах, а причёска выглядит так, будто Тони всю ночь развлекался в эпицентре торнадо, но это не имеет никакого значения. А что имеет — так это дверь и занесённый в воздух кулак, готовый вот-вот постучать. Тони замирает на пару мгновений, проглатывая вязкий ком слюны. Сердце грохочет где-то в горле, будто ему снова шестнадцать.Костяшки касаются двери едва слышно, а уже через секунду та открывается и в просвете возникает Джеймс. Поначалу Тони думает, что он просто куда-то направлялся, но в глазах нет и капли удивления.— Ты знал, что я здесь? — спрашивает Тони, чувствуя тепло, разливающееся в груди.— Джарвис сказал.— Предатель, — голос звучит сипло.Джеймс улыбается своей странной, задорной улыбкой, которая делает его моложе и светлее, а затем отступает вглубь комнаты, позволяя войти. Тони с грустью подмечает, что кигуруми нигде не видно, а сам Джеймс одет лишь в тёмно-серые боксеры.Грусть тут же уступает место кое-чему другому. Жадный взгляд проходится по молочным ключицам и рельефной груди — господи, лежать на ней будет просто охуенно — а затем опускается к прессу. Косые мышцы хочется проследить языком: от самого верха и вниз, к бёдрам. К паху. Бельё не особо что-то скрывает, и, пусть сейчас Джеймс не возбуждён, даже так понятно, что природа его не обделила. Тони старательно не думает о горячем члене на собственных губах и уж точно не хочет рухнуть на колени прямо здесь, у крепких жилистых ног.— Знаешь, я… — бормочет он, заставляя себя отвести взгляд от боксеров, но сразу же залипает на металлической руке. Господи, помоги. — Я не горазд болтать о чём-то серьёзном и важном, и…Тони замолкает, потому что не может подобрать слов. Паника опять накрывает с головой, поэтому он снова портит момент:— А куда подевался единорог?Джеймс моргает, удивлённый сменой темы, но затем улыбается — нет-нет-нет, от такой улыбки мозги Тони превращаются в бесполезное желе — и делает шаг навстречу. А потом ещё один. И ещё. Пока, наконец, не замирает прямо перед Тони.— В стирке, — говорит он низким, тягучим голосом, будто речь идёт не о какой-то пижаме.— Жаль, — хрипит Тони, попадая в ловушку его взгляда. — Он мне нравится.— Правда? — спрашивает Джеймс с фальшивым удивлением, а затем склоняет голову набок. И даже в такой позе он смотрит сверху вниз, потому что его рост… Господи, его рост — отдельная категория кинков. — Сильно нравится?Тони понимает, что речь уже не о единороге, и с трудом заставляет себя дышать.— Пиздец как сильно.Тёплая рука опускается на его талию, а вторая — металлическая — ласкает затылок. И притягивает ближе. Тони с готовностью поворачивает голову, чтобы почти встретиться с губами Джеймса.— Мы что-нибудь придумаем, — шепчет тот. Тепло дыхания смешивается в мизерном пространстве между ними и будоражит кровь. Тони поднимается на носках, говоря едва слышно:— Мы уже придумали.Губы касаются губ — не разобрать, кто сорвался первым. Пальцы с силой тянут волосы на затылке, и Тони поддаётся: отпускает себя, позволяет Джеймсу брать верх. Это пьянит. Мягкость кожи и жар языков, влажные, тягучие ласки, от которых сердце скачет в самое горло — нужно быть ближе, ближе, как можно ближе.Между ними не только страсть поцелуя, но и бережность, защита, тепло. Тони нежится во власти запаха, ставшего родным, во власти рук, которым доверяет, и губ, что сводят с ума, — это стоит любой борьбы.Смещаются — неумолимо смещаются — страхи в его голове. Блеклые и пустые, они исчезают в свете нового, важного чувства. И Джарвис был прав: нахер пустые сомнения, в топе — единороги и Джеймс.