Глава 5. Обычный человек. (1/1)

Глава 5. Обычный человек.?Душевные муки переносятся тяжело, если человек не преодолеет немощь телесную?Мигель де Сервантес?Слабые духом всегда всё видят через траурную вуаль; душа сама создает свои горизонты?Александр Дюма, ?Граф Монте-Кристо??Мы драпируем способами всемиСвое безволье, трусость, слабость, лень.Нам служит ширмой состраданья бремя,И совесть, и любая дребедень?Иоганн Вольфганг Гёте, ?Фауст?Он очнулся резко. От холода, что разливался волной по телу, распространяясь от левой руки, по ощущениям уже онемевшей и превратившейся в глыбу промёрзшего до костей льда. Холод сковал его могучими тисками, выдворил воздух из груди, не давая набрать его вновь, прошёлся по нервам и сосудам к внутренним органам, голове и глазам, буквально разрывая тело неописуемой бесконечной болью. Рот скривился в немой бессмысленной попытке издать крик и хоть таким образом немного облегчить страдания от холода, что жёг изнутри. Мышцы не слушались. Всё тело свело тянущей жилы судорогой. Но руки и ноги были надёжно закреплены на кровати крепкими ремнями. Глаза, заледеневшие в пламенном хладе, сковавшем всё тело нестерпимой мукой, выхватывали образы окружающей действительности: белый свет, человек в халате, ремни, слепящие лампы, инструменты, непонятные голоса. Мозг, замерший от холода и, похоже, обратившийся в ледяной камень, не спешил расшифровывать эти образы, и потому они так и остались сонмом непонятных картин, мимолётным видением агонизирующего в мучениях разума. Но затем пришло забвение.Непроглядная бархатная тьма окутала всё вокруг. Мягкая и податлива, она ласково приняла его в свои объятия, выдувая, изгоняя адский холод и занимая его место.Тьма внутри и тьма снаружи. Полное равновесие. Бездействие. Отсутствие чего бы то ни было. Лишь где-то в глубине, в самом сердце этой тьмы, что было чернее всего вокруг, время от времени мерцал красный огонёк. Как глаз хищника, что иногда моргает, следя за своей потенциальной жертвой. Но как только он обратил внимание на огонёк, тот исчез и больше не появлялся. А потом – внезапно – тьма пришла в движение. Она заклубилась, задвигалась во все стороны, закопошилась легионом мерзких чёрных личинок, отползающих прочь. Прочь от света, что вспыхнул, и могучим потоком устремился сквозь тьму, поспешно бегущую, сдавая все позиции, завоёванные прежде. Бархатный уют забвения исчез. И вместо него…510-й открыл глаза. Они открывались медленно и нехотя, вспоминая, как это вообще делается. Но, всё же, открылись. И снова - ремни, белый свет, койка… Он лежит на койке? Привязанный ремнями, из-за которых почти не шевельнуться? В душе возгорелся протест против своего положения. Справедливое возмущение рвалось наружу, и 510-й попытался вырваться из захватов. Тщетно – ремни были очень крепкими.Прийти в себя окончательно, и понять, что да как, ему не дали. Откуда-то сверху раздался удивлённо-удовлетворённый женский голос:- Поразительно! Вы, всё-таки, очнулись! – 510-му пришлось сощуриться, чтобы, глядя вверх, сквозь мертвенно-бледный стерильный свет ламп, увидеть чёрную решётку динамика. – Das ist wunderbar!- Что… как я здесь оказался? – мысли тяжёлым слипшимся комком перекатывались в голове. Он точно помнил, что был в урановой шахте. Снова встретился с патрулём, а потом… Он не помнил! ?Память! Неужели она снова меня подводит?? - и тень страха вновь распростёрла свои крылья над 510-м. - Лучевая болезнь, versuchsperson 510? – небрежно отозвалась собеседница. 510-й попытался уловить её интонации, но ничего не вышло. А потом его вдруг озарило:- Как лучевая болезнь? – он прекрасно помнил рассказ обо всех ?прелестях? облучения, поведанный ему 431-м во время работы. И мысль о том, что он теперь поражён этим недугом… Нет! Уж лучше было умереть от побоев или под завалом!- Похоже, другие рабочие не посчитали нужным отдать вам противорадиационное средство после вашей стычки с патрулём, - холодно отозвалась незнакомка. – Но вы исцелились. Благодаря мне и своим уникальным способностям…Тем временем 510-й успел осмотреться. Он находился в застеклённом круглом боксе, больше похожем на капсулу. Койка, к которой его пристегнули, была довольно удобной. Рядом стоял какой-то аппарат, провода от которого тянулись к голове и груди. Тут же была почти пустая капельница, откуда по прозрачной трубке в вену его левой руки капля за каплей поступало синее вещество. И ещё он увидел, что таких боксов, как тот, в котором был он, здесь ещё девять. По пять с одной и другой стороны просторного помещения, обставленного в лучших традициях лабораторий: непонятные аппараты и установки, вычислительные системы и тому подобное. Шесть человек в белых халатах трудились здесь, что-то записывая, сверяя, рассматривая в микроскопы и так далее. А потом внимание 510-го привлекли другие боксы. Там были люди. И не только люди. Всего занято было шесть боксов. Люди были в трёх – две темнокожие женщины, так же пристёгнутые к своим койкам, и один не понятно, кто, поскольку он был полностью замотан бинтами и восседал на странном стуле, подключённый ко множеству аппаратов каскадом проводом и трубок. Но не они поразили и даже ужаснули 510-го, а те, кто занимал два других бокса. Сначала он подумал, что в одном из них находится сородич 444-го – такой же массивный синий верзила под два метра ростом. В целом так оно и было. Но лишь отчасти. Потому, что приглядевшись к лежащему на широкой койке телу, пристёгнутому большим количеством ремней, 510-й узрел чудовищную истину. Голова! У этого тела была собачья голова! Она лаяла, выла, брызгала пеной изо рта, а тело, к которому голова была привита, подчинялось командам собачьего мозга, дёргалось, силясь вырваться в тщетных попытках! 510-й ничего не слышал – боксы были звуконепроницаемы. Но само это зрелище было столь противоестественно, что ужас, глубинный, первобытный, ломающий все барьеры и крушащий разум, начал всплывать из глубины души, отдаваясь рвотными спазмами…Но это было ещё не всё. Потому, что в соседнем боксе было нечто ещё более ужасное и противоестественное. Собачье тело с приживлённой к нему головой сородича 444-го! И этот жуткий кадавр тоже был жив. Он двигался, пристёгнутый к операционному столу, голова что-то кричала со слезами на глазах и лицом, перекошенным от неописуемого ужаса, двигались лапы… Одного взгляда на лицо этого несчастного хватило, чтобы понять весь его ужас, отчаяние и вызванное ими единственное возможное желание. Умереть. 510-й был готов поклясться, что именно эту мольбу раз за разом и повторял несчастный.И вот тогда смрадные миазмы ужаса, окутав его с головой, наконец, вырвались наружу, плавя сознание, размягчая волю и выдувая прочь любые мысли, кроме самых ужасных и отвратительных.А женский голос продолжал, лишившись бесстрастности:- В любой другой ситуации это было бы вопиющим расточительством рабочей силы. Но благодаря их действиям были выявлены ваши уникальные способности, - последние слова женщина говорила с каким-то нездоровым придыханием. - Я не понимаю, - это было единственным, что ужас позволил 510-му выдавить из себя. Его трясло. Он не хотел смотреть на кадавров и закрыл глаза, но их образы врезались в память и терзали его своей неестественной чудовищностью. - О, я виду, вы заметили мою недавнюю работу, мой meisterwerk, - гордость взыграла в голосе странной безумной женщины. Гордость неприкрытая, пренебрежительно-снисходительная и кичливая. Гордость декадента, наслаждающегося пороками и уродствами, что мнятся ему шедеврами.- З…зачем? – выдохнул 510-й, прекрасно поняв, что собеседница имела в виду. И в этом вопросе сквозил ужас, сковавший его душу, а так же жалость к верзиле и собаке, ставших жертвами безумного учёного. - Ради блага Рейха, конечно же, mein lieber. Ради научного прогресса. И я уже предвкушаю, чего смогу добиться благодаря вам, объект 510! Это будет нечто поистине фантастическое!- Нет, только не так, - голос его предательски дрогнул, представив, что именно она могла иметь в виду.- О, я никогда не повторяю свои предыдущие работы. Я всегда двигаюсь вперёд. А с вами можно продвинуться на целое столетие!- Вы безумны, - прошептал 510-й, с замиранием сердца понимая, что теперь шансов хоть на что-то хорошее у него нет.- Гений и безумие – две крайности одной и то же сущности, - полная воодушевления, парировала женщина, заставив 510-го содрогнуться от отвращения. Он никогда бы не подумал, что человек может быть таким… чудовищем. – Готовьтесь, versuchsperson 510. Скоро я узнаю все ваши самые грязные тайны. И выясню .кто над вами поработал до меня, - после этого динамик зашипел и затих. Жуткая собеседница отключила связь, оставив своего нового пленника наедине с его собственным ужасом и под присмотром видеокамер, которые были под потолком в каждому углу лаборатории, продолжавшей жить своей отвратительной жизнью.Молодой мужчина попытался взять себя в руки. Но это было не так просто – волна затхлого ужаса, которую всколыхнуло знакомство с кадаврами, затопила сердце и разум, оставив илистые наносы страха, смешанного с отчаянием. Побороть что-то настолько первобытное было… Нет, не выше его сил, но очень трудно. Поэтому он решил думать. О чём угодно, но только не о том, что ему грозит. Вот только о чём? Память его была девственно чиста и хранила лишь события дня сегодняшнего. Дальше было не пробиться. И он подозревал, что виной всему железная штука в голове, которой он едва коснулся. Кто это с ним сделал? Зачем? Сумасшедшая, с которой он только что говорил, намеревалась это выяснить, и 510-й был уверен – уж у неё-то получится. Но ему самому от этого уже явно не будет никакого толка.Волосатые склизкие щупальца ужаса, начавшие было ослаблять хватку, вновь вцепились в его горло.- Не думай о ней! Не думай! Не думай! Стало чуть легче. На время мысли боязливо затихли, и даже образы недавнего прошлого не рисковали всплывать из памяти. ?Железная штука? в голове. Он даже ни разу не видел её! И осознание этого простого факта потянуло за собой другую мысль – он ни разу до сих пор не видел своё лицо! Ни в бараке, ни уж тем более в шахте не было ни одной отражающей поверхности, в которой можно было бы посмотреть на отражение собственного лица. И эта мысль шипом уныния вонзилась в сердце – он не просто не знал, кем был раньше. Он даже не знал, как выглядит!Но небеса, похоже, хоть в этом решили сжалиться над 510-м. стёкла всех боксов были тонированными, хотя и оставались достаточно прозрачными. И сейчас, с внутренней стороны, если присмотреться, можно было разглядеть смутные и едва заметные отражения койки, непонятного прибора электродами, капельницы…И тут он увидел себя!Словно молния пронзила его, пробежавшись разрядом от кончиков пальцев ног до макушки.- Это… я? – во рту вдруг пересохло от волнения, пока взгляд жадно метался от одной детали отражения к другой, стремясь насытиться им, запомнить, пока не поздно. Пока не подвела память. Из отражения на 510-го смотрел молодой мужчина, прикованный к койке специальными ремнями. На нём была зеленоватая больничная пижама с короткими рукавами, доходящая до колен. Телосложение… обычное, насколько он мог судить. Он специально ещё не смотрел на своё лицо – собирался с духом, чтобы увидеть то, что так его напугало. Следы хирургического вмешательства. Но откладывать дальше не имело смысла. Его лицо имело округлые, плавные черты. Нос не слишком большой, но и не слишком маленький, с горбинкой. Ёжик начинающих расти чёрных волос, грустные глаза, в которых смешались страх и любопытство. И – она. Металлическая ?штука? в голове! Она торчала из его правого виска, напоминая формой что-то вроде вытянутого цилиндра-эллипса или капсулы, наполовину погружённая в голову ?плашмя?, корпусом, а не торцом. Сверху на округлом хромированном кожухе странного устройства мерцала маленькая красная лампочка. Больше никаких деталей не было – ни шрамов, ни проводов. Ничего. Как будто этот предмет там был всегда. Но учитывая, как он сейчас выглядел в отражении и то, как его несколько часов назад отделали нацисты, 510-й решил, что все следы операции на его теле исчезли довольно быстро. - Что ж, одной загадкой меньше, - прошептал 510-й, ощущая странную и совершенно неуместную радость. Да, он немного узнал о себе, но положение его не менялось. ?Что бы на моём месте сделал 431-й?? - пришли мысль. Потому, что больше примеров брать было не с кого. ?Он бы не оказался на моём месте?, - с кривой усмешкой обречённого закончил 510-й. ?Ну, хорошо. А 444-й? Он бы подставил кого-нибудь другого вместо себя… Что в моём случае тоже не вариант?. Взгляд принялся блуждать по боксу в попытке зацепиться хоть за что-то, что могло бы помочь. Сама мысль ещё чётко не оформилась, но он уже понимал, что лучше бы выбраться из этого места… Вот только что дальше? Он выберется из бокса, но прибежит охрана, и всё станет только хуже. Хотя куда уж хуже? Даже если он выберется из здания - куда податься? Повсюду солдаты, роботы и турели. А ещё другие узники. Жертвы. Но после выходки 444-го разве можно здесь хоть кому-то доверять?- Четыреста сорок четвёртый, - пробормотал он, а в следующий миг невероятная, невозможная мысль пронзила его разум, заставив снова оглянуться на противоестественный результат эксперимента безумной женщины – на кадавров. – Нет! Не может быть!- выдохнул он с дрожью в голосе, чувствуя, как ужас в душе сменяется чес-то иным. Чем-то, что было подобно пламени.Голов верзилы на собачьем теле. Именно на неё был устремлён его взгляд. И теперь, присмотревшись, отринув ужас, он узнал, чья это голова! И узнал по одежде, чьё тело было в соседнем боксе!Это был 444-й!- Будьте вы прокляты, паршивые мясники! Будьте, мать вашу, прокляты! – ярость в душе схлестнулась с ужасом и отчаянием. Пламя праведного гнева против неведомых чудовищ, таившихся в глубине подсознания. И пламя начало одерживать верх! Мысли побежали резвее, страх отступил, укрываясь во тьме, куда пламени хода не было.Ярость была так сильна, что требовала выхода. Она клокотала внутри, ?поднимая давление?, и 510-й решил, что уж лучше сделать хоть что-то, чем не делать совсем ничего. Что был сил, он напряг руки, силясь разорвать или ослабить свои оковы. Но они не поддались. Тогда он сделал это ещё раз. И ещё. И ещё. И продолжал. Ему было плевать, что он на виду у шестерых учёных, что охрана наверняка видит его через камеры. Сейчас всё это заслонила одна-единственная цель – действовать. Не важно, как, главное дать выход ярости, охватившей его. Да, 444-й натравил на него надзирателей, но даже этот гад не заслуживал того, что с ним сотворили. Его сломали. Разобрали, как ненужную игрушку, а потом собрали, но уже не правильно. Подобное отношение к жизни для 510-го было не просто неприемлемо. Это было до непередаваемой степени омерзительно и вызывало желание убивать. Ремни, опутавшие руки кожаными наручниками, врезались в запястья чуть ли не до крови, но пока не ослабли ни на йоту. И это бесило 510-го ещё больше. Нет, он не станет просто дожидаться своей участи! Робкий голос разума: ?А что ты можешь?? - был проигнорирован, оттеснён пеленой ярости. И разум уступил. Тогда 510-й начал раскачивать свою койку. Это оказалось ему по силам – она была не закреплена, и вскоре принялась шататься. Капельница звенела, лязгая трубкой по железной стойке, аппарат, стоявший рядом, противно запищал.И вот, наконец, свершилось!Койка опасно накренилась вправо, а затем, увлекаемая инерцией, с грохотом рухнула на бок! Ремни врезались в тело, 510-й больно ударился правым виском и лицом, что-то громко звякнуло, и в мозгу неожиданно вспыхнула боль! Боль с большой буквы. Боль, какую даже вообразить сложно! Раскалённой лавой она объяла всю нервную систему! Прижгла все нервные окончания!510-й закричал так громко, как только мог, ибо такую боль невозможно было терпеть. Но и этого было мало, чтобы выразить всю невыносимую муку, что обрушилась на него с этот миг. Крик стал выше вслед за болью, покорившей новые высоты. А потом 510-й просто охрип и, не способный кричать, принялся стонать, ужом извиваясь на боку, пристёгнутый к перевёрнутой им же самим койке. Боль разрывала в клочья и собирала заново, срывала кожу, мышцы, дробила кости, а потом всё начиналось снова. Он потерял счёт времени. Казалось, что прошла уже целая вечность неописуемых мучений. Но кроме страданий боль, как оказалось, принесла с собой и нечто иное – в корчащемся от захлёстывающей агонии разуме вдруг начали всплывать туманные образы, коих 510-й никогда прежде… не видел? Образы, связанные с человеком в чёрном плаще…Но в этот момент боль превысила все возможные барьеры. Но сознание, прежде, чему нырнуть в спасительный омут беспамятства, выкинуло удивительный, неожиданный и совершенно безумный трюк – уже ничего не соображая 510-й ощутил, как некая неведомая сила рванулась прочь из его сознания и тела, сокрушая всё на своём пути.Последнее, что он услышал перед тем, как наступила тьма – звон разлетающегося вдребезги стекла и скрежет металла.Работа в биологической лаборатории номер два, что использовалась для проведения биологических исследований, выходящих за рамки традиционных научных воззрений, шла своим чередом. Научные сотрудники и лаборанты завершали описание последнего ?шедевра? своей начальницы, проводили какие-то свои опыты, шутили, и строили планы на будущее.- Курт, когда ты в прошлый раз был в Берлине? – спросил младший научный сотрудник Петер Шальке – блондинистый юноша ?со взором горящим? и следами недельной небритости на лице. - В прошлом году на всемирной евгенической конференции, - ответил Курт – мужчина средних лет со строгим лицом, чёрными волосами и фигурой атлета, которой было тесно в лабораторном халате. - Я вот думаю, как получу увольнительную – слетаю на Землю, навещу родных. А потом на Гавайи…- На Гавайи ему захотелось, - ядовито усмехнулся третий коллега, больше похожий на бандита, затесавшегося в исследовательский коллектив, чем на учёного. Кисти его рук с наружной стороны были покрыты татуировками, а лицо, иссечённое шрамами, говорило о бурном прошлом. Сейчас он стоял у бокса с кадавром – головой синего обитателя Меридиана, приращённой к телу питбуля, и что-то записывал в журнал. – Ну, что уставился? – ухмыляясь, спросил он у кадавра через звуконепроницаемое стекло, когда тот обратил на него полный муки, унижения и ненависти, взгляд. – Так тебе даже лучше, кусок мяса.- Ты что-то имеешь против Гавайев? – спросил Шальке, отлипнув от электронного микроскопа и своих записей.- Он что-то имеет против всего на свете, - раздался новый голос из другого конца лаборатории – там двое парней немного старше Шальке проверяли данные на голографических панелях боксов, забинтованным пациентом и негритянками, которые спали под действием сильных седативных. - Это точно, Марк, - согласился Петер. – Сколько работаю здесь, а ты, Рупрехт, всегда был таким…- Каким? – Рупрехт оглянулся, сверкнув глазами, как будто собирался впиться в горло младшему научному сотруднику Шальке, если тот скажет что-то, что придётся ему не по вкусу. - Слишком скептичным, - нашёлся Петер, и угроза быть растерзанным морально миновала.- Что это с новеньким? – вдруг заявил о себе ещё один член научной группы, до этого не принимавший участия в разговоре – серьёзный седоволосый мужчина в очках. Он приподнялся со своего стула, отвернувшись от нескольких голограмм, изображавших нечто неописуемо сложное и химическое, указывая на бокс, где был размещён, судя по надписи, ?объект 510?. - А что с ним? – Рупрехт глянул в ту сторону и усмехнулся – идиот внутри бокса пытался ослабить или разорвать ремни, которыми был привязан к кровати. – Да всё в порядке. Ты же сам знаешь – поначалу они все так делают, Эдвард, - пожал плечами ?бандит?, продолжив что-то записывать в своём журнале. - Нет, не в порядке, - качнул головой Эдвард, когда ?объект? принялся раскачивать свою койку. Учёный встретился с ним взглядом всего на один жалкий миг, но этого было достаточно – мужчину обдало обжигающей яростью такой силы, что это заронило в его сердце неизъяснимую тревогу. Такой ярости в глазах подопытных он ещё не видел никогда, хотя на своём веку встречал всякое. Это была ярость, для которой не существовало преград. А ещё это странное устройство в его голове… Индикатор на нём мигал с куда большей интенсивностью, чем раньше. И Эдвард подумал, что нужно было наплевать на распоряжение начальницы, и провести полное сканирование ?объекта 510? без её присутствия, как только он поступил в лабораторию. Потому, что в этом человеке что-то сейчас было не правильно.- Я понял. Сейчас исправлю, - кивнул Марк, но когда он подошёл к боксу расшалившегося ?объекта?, последнему, всё же, удалось опрокинуть койку – вместе с ней он рухнул на пол, ударившись тем самым устройством, что было вживлено в его голову!Эдвард вскочил, ведомый многократно возросшей тревогой, переросшей в нечто большее – интуиция завопила об опасности. Марку уже колдовал с панелью управления боксом, запуская подачу усыпляющего газа.И в этот момент от 510-го, корчащегося в агонии и беззвучно кричащего за звуконепроницаемым стеклом, во все стороны прянула волна марева, на миг исказившая очертания предметов!Мгновенно она сокрушила бронированные стёкла боксов, хрустальные брызги которых под дикий звон окатили учёных яростной смертоносной шрапнелью, прошивая их насквозь и оставляя на телах глубокие раны – мужчины даже не успели вскрикнуть. Она раздробила кости, чей хруст смешался в натужными стонам мнущегося металла и треском, искорёжила и сплющила всё оборудование, зашедшееся искрами и пламенем, а по потолку и стенам протянулись трещины! Камеры превратились в трубочки, лампы разлетелись вдребезги, а воздух наполнился дымом!Меньше чем за мгновение лаборатория была разгромлена так, словно здесь произошёл ожесточённый бой!Трупы учёных, так и не успевших понять, что случилось, ещё не упали на пол, когда взвыла сирена, а воцарившуюся тьму разорвало, придавая разгрому ещё более зловещий вид, красное аварийное освещение.А посреди этого хаоса на полу своего разрушенного бокса, целый и невредимый, лежал 510-й, уже свободный ото всех оков. Его койка превратилась в комок перекрученных железных трубок и материи размером с футбольный мяч. С потолка из разбитых ламп постоянно сыпались искры, разгромленное оборудование озарялось языками пламени. В воздухе уже слышался металлический запах крови – не только учёные стали жертвами неведомой силы, вырвавшейся наружу. Подопытные тоже. Негритянки погибли, так и не придя в сознание, искромсанные стеклом. Но вот забинтованный человек всё так же продолжал сидеть на своём странном кресле. Многие провода и трубки, соединявшие его с разными аппаратам, были рассечены, болтаясь мёртвыми змеями, искря или изливая на пол какую-то дурно пахнущую химию. Пахло жжёной проводкой. Из самого подопытного торчали десятки осколков разных размеров, но ни один не пробил его насквозь. Всё же, раны его были смертельны, но непонятным образом он всё ещё оставался жив. Его битны потемнели от крови, сам он сидел, раскачиваясь, а из уцелевшего под потолком динамика его бокса повторялась, произносимая синтетическим, лишённым любых эмоций голосом, одна и та же фраза: ?Больно. Убейте меня?.Химера, составленная из тела 444-го и собачьей головы, была мертва. Ей отсекло голову, даровав покой душе несчастного животного. Но вот вторая часть этого чудовищного бесчеловечного эксперимента ещё была жива. Голова 444-го с собачьим телом. При смерти, но жива. С трудом передвигая передними лапами, стоная от боли и волоча за собой внутренности, вывалившиеся из рассечённой брюшины, это создание ползло. Слёзы наворачивались у него на глаза, а от боли рассудок отказывал. Но он всё-равно уверенно полз к тому, кто всё это устроил. К 510-му. К виновнику всего случившегося и его собственных страданий. Он ему сразу не понравился, ещё при первой встрече. Он возненавидел его, когда доктор Энгель решила взять двух подопытных вместо одного. Он хотел бы вцепиться в горло этому жалкому человечишке и убить его голыми руками. Но не теперь. Не после того, что увидел. И он полз. По полу, залитому кровью учёных, огибая их трупы, которые 444-й был рад видеть. По полу, усеянному осколками бронированного стекла, секущего плоть. Он был уже при смерти, двигаясь даже не из последних сил, а благодаря лишь своей воле. Видения загробного мира уже стояли перед глазами. Но на одно последнее дело его должно было хватить. 444-й с трудом перевалился через порог бокса, где без сознания лежал 510-й. Боли уже не было. Был только холод. Онемение. Ненавистное собачье тело отказывало, не желало его слушаться. Но он, всё же, добрался, остановившись у самого лица 510-го, так и застывшего маской агонии.- Ты чёртов ублюдочный…сукин сын, - просипел 444-й едва слышно – его голосовые связки были повреждены в результате бесчеловечного эксперимента. Силы исчезали. – Ты… всё испортил… Я должен был… Мы все… спастись. Но твои способности… Я уже ничего не смогу. И теперь это должен сделать ты. Запомни, - он наклонился к самому уху 510-го, шепча свои последние слова, последнюю волю, будучи уверенным, что каким-то сверхъестественным образом они отпечатаются в памяти человека, которому он желал смерти, но внезапно ставшего слишком важным. – Когда ты услышишь фразу ?невиновных не существует? ты должен будешь на неё ответить, - голос 444-го становился всё тише и глуше. Смерть стояла у него за спиной, уже занеся свой жуткий рабочий инструмент. – Ответь: ?Есть лишь разные степени вины?. Жаль, что я не услышал её вовремя… мог бы выжить, - последние слова он уже даже не шептал – просто двигал губами. Но, всё же, нашёл в себе силы, и в последний раз его голов раздался в лаборатории:- Запомни это! Теперь ты… должен, - но в этот момент смерть, наконец, решила, что время пришло. Она мягко коснулась 444-го и жизнь его прервалась.За массивной дверью лаборатории, которую заблокировал бронированный кожух, опустившийся из ниши в потолке автоматически, уже был слышен топот охраны и отрывистые приказы. И только теперь, когда уже некому было заметить, индикатор на устройстве в голове 510-го на несколько секунд окрасился янтарно-зелёным, чтобы затем вновь стать подобным рубину, сигнализируя о нормализации работы устройства. Бронированный кожух со скрежетом убрался в потолочную нишу, и дверь резко распахнулась от удара ноги. На пороге, сияя лучами фонарей, стояли массивные фигуры в полностью герметичной силовой броне с оружием наперевес. Каждая фигура была высотой под два метра, красные визоры-глаза шлемов всматривались в мрачный багровый сумрак лаборатории. Позади них раздавались взволнованные людские голоса, кто-то куда-то бежал, обычные солдаты организовали оцепление. Лучи фонарей выхватывали в красной тьме разгрома части помещения, скользили по полу, залитому кровью, и трупам учёных.- Mein Gott! – прошелестел динамик шлема одной из фигур. – Что здесь произошло? Доктор? – фигура на кого-то оглянулась.- Здесь произошла трагедия, лейтенант, - раздался полный холода женский голос. Тот самый, который не так давно слышал 510-й. Из-за спин бронированных бойцов вышла женщина. Как и учёные, чьи тела лежали в разгромленной лаборатории, она была одела в белый халат. На вид ей можно было дать лет пятьдесят. Светлые волосы, уложенные в старомодной причёске, голубые глаза… в молодости она была красива, да и сейчас выглядела не плохо. Но у любого человека при взгляде на неё мурашки пробегали по спине. Дело было в её взгляде и выражении лица, в которых сквозили невероятная властность, неколебимость, даже фанатичность вкупе с холодностью и готовностью пойти на всё ради достижения своих целей. – Трагедия для всего научного сообщества Рейха, - сказала она и, минуя солдат, вошла в разгромленное помещение. Вошла по-хозяйски, не боясь запачкаться в крови, не отводя взгляда от трупов. И лишь досада была в её взоре. Хотя когда она смотрела на погибших учёных, там находилось место и печали. Женщина подошла к телу Эдварда, ничком лежавшему на разбитой аппаратуре. Тело учёного было покрыто ранами, и халат из белого давно стал липко-красным. - Эдвард-Эдвард, - покачала она головой, коснувшись щеки погибшего коллеги. – Как жаль… А ведь ты не закончил свой главный труд.Бойцы тоже вошли в лабораторию, хрустя осколками стекла под ногами, закованными в броню. - Этот ещё жив, - луч фонаря упёрся в забинтованного человека, из динамика над головой которого продолжала литься мольба о смерти. Женщина оглянулась:- Для того он теперь и существует - чтобы выживать.- Ещё один живой, - констатировал лейтенант, глядя на 510-го, что лежал без сознания. - Такое впечатление, что здесь что-то взорвалось, - произнёс другой боец, закончив осмотр Марка и его коллеги, теперь обводя лучом фонаря всё помещение. – И эпицентр, похоже, был здесь, - он указал на бокс 510-го. – Такое вообще возможно? Это бронестекло держит взрыв ручной гранаты и выстрел из плазмомёта... Фрау Энгель? Но фрау Энгель не ответила. Она быстро подошла к лежащему без сознания 510-му, походя отпихнув ногой труп кадавра. Склонилась над ним, прожигая взглядом. Не было никаких сомнений в том, что он единственный не пострадал. - Лейтенант! Изоляционную капсулу сюда, - распорядилась она. – Мне следовало сразу заняться этим ?объектом?, - злость на саму себя не часто её посещала, но сейчас был как раз такой момент.- Слушаюсь, - боец жестом дал указание подчинённым, и те, минуя подоспевших медиков, в чьих услугах здесь никто не нуждался, ушли. - Думаете, это случилось из-за него? – с сомнением спросил лейтенант, ткнув 510-го носком сапога.- Из-за меня, - резко ответила Энгель. Здесь погибли не только ценные, верные Рейху сотрудники, которых она хорошо знала. Здесь были уничтожены результаты многолетних исследований! Конечно, существовала резервная копия, но некоторые данные и материалы восстановить было невозможно. – Но да, весь этот разгром устроил он.- Каким образом?- Если бы я знала, то этого бы не случилось.Вернулись бойцы, посланные за капсулой. Её, плывущую по воздуху на антигравитационном приводе, они толкали перед собой. Изоляционная капсула являла собой двухметровый овал из сверхпрочного сплава, напичканный электроникой и всевозможными системами сдерживания ?обитателя? - от банального автовпрыска сильных транквилизаторов, до прототипа психотронного излучателя, подавляющего деятельность центральной нервной системы, способного заглушить волю, сознание и даже изменить личность человека. - Грузите его, - скомандовала Энгель, и солдаты, нажатием кнопки открыв капсулу, быстро поместили туда 510-го, который так и не пришёл в себя.Если прошло пробуждение было ознаменовано ощущением вымораживающего насквозь холода и напоминало восхождение на гору, покрытую снегом и стоящую в самом холодном месте Антарктиды, то в этот раз всё было иначе. Его измождённое, истерзанное, обрубленное ?Я? продиралось сквозь густые заросли колючих растений самого жуткого и мрачного вида, какой только можно вообразить. И он не просто продирался сквозь все эти лозы и стволы, усеянные шипами, крючьями и иглами, терзавшими плоть при каждом движении, доставляя невыносимую муку. Он бежал. Потому, что позади за ним следовала тьма, поглощая всё, чего касается. И в этой тьме было нечто, из-за чего он скорее готов был сломя голову ринуться в разверстые объятия растительных шипов, продлевая свою муку, чем хоть на миг остановиться, давая таящемуся во тьме возможность приблизиться. И он бежал, шёл, когда это стало невозможно, а потом уже полз, но не стоял на месте, невзирая на боль, глубокие раны и куски плоти, остававшиеся на шипах. Потому, что не было ничего страшнее обитателя тьмы. Потому, что впереди, сквозь все эти смертельные заросли брезжил свет, дробящийся на острые тропинки лучей, манящих и спасительных. Тьма избегала света, а он стремился к нему в надежде найти спасение. Шаг за шагом он становился всё ближе. Шаг за шагом тьма настигала. И он уже слышал мерзостное дыхание таящегося во тьме, ощущал его своим затылком. Близкое, зловонное, устрашающее настолько, что воля предательски отступала, а ноги не желали повиноваться. Ещё немного.Слух стал различать мрачный нечеловеческий шёпот, доносившийся из тьмы за его спиной. ?Впусти… Сдайся… Объединись… Стань свободен…?Но в этот – самый ужасный – миг заросли расступились. И явился свет!Свет подхватил его, изгоняя тьму вместе с её обитателем, издавшим полный гнева и разочарования вой, и понёс его вверх, вознося всё выше и выше…Чувства вернулись сразу, но были приглушёнными, словно всё тело было набито ватой, и он силился через неё ощущать весь окружающий мир. Впрочем, едва открыв глаза, 510-й понял, что его ?окружающий мир? был весьма мал – прямо перед лицом было небольшое оконце из толстого стекла, а голова и всё тело оказались намертво зафиксированы в одной позе. Одно было понятно – его поместили в какую-то капсулу. Но как? Когда? Он этого не помнил. А помнил он… Лаборатория, попытка опрокинуть койку, к которой был пристёгнут, падение. А потом… 510-й вздрогнул, вспомнив агонию, что последовала за этим. В стекло его капсулы постучали, и 510-й отвлёкся от воспоминаний. Прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки стояла немолодая светловолосая женщина, от взгляда которой ему стало не по себе. Не нужно было никаких слов, чтобы понять – именно с ней он говорил после пробуждения в лаборатории. Но тогда и на сотую долю он не представлял себе, каким страшным человеком она была. Зато теперь её взгляд сказал всё.- Вы доставили немало проблем, объект 510, - заговорила женщина, и её голос прозвучал внутри капсулы, воспроизведённый динамиком. - Я всего-лишь опрокинул койку, - речь была вялой и едва подчинялась сознанию. Язык так и норовил взболтнуть что-нибудь лишнее. - Как интересно, - кивнула она сама себе, рассматривая капсулу с 510-м внутри как диковинную зверушку, которую не терпится препарировать. – Подтверждает данные сканирования. В этот момент она отвернулась, посмотрев на кого-то за пределами поля зрения, что-то сказала, но в капсуле не прозвучало ни звука. Затем снова взглянула на 510-го, осоловело водившего взглядом по её лицу. Мысли путались и растекались, не в силах сформировать никакой устойчивой конструкции.- Вы убили шесть человек и четверых подопытных находясь без сознания, - невероятные слова обожгли разум 510-го пламенем истины столь странной, что в неё невозможно было не то, что поверить, но и осознать. Тем более – сейчас. - Невозможно… Я… не мог.- Кто ты такой? – чеканя каждое слово, спросила Энгель, чьего имени 510-й, конечно, не знал. И это был тон палача, который уже занёс свой топор.- Я не знаю, - 510-му было плевать. Его поглотила апатия. Он всё-равно бы не смог ответить ничего вразумительного ни на один из тех вопросов, которые она могла бы задать. Но сейчас он не боялся и спокойно взглянул ей в глаза. – Я ничего не помню до момента, как оказался в вашем лагере, - странное тепло разливалось по телу, помогая говорить, подталкивая сказать всё, о чём попросят.- Конечно не помнишь! – воскликнула Энгель, разразившись смехом, от которого мог был легко обделаться маньяк-убийца. – Над тобой очень хорошо поработали. И этот блокиратор в твоей голове –далеко не самое важное, что с тобой сделали… О, это настоящая симфония! Своего рода шедевр! Ничего подобного никто никогда не видел. Но я узнаю почерк. Работа мастера. Тебе посчастливилось стать пациентом великого Вильгельма Штрассе, и он вложил в эту работу всю свою душу… Но почему после этого он просто выбросил тебя сюда как мусор?- Вот и спросите у него. Однако Энгель вновь отвернулась, отдавая кому-то какие-то распоряжения. И в этот момент 510-й смог мельком рассмотреть то место, где оказался. Это помещение тоже было лабораторией. Но не обычной – его капсула разместилась в своеобразной цилиндрической камере, накрытой силовым полем. От стен к нему на гибких коленчатых держателях тянулись странные дискообразные устройства, излучавшие голубоватое сияние. Сам факт подобных мер предосторожности очень удивил 510-го. И заставил задуматься над словами женщины, в чьей власти он находился. Ведь не стали бы нацисты так стараться без причины? Неужели он действительно каким-то образом убил тех людей, о которых она говорила? Нет, он не питал особой любви к учёным, но подопытные… От мысли о том, что они могли погибнуть по его вина на сердце становилось очень тяжело. Если то, что сказала женщина – правда, то он теперь был убийцей. Не из-за учёных, а из-за их жертв. Но действие странного тепла в теле вновь разбило мысли, раздробило их на ничего не значащие составляющие. Тем временем внимание Энгель вновь было обращено к нему:- Жаль, что ты – meisterwerk Штрассе. Я не позволю себе вмешиваться в его работу, - слова дались ей с видимым усилием, ибо на самом деле она бы очень хотела вмешаться. И 510-й понимал – если бы не этот таинственный Штрассе, то лежать ему на операционном столе под скальпелем этой сумасшедшей. А ещё он понимал, что именно Штрассе отнял его память… Но мысли снова были раздроблены и перемешаны. И даже само ощущение неправильности подобной ситуации потонуло под волнами тепла, разливавшегося внутри и делавшего тело неестественно лёгким, а голову – тяжёлой. – И, всё же, есть кое-то, что можно сделать даже в таком случае, - она специально отошла в сторону, жестом указав 510-му на некое устройство, напоминающее высокотехнологичный шезлонг, усеянный разъёмами, увитый проводами и венчавшийся шлемом, который полностью должен был закрывать голову. Сейчас над устройством, приводя его в рабочее состояние, колдовали два человека.Внезапно дверь в лабораторию распахнулась, впуская могучего детину с шикарными усами и элегантной причёской, на котором лабораторный халат смотрелся так же нелепо, как феска на слоне. За ним, толкая перед собой медицинскую антигравитационную платформу, где лежало какое-то странное существо, напоминающее помесь гоблина-гуманоида с чем-то, что имело щупальца, шёл неприметный худощавый мужчина в робе узника с номером 114 на груди. Взгляд его блёклых глаз был устремлён перед собой, а узкое лицо со множеством шрамов и разноцветными участками кожи, выражало абсолютную апатию и полную покорность судьбе. - Рихтманн! – возмутилась Энгель столь наглому вторжению. – Что вы себе позволяете? – в этот раз капсула почему-то передавала звуки того, что происходило снаружи. - Профессор, вторая биолаборатория разгромлена, как я только что узнал, - могучим басом, от которого задрожало силовое поле камеры, ответил Рихтманн. – И там погибли мои друзья.- Мы все скорбим об этой утрате. Все подобающие церемонии пройдут вечером, - Энгель покинула камеру 510-го – она и без того потратила на него много времени. А вот появление Рихтманна могло нарушить её ближайшие планы. И он оправдал самые худшие ожидания.- Да. Это трагично, - 510-й с удивлением услышал искреннюю печаль в его голосе. А он уж было подумал, что нацистам чуждо всё человеческое. ?Хотя так они, скорее всего, относятся только к своим, а остальные же для них – ресурс, скот?, - пришла здравая мысль. – Но я по работе. Мои эксперименты должны проводиться в строго определённое время, а эта лаборатория – ближайшая с нужным оборудованием!- Исключено! – Энгель была тверда, как скала. Но Рихтманн, похоже, был готов покорить эту вершину. Или просто проигнорировать.- Эй, вы двое! – крикнул он кому-то, кого 510-й видеть не мог. – Операционная готова к работе? У меня мало времени! С появлением этого человека все в лаборатории как-то незаметно засуетились, забегали, занервничали. Все как будто старались сделать вид, что куда сильнее, чем на самом деле. Лишь бы этот бесцеремонный бугай не обратил на них внимания. - Я уже заняла эту лабораторию, Рихтманн, и всё уже почти готово для моей работы, - делая ударение на слове ?моей?, Энгель ещё пыталась бороться. Именно поэтому она терпеть не могла Рихтманна – за его вопиющие наглость, бесцеремонность и игнорирование всего и вся, когда дело касалось его собственных проектов. В такие моменты он позволял себе игнорировать даже её – главу научно-исследовательского центра! Будь они военными, такое бы не сошло ему с рук. Но, несмотря на все недостатки, он был отличным специалистом – первоклассным генетиком, хирургом и мастером евгеники. Поэтому Энгель ещё терпела его.- Что-то в области кибернетической имплантации и ментального сканирования? – он мельком глянул на ?шезлонг?, подчёркнуто не проявив никакого интереса. – Это значит, что вам всё равно не нужна операционная. Сто четырнадцатый, - и узник проследовал мимо камеры с 510-м, кинув лишь мимолётный взгляд. – Кстати, это ваш объект, профессор? А не слишком ли круто его запаковали? – полный невероятной энергетики оценивающий взгляд врезался в силовое поле, за которым виднелась капсула.- Если бы его, как вы выразились, так ?запаковали? раньше, то вторая лаборатория была бы цела, а наши коллеги – живы. - Хотите сказать, что случившееся – его вина? – настроение Рихтманна резко сменилось, и взгляд вспыхнул мрачной яростью. – Позвольте мне забрать его себе, когда вы с ним наиграетесь. Мне как раз будет нужен новый материал.- Я не собираюсь с ним ?играть?, - мимика женщины была весьма выразительна. И было ясно, насколько ей неприятно беседовать с Рихтманном. – Отдавать его вам – тем более. - Он должен поплатиться за содеянное, - сопя носом почище быка и чуть ли не роя ногой землю, процедил габаритный учёный. А 510-й… ему было всё равно. Приятное тепло, разлившись по телу, убаюкивало, мешало думать. Происходящие снаружи он воспринимал фрагментарно, не в силах ни на чём сосредоточиться. Даже не в силах вспомнить, что вообще можно сосредотачиваться. - Вы, кажется, говорили, что у вас мало времени, Рихтманн, - всё-таки, усач добился своего. Энгель решила, что сейчас проще уступить операционную, чем продолжать ненужный спор. – Операционная ваша.- Вы уходите от темы, - массивный палец разгневанного учёного уткнулся в силовое поле камеры. – Он виновен в гибели шести граждан Рейха.- Эрик, вы меня удивляете, - рассмеялась Энгель. – Неужели вы забыли, где мы находимся? И, хотя я вас понимаю, но не могу позволить себе разбрасываться столь уникальным материалом, пока он не послужит на благо vaterland. - И что в нём ценного? – только в этот момент, похоже, до Рихтманна стало доходить.- Он – работа Штрассе. Биологическая аномалия, которую Вильгельм почти полностью лишил выдающихся возможностей…- Быть не может! – потрясение Рихтманна было не скрыть, и он уже по-новому вгляделся в глаза 510-го. Он словно хотел разглядеть там присутствие другого человека – того самого Штрассе, к которому испытывал глубочайшее почтение.- Может, Эрик, - снисходительно, менторски, наслаждаясь произведённым на грубияна эффектом, сказала Энгель. – И я собираюсь выяснить всё об этой биологической аномалии и том, что, а главное – как с ней сделал учитель.- Что ж, похоже, он получит по заслугам. Как жаль, что мне нельзя будет отвлекаться от своей работы, чтобы посмотреть, что вы будете делать с… этим. Сто четырнадцатый! Всё готово?- Да, герр Рихтманн, - прошелестел голос узника, едва задевая сознание 510-го. Рихтманн сразу исчез из поля зрения, и лишь его могучие шахи долетали до слуха. - А что ты не радуешься, 114-й? – громогласно возмутился где-то позади камеры могучий учёный. – Радуйся! Виновный в смерти моих товарищей не только быстро найден, но и вскоре будет наказан! Или, может, ты не считаешь его виновным? – голос учёного резко стал зловещим. - Он виновен, герр Рихтманн, - покорно согласился 114-й где-то позади. – Я вообще думаю, что невиновных не существует…- Не надо думать. Просто выполняй, что говорят, - но в этот самый момент сознание 510-го, бессмысленно плававшего в полудремотном состоянии, вдруг зацепилось за что-то. Что-то необычное, но очень важное. Что-то, чего он никогда не знал, но оно всё-равно было в закромах памяти. И сознание начало пробуждаться, потянув за эту ниточку. Но как же трудно это было – на него давила целая неподъёмная гора, норовя вновь утопить в забвении. Приходилось вспоминать, что такое воля, и собирать её крупицы. И идти вперёд, вытаскивая на свет то, что таили тёмные глубины памяти. И вот, спустя, кажется, тысячу лет, он вспомнил! И тогда слова сами сорвались с его уст:- Невиновных не существует, есть лишь разные степени вины, - он мог лишь гадать, воспроизвели наружные динамики капсулы его слова, или нет. Как оказалось – воспроизвели.- А вы – философ, объект 510? Что ж, в вашем положении это не удивительно, - прокомментировала Энгель, раздавая последние указания своим ассистентам, которые уже закончили с ?шезлонгом?. 510-й сам не знал, зачем он сказал то, что сказал, и что вообще значат эти слова. Просто было ощущение, что это важно, что он должен это сказать.?Вы – не Тарик?, - вдруг раздался в его голове тихий шелестящий голос, заставив душу уйти в пятки от неожиданности и испуга. ?Это галлюцинация?, - пришло разумное объяснение к сознанию, вновь погружавшемуся в забытье под действием систем капсул. ?Не галлюцинация?, - раздался тот же голос. И вот теперь уже ни о каком забытьи и речи быть не могло. Сердце забилось как мотор, волнение смешалось с недоверием и удивлением. 510-й уже открыл было рот, чтобы задать вопрос, но голос его остановил: ?Ничего не говорите. Думайте?.?Что… происходит? Кто вы? Я сплю?? - вопросов было ещё больше, но эти три горели огнём в сознании именно сейчас. ?Я – сто четырнадцатый. Так меня здесь называют. И вы не спите. Мы говорим телепатически?, - мысленный голос собеседника был абсолютно бесцветным и вызывал ассоциации с пылью, толстым слоем покрывающей вещи в комнате, где никто давно не появлялся. ?Вместо вас должен быть Тарик… Меня не предупредили… Но… это странно… И я не мог проникнуть во вторую лабораторию… Что произошло? Где Тарик???Тарик?? - 510-й не представлял, кого имеет в виду 114-й. ?Четыреста сорок четвёртый?.?Он…?, - известие было неожиданным. Имя 444-го. Вот оно, значит, какое. ?Он… погиб. Наверное. Я точно не знаю, что случилось – я потерял сознание до того, как…??Они говорят, что вы уничтожили лабораторию и всех убили?.?Я не знаю!? - огрызнулся 510-й, которого уже и впрямь начало тревожить произошедшее в лаборатории номер два. Если обвинения в его адрес не беспочвенны, то каким образом он мог сотворить нечто подобное? О каких способностях, которые почти отнял у него Штрассе, пару минут назад говорила та женщина? Кстати о ней – взгляд уловил некое несоответствие в картине помещения за стеклом капсулы, но ещё пару секунд 510-й пытался разобраться, что же не так. А потом его осенило – движение! Всё там, снаружи, двигалось чрезвычайно до невероятности медленно! Настолько, что можно было сосчитать до ста, пока случайно задетый локтем стакан падает со стола, почитать книжку, и он бы ещё не упал! А люди и вовсе двигались едва уловимо!?Может быть, так оно и есть?, - согласился 114-й без особой охоты. ?Жаль, что мой дар слишком слаб, и я не могу узнать всю правду, просто вытащив её из вашей памяти. Зато его достаточно, чтобы чувствовать ложь. И недостаточно, чтобы меня разоблачили. Вы верите в то, что говорите. И, тем не менее, вы знаете отзыв. Как вы его узнали???А почему вы произнесли пароль?? - это действительно не давало покоя 510-му. С точки зрения логики это не имело смысла. Ведь 114-й знал, с кем должен связаться. ?Во-первых, потому, что я говорил с 431-м перед тем, как Энгель решила забрать Тарика. Он рассказал мне о вас и вашей потенциальной пользе для нашего дела, которая была упущена?.?Это ничего не объясняет. Я для ?вашего дела? - никто, посторонний. И кстати – почему всё вокруг стало таким медленным?? - мысль о том, что происходящее – хитрая галлюцинация, не была отброшена до конца. 510-й не верил, что вот так запросто могло случиться нечто подобное. Именно потому хотел узнать, что же толкнула 114-го сказать кодовую фразу, которую он саму знал не понятно, как. Убедиться, что всё происходящее – правда, а не глупый сон, навеянный химией, которую ему вводила капсула.?При телепатическом общении восприятие, скорость мышления и анализ информации многократно ускоряются?, - пояснил 114-й. Однако с ответом на главный вопрос он медлил. ?А что касается другого вопроса… Я не договорил. Сегодня произошло крайне неожиданное для меня событие. Во сне, как раз во время разгрома второй лаборатории, полагаю, я увидел человека в чёрном плаще. У него было ваше лицо. И он велел сказать кодовую фразу при вас. До тех пор пока я не увидел вашу капсулу здесь и не ощутил ваше сознание, я не придавал этому значения. Но то, что я ощущал во сне, я почувствовал и взглянув на вас. Это – причина?.Такое заявление попросту выбило почву из-под ног 510-го, который вдруг совсем перестал понимать, что происходит. Человек в чёрном плаще? Что-то такое он припоминал. Что-то такое он видел сквозь боль раздирающей его агонии… Но почему е человека в плаще было его лицо? Что всё это значит? Эта растерянность, выразившаяся в полном мысленном раздрае и смятении, не укрылась от узника-телепата. И это, в свою очередь, озадачило его самого!?Вы… не делали этого?? - впервые с начала странной беседы в голосе 114-го появились эмоции. Это было искреннее удивление.?Я… не знаю. Всё, что я помню – я опрокинул свою койку, ударился виском с имплантатом, а потом…??Может быть, дело именно в этом. Ваш имплантат на время вышел из строя. Учитывая сказанное Энгель, это наводит на мысли о ваших истинных возможностях?. Повисла пауза. Каждый обдумывал итоги разговора. А за это время Энгель успела сделать только полшага, стакан едва коснулся пола, медленно покрываясь сетью трещин, расходящихся от места удара.?Хорошо?, - наконец сказал 114-й. Сказал так, как говорит человек, принявший только что непростое решение. ?Полагаю, перед смертью Тарик передал вам пароль и отзыв. Даже если вы были без сознания, то могли слышать его неосознанно. Теперь я даже понимаю, откуда мог взяться в моём сне человек с вашим лицом, и почему вы сами всего этого не помните. Сейчас я хочу задать вам вопрос, от которого зависит… для вас – всё. Для нас – думаю, многое?, - и 510-й напрягся – неужели он может рассчитывать на помощь? Неужели его будущее может быть иным, чем стать очередной жертвой безумных нацистских учёных? Это был росток робкой надежды, вдруг пробившейся сквозь гранит страха, отчаяния и апатии, сковывавший его сердце. ?На что вы готовы, чтобы сбежать отсюда??Ни секунды раздумий не требовалось, чтобы ответить на этот вопрос. Ответить искренне и со всей страстью, на какую только был способен человек, загнанный в угол и не имеющий возможности ничего сделать сам для своего спасения. Беспомощный. Это было всего два слова.?На всё!??Тогда вы поможете нам устроить побег, а мы возьмём вас с собой. Но вам придётся подождать нашей следующей встречи. Тогда я скажу, что от вас потребуется?.И после этих слов, сухим пыльным ветром прошелестевших в голове, время возобновило свой привычный бег. Стакан со звоном разбился, разлетаясь брызгами осколков, один из ассистентов Энгель чертыхнулся, и всё стало как обычно. Даже могучий голос Рихтманна, раздававший указания 114-му и кому-то ещё за пределами узкого поля зрения 510-го.Всё стало как обычно. За исключением одного.У 510-го появилась надежда! Спасение было возможно! И теперь животный страх перед тем, что с ним собиралась сделать Энгель, немного ослабел. Но взглянув на неё, на все приготовления, 510-й уже не смог успокоиться - очень скоро его вытащат из капсулы и поместят в тот ?шезлонг?. И что дальше? Но не сомневался – не стоит ждать ничего хорошего. И вот теперь едва отступивший страх начал снова обретать силу… Но 114-й говорил так, словно был уверен – их новая встреча состоится. Или 510-й выдаёт желаемое за действительное? Может дело в том странном тепле и лёгкости, разливавшихся в теле? Может, всё было лишь жестоким сном? Иллюзией, которую выдумал собственный измождённый разум, чтобы защититься от жестокой реальности? И с каждым новым витком мысли становились всё более паническими. А возможность спасения, перед ним, отдалялась, представляясь теперь чем- то эфемерным. НО! Он не лгал, говоря, что ради побега готов на всё! И если побег действительно возможен, ему остаётся довериться 114-му так же, как он доверился ему, предлагая присоединиться к 2общему делу?. А если для того, чтобы всё получилось, ему для начала придётся пережить то, что приготовили для него нацисты… Он переживёт! Он, чёрт побери, переживёт!!!Ярость, казалось бы уже давно позабытая под действием систем капсулы, возгорелась в сердце 510-го, когда ассистенты Энгель подошли к его камере. Она объяла всё его естество, когда они отключили защитное поле и вытолкнули парящую в воздухе капсулу наружу, подведя к ?шезлонгу? и повернув так, что она зависла горизонтально, оконцем вверх.- Что ж, 510-й, сейчас начнётся самое интересное, - Энгель улыбнулась. Глядя прямо ему в глаза. Эта улыбка была противоестественно дружелюбной. Это была игра. Так же и кот играет с пойманной мышью. Так и она забавлялась с теми, кто был в её власти. И с тем же итогом. – Взгляните на это чудо научного прогресса, - она жестом предложила ему рассмотреть высокотехнологичное ?орудие пыток?. 510-й скосил взгляд. Внутренняя часть ?шезлонга?, округлого и напоминающего люльку, была чёрного цвета и имела углубление, выполненное в форме человеческого тела, как будто там кто-то лежал настолько долго, что продавил его. Опасение сразу вызвали сотни маленьких отверстий, которыми в особом порядке была усеяна вся поверхность этой формы. – Когда вас поместят сюда, сотни нейро-соединений вонзятся в ваше тело, подключаясь к нервной системе, и, конечно же, шлем не станет исключением. Можете мне поверить – это будет чудовищно больно…- Профессор, - полным яда тоном перебил её 510-й, в другой ситуации вряд ли осмелившийся бы на такое, - не сломайте что-нибудь ненароком. Штрассе может огорчиться. А в худшем случае – кто знает – вдруг я и эту лабораторию уничтожу вместе со всеми, кто будет здесь.- Именно поэтому я сделаю вот так, - гримаса презрения исказила лицо Энгель, и она нажала что-то на боку капсулы. 510-й тут же почувствовал как морозное тепло вмиг охватило его, заморозив и разбив мысли. В голове помутилось, а зрение отказало на миг.А потому уже не было совсем ничего. Ни желаний, ни мыслей, ни стремлений. Он словно оказался заперт в собственном теле, но без доступа к возможности им управлять. Осознав, что произошло, он даже не смог закричать – не дрогнул ни один мускул. А потом и способность осознания отключилась, а единственными доступными движениями для организма остались только дыхание, сокращения сердца и ток крови в сосудах.Капсула распахнулась. В нос ударил запах какой-то химии, медикаментов, тонкий дух спирта. Ассистенты подняли 510-го как бревно, держа за ноги и плечи, уложили в ?шезлонг?. Где-то впереди, отделённая стеклянной стеной, мелькнула операционная, где Рихтманн ковырялся во внутренностях той твари, что привёз 114-й, время от времени вынимая что-то из туши и заменяя на содержимое одной из десятков колб или банок, стоявших на другом столе… А потом 510-го положили, и он мог смотреть только вверх. Краем глаза он ещё увидел, как Энгель подошла к голографической инфо-системе, раскинувшейся вокруг неё полусферой световых экранов. Но даже понять в таком состоянии, что же он видит, осознать смысл этого он уже был неспособен. Он просто смотрел и видел… нечто. Пустота наполняла его, и из-за этого он даже не мог испугаться – все чувства, способности анализа и синтеза просто ?смыло?. - Надевайте шлем, - сказала Энгель, и слова отдались в ?не-сознании? 510-го просто набором ничего не значащих знаков. Ассистенты встали по обе стороны ?шезлонга? и надвинули массивный шлем на голову подопытному, перед глазами которого теперь маячила чёрная, подсвеченная зелёным, выгнутая поверхность, усеянная мелкими отверстиями. – Приступим, - голос Энгель прозвучал довольно.И в следующий миг что-то произошло.?Шезлонг? крепко обхватил 510-го, его руки и ноги, и тот почувствовал как одновременно во всём теле возгорелась, пронзая насквозь, тянущая жилы и нервы боль! Она впилась в каждую клетку, в каждое нервное окончание, захлестнув его с головой. Тягуче-невыносимая настолько, что он закричал в собственном разуме, не в силах кричать нормально, а из глаз покатились слёзы!Но и это ещё было не всё. Он чувствовал, как эта непрекращающаяся боль поднимается вдоль позвоночника к шее, а потом… А потом из отверстий перед его глазами показались очень тонкие иглы! И они впились в лицо, доходя до кости, до каждого нерва! Подбородок, щёки, лоб, затылок… Но когда две иглы появились прямо напротив уголков его глаз, прежняя боль, что разрывала его голову и тело на миллиарды кровоточащих агонизирующих кусков, показалась лишь прелюдией к боли истинной. Ибо вонзившись в плоть, две эти иглы всё двигались и двигались вглубь глазниц, подбираясь к глазным нервам!И это было… не описать словами. Впрочем, 510-й и не мог. Он ничего не мог. Даже желать смерти. Но если бы мог, то непременно взмолился бы о ней в этот самый момент, ибо эта боль многократно превзошла всё остальное. Глаза горели огнём, как и всё внутри, и казалось, что их вот-вот вырвут. Казалось, что в глазницы воткнули два раскалённых прута и проворачивали их, чтобы размешать, превратить в кашу всё, что было в черепной коробке. И это не прекращалось ни на мгновенье.Но со временем к этому добавилось кое-что ещё. Перед глазами поплыли образы, а вся боль начала пульсировать.Он увидел старика с изуродованным лицом, что резал его маленькой циркулярной пилой. И чувствовал проникающую во все клетки тела боль.Он видел, как этот старик вживляет в его разрезанную грудную клетку какие-то устройства.И чувствовал ту же боль, как если бы его грудь сейчас была в таком же состоянии.Он видел улыбающегося безумца с золотыми глазами, одетого в белое.И боль пронзала насквозь.Он видел троих или пятерых девушек, облик которых постоянно плыл и менялся, переключаясь между мрачными, закованными в чёрную броню тремя ведьмами и пятью добрыми жизнерадостными юными волшебницами в странных нарядах и с крыльями за спиной.И ?раскалённые прутья?, казалось, скребли его череп с внутренней стороны, а мозг плавился.Но вдруг раздался какой-то резкий звук, что-то замерцало, и в следующий миг боль, пронзавшая насквозь постоянной пульсацией, резко изменилась, став менее отчётливой, а иглы вышли из его глаз и втянулись в отверстия внутренней стороны шлема. Боль от игл в теле и их работы ушла, но осталась боль иная – от последствий. И она была в сто крат хуже!- Проклятье! Verdammnis! – доносилось до слуха сквозь пелену агонии набором бессвязных, не имеющих смысла, звуков. В нос ударил запах, который 510-й, не осознававший даже самого себя, не узнал. Но это был запах горящих пластика и проводки, спёкшейся электроники и горячего железа. – Шайсе! Вытаскивайте его!Он просто лежал, растворяясь в боли, разлитой по телу огнём и кислотой, ранами и гематомами, осколками битого стекла и лезвиями, сломанными костями и повреждёнными органами. Ничего этого, конечно, не было на самом деле, но ощущения были даже более разнообразными, и привели бы в неописуемый экстаз даже самого пресытившегося мазохиста.Что-то щёлкнуло и клацнуло. Шлем отъехал вверх, позволяя видеть потолок и растерянные лица ассистентов Энгель. И даже её саму, мечущуюся в ярости у сгоревшей и сыплющей искрами инфо-системы, как лев в клетке. Не дожидаясь приказа, ассистенты поместили 510-го в капсулу, чьи сомкнувшиеся объятия показались ему, лишь фрагментарно воспринимавшему действительность, приятными и уютными. Энгель уже была рядом. Сейчас не осталось и следа от её образа степенной, уважаемой, но безумной женщины-учёного. Сейчас это была яростная фурия, безумная стихия во плоти, способная испепелять взглядом и обращать в пыль желанием!Она склонилась над капсулой, глядя в ничего не выражающие глаза 510-го, и нажала что-то сбоку на корпусе стального овала.И тогда он осознал!Тогда он вернулся!Тогда он снова стал собой!И почувствовал.Душераздирающий крик вырвался из его горла, вместе с приходом многократно усилившейся боли, которую он стал воспринимать осознанно, как только вернулись все чувства! Стаей голодных пираний эта боль терзала его, намереваясь разорвать на куски. Это было невозможно вынести, оставаясь в сознании, но что-то не давало ему окунуться в спасительное забытье, сбежать от этого ужаса, корёжившего волю и разум. И лишь мерзкая ухмылка Энгель, в которой сплетались досада, злоба, разочарование, но и удовлетворение вместе с чем-то ещё, чем-то гадким, маячила перед глазами, казавшимися такими чужими, пришитыми на скорую руку и без наркоза. - Я не понимаю… Ich verstehe nicht, что он нашёл в вас, - голос Энгель звучал ножом, скребущим стекло. – Эта защита, которую создал Штрассе… Похоже, он хотел, чтобы ваше прошлое и тайна вашей истинной силы оставались секретом для всех. Никто не должен об этом узнать. А вы – в первую очередь. Что же ты такое, 510-й, если Вильгельм решил сделать это? Неужели ты насколько опасен? Настолько важен?Ответом ей был только крики, продолжавший рваться из глотки 510-го. Крик, который капсула не транслировала наружу. Крик, рвавший горло. Но эта боль была ничем в сравнении с той, что блуждала в его повреждённых процедурной нервных окончаниях.- Проклятье! – ещё раз выругалась Энгель. – Заприте его в ?обезьяннике? с остальными перспективными образцами. В особой камере, - эти слова резали по живому, потрошили самолюбие и профессиональную гордость. Но сейчас она не могла ничего сделать.- Вы уверены? – прозвучал голос одного из ассистентов. - Пока мы не разберёмся с защитной системой Штрассе, он бесполезен, - ей было очень больно признавать, что столь желанная игрушка выскользнула из рук в самый ответственный момент, когда казалось, что она уже почти у цели. – А пока я свяжусь с Вильгельмом. Как оказалось – мне нужно с ним о многом поговорить.- Вы доложите коменданту? - Да. А теперь живо за работу, - и, кинув последний взгляд на упущенную ?добычу?, закрыла оконце капсулы, оставляя 510-го в полнейшей темноте.Но это его не волновало. Волновала только боль, что никак не утихала. Кричать он уже не мог – сорвал голос. И теперь лишь хрипел, стонал. И плакал. Если в голове и появлялись какие-то мысли, то разбиваясь о рифы страданий, они тонули в пучине мучений, уволакиваемые на дно жадными волосатыми щупальцами отчаяния…Но где-то там, в глубине души, в месте, что не было подвластно боли, в этом хрупком убежище, сокрытом даже от собственного сознания, взрастала и крепла ненависть. Абсолютная, всепоглощающая, лютая ненависть. И она имела направление, цель. Её объектами стали те, кто был виновен в его нынешних мучениях. Штрассе, Энгель, этот лагерь, нацисты в целом с их паршивой идеологией. Но сейчас ненависть не имела выхода – всё вокруг было затоплено болью. И потому она ждала, затаившись в укромном уголке, взрастая и кристаллизуясь, дожидаясь своего часа, который, впрочем, мог и не наступить. 510-й не следил за временем. Не мог. Какое-то время он слышал разговоры ассистентов, куда-то ведущих его капсулу, какие-то шумы, множество шагов разных людей, разговоры, лязг и хлопанье дверей, гул. А потом всё прекратилось. И он оказался в абсолютной кромешной тишине. Ни пошевелиться. Ни закричать. И ни малейшего лучика света. Только он, пустота и боль, ставшая его нежеланной жестокой спутницей. Она не собиралась уходить, а он не мог её прогнать. Даже его чудесные способности к исцелению, казалось, не в силах совладать с тем, что сотворила с его телом ?процедура иглоукалывания?. Но тело – это полбеды. Душа и разум – вот что имело куда большее значение. Нет, несмотря на все страдания он ещё не сдался,. Не принял судьбу. Не смирился. Хотя боль даже не нашёптывала – она требовала, крича в ухо, чтобы он отступил, сломался, чтобы принял свою участь и покорился судьбе. Но это не имело смысла, ведь тогда страдания продолжаться, а ненависть та и не найдёт выхода. Но что вообще имеет смысл в этом мире? Деньги? Бумажные и железные пустышки. Власть? Пустая жажда возвыситься над другими. Любовь? Она не спасёт его. И никого не спасёт. Радость и счастье? Мимолётны и пусты так же, как всё остальное. Ничего.Либо то, что мы сами считаем значимым. 510-й не мог думать трезво – ощущения от боли изменились, и теперь ему казалось, будто тысячи плотоядных насекомых копошатся у него под кожей, вгрызаясь в мясо. Но, всё же, мысли начали приходить, перестав разбиваться о барьер страданий. Более чёткие, более стройные, логичные.Сейчас для него имели смысл его свобода и прекращение страданий. Смысл… в чём его собственный, глобальный смысл? Смысл жизни? Кто-то находит его в потакании своим желаниям, кто-то в – служении. И не важно, кому. Лишь бы служить. Но любой смысл, придаваемый человеком своей жизни – потакание собственным желаниям и вере в то, что именно это является действительно значимым. Власть не существует без веры людей в неё, деньги, всеобщая картина мира – тоже. Вопрос о смысле не был праздным. Если всё получиться, что он будет делать? куда пойдёт, обретя свободу? Что ему хочется делать? вспомнить, кто он такой. Это было важнее всего, ибо без этих воспоминаний в душе зияла голодная, пожирающая изнутри, пустота. Это было важнее всего.Мысли потекли ровнее. Они как всемирный потоп омывали пик его сознания, постепенно затапливая боль. Не заставляя её исчезнуть, нет, хотя она, всё же, и слабела, а просто отодвигая её на задний план восприятия. И тогда с горькой усмешкой на лице 510-й понял, что привык. Боль стала привычной. Так не должно быть.А время неумолимо отсчитывало свой бег. Минуты шли за минутами, складываясь в бесконечные часы. А может – дни? Месяцы? Неведение и тишина с кромешной тьмой не оставляли ничего иного, кроме как размышлять. А, может, прошли годы?Нет! 114-й должен был прийти! Неужели… он предал? Или, может, на самом деле прошло слишком мало времени? Как понять?А ещё он никак не мог забыть старика, нижняя часть лица которого была покрыта жуткими шрамами. Того самого, которого увидел, будучи подключённым к устройству Энгель. То .что этот старик в этих видениях с ним делал… всё это… Никаких нервов и воли не хватит, чтобы пережить такое и остаться в своём уме. Ужас, мешанный с отвращением и чем-то настолько глубинным, что этому не было названия. Являлись ли эти видения воспоминаниями? О, как бы он хотел, чтобы не являлись, чтобы это оказались всего-лишь галлюцинации истерзанного мукой разума. Потому, что если всё это действительно было с ним на самом деле… НЕТ! Этого лучше не помнить! Лучше забыть навсегда, как будто этого никогда не было! Потому лучше думать, что это были галлюцинации. Но тогда…Холодок пробежал у него по спине, и дыхание перехватило от болезненного спазма. Тогда могло быть и так, что разговор со 114-м был такой же галлюцинацией, спровоцированной действием химии, которую в его кровь вводила капсула. Да, снова пришла эта предательская мысль. Она явилась нарочно, чтобы насмехаться над ним. Чтобы поглумиться над его надеждой на спасение и растоптать её. И она была слишком сильна. И это было уже чересчур для него. Потому, что если этот разговор был галлюцинацией, если его надежда основана на самообмане…- Нет! – крикнул он, чтобы заглушить злобный шепоток, которым коварная мысль наполняла сознание. – Не-е-ет!!!А время шло. И не известно, сколько минуло с тех пор, как его принесли куда-то, оставив в полной темноте и тишине. Оно шло, пока 510-й пытался бороться с болью. Оно бежало, когда он размышлял. И оно тянулось, когда он, подтачиваемый червём сомнения, пытался противостоять натиску крамольных мыслей, чтобы сохранить хоть какую-то опору в этом мире.Но внезапно его слуха коснулся какой-то звук, донёсшийся снаружи. Сначала 510-й не придал этому значения, продолжая бесполезно гнать от себя мысль об иллюзорности 114-го и его обещаний. Однако следом появились и другие звуки.Шаги!Кто-то шёл неподалёку! И, судя по всему, приближался именно к нему!- Неужели? Неужели, всё-таки, 114-й пришёл? Неужели всё было правдой? – радостно выдохнул 510-й и слёзы счастья сами нашли путь наружу. Неужели это был не сон? Неужели скоро всё закончиться и он сможет стать свободным7Шаги звучали всё ближе.Тяжёлая гора сомнений рухнула с души, и сразу стало очень легко и свободно. Даже радостно. А, говоря по правде, он был счастлив. Шаги умолкли в нескольких метрах от его капсулы. Что-то лязгнуло, зажужжало, раздался недовольный механический гул, и по вибрации капсулы 510-й понял, что она движется. Это наверняка должен быть он! Наверняка 114-й!Капсула замерла. Боль, казалось не собиравшаяся покидать его никогда, отступила, сметённая радостным ожиданием. Оконце капсулы медленно отворилось.Свет резанул глаза почти так же больно, как иглы в шлеме того устройства. До слёз. И 510-й зажмурился, пытаясь проморгаться. Он увидел чьё-то лицо, но слёзы и свет, который был слишком ярок для глаз, привыкших ко тьме, не позволяли различить, кто это.Сто четырнадцатый. Точно он!И тогда он услышал голос. Грубый, могучий, сотрясающий:- Что ж, вот, наконец, и ты, свинья, - и он узнал этот голос! Нельзя было не узнать. И в тот же миг все его надежды, все мечты на спасение, все планы – всё это в одночасье разлетелось на миллионы острых осколков, кромсая душу и сердце, погребая под обломками и лишая смысла жизни. Будь у 510-го чуть больше самообладания, чуть больше выдержки, он бы сдержался. Но их уже не было – боль, сомнения и старик с изуродованным лицом их отняли у него. Нет, он не взвыл, не закричал, не заплакал, как это следовало делать человеку, чьи надежды только что обратились прахом. А может, наконец, сломалось что-то в нём самом?Он засмеялся. Дико, надрывно, безудержно. Смех обречённого или умалишённого. И хохот его жутким эхом вырывался из динамиков капсулы. Потому, что он узнал голос. Потому, что он увидел лицо.Рихтманн!Этот проклятый чёртов ублюдок-живодёр Рихтманн пялился на него через стекло капсулы и взгляд его был куда красноречивее любых слов. Но сам Рихтманн так не считал:- Не корчи из себя сумасшедшего, - цедил он слова, полные яда и злобы. – Я знаю, что ты вменяем. Энгель обещала, что ты получишь кару. Но она не сдержала своего слова… Не смейся, тварь! – могучий удар сотряс капсулу, но 510-й и не подумал подчиниться. Не мог. Отчаяние смехом рвалось наружу, а в образовавшуюся в душе пустоту устремлялось всё остальное – воля, разум, чувства. – Ты убил моих друзей. И ты заплатишь за это. Но науке всё-равно послужишь, - Рихтманн сделал лёгкое движение, капсула загудела, а 510-й вдруг умолк – дыхание перехватило, сознание ?поплыло?, подхваченное эйфорической лёгкостью и теплом, мгновенно раз лившимися по всему телу. Но вместе с их появлением ушла боль!Капсула с шипением открылась, и 510-й повалился ничком на заблаговременно подставленную рядом парящую платформу. Мельком, едва улавливая происходящее, он разглядел, что находится в камере, стены и потолок которой усеяны небольшими выпуклыми дисками с конусообразными штырями в центре. Эти устройства мерцали внутренним светом, распространяя вокруг какое-то марево. И таких камер здесь было много – он видел их за спиной Рихтманна, по ту сторону коридора. Закрытые зеленоватыми силовыми полями они уходили вправо и влево, громоздились друг на друга ярусами. И в каждой была точно такая же капсула, в которой только что был он сам.А Рихтманн уже погрузил его на импровизированную ?каталку?, закрыл его капсулу и, вытолкнув платформу наружу, вышел следом. Это место было похоже на настоящую тюрьму. Или на хранилище. На совершенно небольшой площади – длина широкого коридора едва достигала шестидесяти метров – камеры, похожие на соты, могли вместить пару сотен капсул. Вверху под самым потолком устроился кран-манипулятор, нужный для того, чтобы доставать капсулы с верхних ярусов. А ещё под потолком были турели, хищно следившие за каждым движением Рихтманна.- Знал бы ты, скольких трудом мне стоило добраться до тебя. Пришлось потянуть за пару связей, пойти в обход Энгель…, - толкая перед собой парящую платформу, разоткровенничался учёный. Но 510-му до этого просто не было никакого дела. Той дозы наркотиков, которыми капсула накачала его на прощание, было достаточно, чтобы отправить в нирвану целого кита. И, всё же, 510-й не пускал слюни, не ?словил приход?. Сознание снова отстранилось от всего, и он просто смотрел, став заключённым собственного тела. Он не запомнил, что говорил Рихтманн, не помнил, как они покинула ?Хранилище перспективных образцов?. Не помнил, как оказались в операционной.Но когда Рихтманн переложил его с платформы на стол и закрепил, весь ужас происходящего, наконец, достиг сознания. Потому, что он увидел, кто помогал Рихтманну.Сто четырнадцатый! Он был здесь! Его постное цветное лицо, его серая роба с номером! Он подготовил инструменты. Он принёс ёмкости с какими-то органами… или это были живые существа? Гротескные и уродливые, сморщенные или вздутые, длинные гибкие или небольшие, сокращающиеся.Беспомощность. Бессмысленность. Бесполезность.Это было слишком, чтобы вынести. Тот, на кого он надеялся, предал его!И ненависть в глубине души, не чувствуя уже сопротивления боли, выросла, воспламенилась. Бессмысленная и бессильная. Холодный белый свет слепил глаза, стерильные хромированные поверхности угнетали своим безжизненным зловещим блеском и запах лабораторной химии будоражил самые потаённые страхи, вызывая в памяти образ старика-изувера.Рихтманн уже был в халате и маске. Глаза его горели от предвкушения и праведного гнева. Он неспешно, демонстративно взял шприц с какой-то мутно-белой жидкостью.- Мы не можем начинать без предварительной подготовки, - воодушевлённо пояснил он, уже захваченный будущим действом, словно рассчитывал, что 510-й зааплодирует. – Имплантаты могут не прижиться…Шприц, содержащий неведомое и неотвратимое зло, приблизился к вене. Укол был почти незаметен. Но глаза 510-го, полнящиеся ужасом, лишь заставили Рихтманна усмехнуться сквозь маски и помедлить перед тем, как вводить неизвестную сыворотку. Он не мог отказать себе в удовольствии немного насладиться моментом. Своим триумфом в роли палача, исполняющего справедливый приговор.- Герр Рихтманн, - вдруг обратился к учёному подошедший 114-й, на которого тот вообще перестал обращать внимание. - Что? – учёный не успел даже обернуться. Блеснувший стальной молнией в руке узника скальпель полоснул по горлу, рассекая его!Рихтманн отшатнулся, схватившись за рану! Неверие, смешанное с болью и ужасом застыло на его лице, когда он прижал руки к ране, из которой хлестала кровь, в бесполезной попытке удержать вырывающуюся толчками жизнь!Белые халат и повязка впитывали алое. Рихтманн не удержался на ногах и с грохотом рухнул на пол, хрипя и сипя. Ужас. Именно это он ощутил умирающим сознанием, полным боли, в последний раз глядя в лицо 114-го, всё такое же бесстрастное. Безразличное. Словно он убил не выдающегося учёного, а дворовую шавку.Обидно… А потом тьма и холод накрыли его.Когда Рихтманн обмяк и перестал дышать, 114-й деловито освободил от пут 510-го. Посмотрел в его глаза. Покачал головой.- Скверное состояние, - заключил он со знанием дела. А 510-й смотрел на него с таким невыразимым удивлением, которое граничило с чем-то неизмеримо большим. После всего, что он пережил, после Рихтманна и крушения всех надежд смел ли он надеяться на подобный исход? Мог ли верить?114-й отошёл к другому столу, перебирая что-то среди склянок, колб и мензурок. Взял один пузырёк. Наполнил из него шприц.- Послушайте, 510-й. Времени мало, поэтому я вколю вам это – живо проветрит мозг от всей ?дури?. Но будет не очень приятно, - и сразу вонзил иглу в ту самую вену, к которой ещё минуту назад примеривался ныне покойный Рихтманн. Огонь мигом разлился по венам, обжигая изнутри. Неприятно? 114-й сильно приуменьшил эффект этого зелья! Кровь как будто вскипела, превратившись в раскалённую лаву, и проникла в каждый орган, в каждую клетку! Но вместе с приходом этой яростной огненной стихии спала пелена морока, сознание прояснилось, и вернулся контроль над телом.Шокированный произошедшим до глубины души 510-й еле-еле поднялся и сел на столе, не спуская удивлённо-неверяще-вопрошающего взгляда с человека, в котором успел разувериться, а потом поверить вновь. Убийство Рихтманна потрясло его неимоверно – мясник от науки уже готов был совершить нечто, от чего до сих пор поджилки тряслись, и становилось дурно. И вот теперь у него под ногами, свешенными со стола, лежит его труп в луже собственной поганой крови, а его закатившиеся остекленевшие глаза смотрят в никуда. Избавление пришло в тот самый момент, когда он уже ни на что не рассчитывал. И это было равноценно взрыву сверхновой, эликсиру, дарующему новую жизнь его запылённому, израненному внутреннему миру и разрушенным надеждам.- Я вам обязан, - тихо прохрипел 510-й, переводя дух. Огонь в крови уже погас. – Но это была действительно сильная дрянь.- Стандартный армейский ?Антитоксин?, - пожал плечами 114-й, как ни в чём не бывало.- Вы ведёте себя так, будто у нас полно времени, - волнение вновь нахлынуло на 510-го. – Здесь же повсюду камеры! Нас…- Нет здесь камер, - впервые 510-й увидел, как улыбается 114-й. неприметная улыбка, почти не отличающаяся от обычного выражения его лица. – Мы в личной лаборатории Рихтманна. Он выбил себе помещение, используя связи в верхах, хотя с оснащением были проблемы. Конечно, он не хотел, чтобы за его…, - тут 114- запнулся, - работой могли следить. Тем более Энгель. Мнительный ублюдок был уверен, что все вокруг только и жаждут украсть результаты его исследований… Впрочем, здесь он занимался и такими вещами, которые даже в самом Рейхе не нашли бы одобрения. - Исследования? И ваше лицо…, - спросил 510-й. Собеседник провёл рукой по лоскутам разноцветной кожи, из которых мозаикой складывалось его лицо.- Вы ещё остального не видели, - и застарелая боль в этих словах сказала 510-му всё остальное. – Выродок использовал меня как главный тестовый объект. Но теперь он мёртв. Убит моей рукой. К делу. - Как вы это вынесли?- А я и не вынес. Но польза, всё-таки, была. Из-за него, - 114-й сплюнул на труп учёного, - я и стал телепатом. Хотя он об этом даже не подозревал.- Я готов, - собраться с мыслями было сложно. Ещё труднее – привести в порядок противоречивые чувства, захлёстывавшие бушующим океаном. Но сомнениям уже не было места. – Что от меня требуется?- То же, что вы устроили во второй лаборатории, только масштабнее.- Я…, - это был удар ниже пояса. 510-й не ожидал ничего подобного, но, с другой стороны, как ещё он мог быть полезен? Проблема была только в том, что он в этом плане бесполезен! – Не смогу, - качнул он головой, проглатывая горечь. – Не знаю, как.- Ваши слова при первой встрече дали мне подсказку. Именно поэтому я смастерил это, - на ладони 114-го, вынутый из кармана, возник маленький чёрный диск с парой кнопок и какими-то индикаторами. – К счастью в ?заначке? у Рихтманна полно всякой электроники.- Что это? – склонив голову на бок и опасливо глядя на незнакомое устройство, поинтересовался 510-й. Хоть он и был готов на всё ради побега, но испытывать на себе действие очередной неведомой штуковины желанием не горел.- Это выведет из строя ваши основные импланты. В теории. - В теории?- Как понимаете, возможности всё испытать у меня не было.- Ладно. Хорошо. Допустим, это сработает. Допустим, я даже пойму, как использовать… то, что я использовал во второй лаборатории, - судя по всему, часть плана побега, включавшая его участие, составлялась в спешке и была не слишком проработана. ?Лучше уж так, чем совсем никак?, - решил 510-й. – Что мне тогда делать конкретно?- Разносите к чертям всё, что видите вокруг себя. Но главное – убейте Энгель и солдат, которые вам попадутся на пути, - ответил 114-й холодно и спокойно. В его речи слышалась холодная расчётливость. – Потом идите к посадочной площадке. Там вы поймёте, что делать. Вот схема, - он выудил из кармана смятый листок, протянул 510-му. Тот принял, осмотрел. На листе от руки неровными линиями с одной стороны был изображён план всего лагеря, а на другой - научного центра. Бумажка была скупа на пояснения, но основные места оказались подписаны кривым почерком. Впрочем, прочесть это 510-й всё равно не мог. - Я отвлекаю внимание? – понял 510-й. Что ж, если они рассчитывали на его экстраординарные способности, то это было вполне логично.- Да.- А если ничего не выйдет?- Тогда у нас есть план ?Б?, - невозмутимо ответил 114-й. Сказать по правде, 510-й хотел бы в подробностях узнать план ?А?, но по выражению лица собеседника, игравшего всеми цветами радуги, понял – времени уже нет.- Ладно, давайте сюда, - он взял диск, повертел его перед глазами, придирчиво рассматривая, будто мог на глаз определить, опасен ли он. Настал момент истины. Пути назад уже точно нет. Да и не собирался он назад – там для него ничего не было. – Как оно работает?- Нажмите здесь, - указал на кнопку 114-й. – А потом приложите гладкой стороной в той штуке у вас в голове. - Я думаю, вам лучше уйти, - нажав кнопку, посоветовал 510-й. – В прошлый раз всё это кончилось плохо.- Не важно, - выдохнул человек с цветным лицом с такой тоской, что защемило сердце. – После всего, что со мной здесь было, для меня может существовать только одна свобода…- Но…- Действуйте.И 510-й послушался. Устройство загудело как большой жук. Он ещё раз взглянул на 114-го, надеясь, что тот, всё же, уйдёт. Но он не ушёл. И 510-й поднёс диск к своему импланту в виске…Мгновенная, яростная, обезоруживающая и вырывающая душу их тела боль пронзила его, вышибив сознание так далеко, что оно затерялось где-то в глубинах психики! А на освободившееся место, дождавшаяся своего часа, выплыла ненависть. И в тот же миг лаборатория Рихтманна перестала существовать…Энгель не находила себе места, ожидая, когда установиться связь с Землёй по защищённому каналу. Она уже в пятый раз за десять часов, прошедших после неудачной попытки сканирования памяти и генетической информации у ?объекта 510? пыталась связаться с Вильгельмом Штрассе, курировавшим часть её научных работ. И всякий раз адъютант, ассистент, научный сотрудник или кто-то ещё, оказывавшийся на той стороне, говорил, что Штрассе нет на месте. Это было не похоже на ?вечного старца?, как ученики изредка позволяли себе называть Вильгельма. Обычно он был полностью погружён в работу. Но порой работа требовала от него длительных разъездов…Соединение ещё не установилось, и Энгель с недовольством поймала себя на том, что нервно постукивает пальцами по столу. Окинула взглядом свой кабинет, обставленный лаконичнее некуда, но с обязательным портретом фюрера на стене и его ?Mein Kampf? на краешке стола. Наконец на голографическом экране появилась надпись ?Переадресация сигнала?, и в следующую секунда на женщину посмотрел тот, с кем она так долго пыталась связаться. - Фрау Энгель, - проскрипел Штрассе, улыбнувшись, от чего лицо его сделалось ещё более жутким. – Чем обязан?- Оставьте, Вильгельм, - махнула женщина рукой, внутренне возрадовавшись. Теперь вопросы рвались наружу. Но нужно было сохранить своё лицо. – Вы прекрасно знаете причину.- Что ж, наверное, да, - не стал отрицать Вильгельм, сохраняя непроницаемое выражение лица. – Вы всегда были очень талантливы. Впрочем, я рассчитывал, что вы свяжетесь со мной. Дело в уникальном узнике.- Зачем вы отправили его сюда? Что он вообще такое? – Энгель могла бы разозлиться на своего учителя, но… как-то не получалось. Она знала, что он за человек. Учёный, готовый на всё ради достижения цели и блага Рейха. Она была такой же.- Во имя научного прогресса и блага Рейха, разумеется, - ответил старик. – А что он такое – не всё ли равно, если вскоре мы сможем создавать таких же, как он, обладающих полностью раскрытым потенциалом оригинала, но беспрекословно преданных идеям национал-социализма?- О каком потенциале идёт речь?- Безграничном, фрау Энгель.Пауза, повисшая в разговоре, красноречиво говорила о том, что сейчас чувствовала Энгель. У неё не было слов, чтобы хоть что-то сказать на подобное заявление. Это не укладывалось в голове! Неужели Штрассе говорит серьёзно? Впрочем, он всегда серьёзен.- Не волнуйтесь – всё просчитано, - и вновь эта жуткая улыбка. Только теперь кажется, будто это улыбается не Штрассе, а скалится череп самой смерти. – Я постоянно получаю данные о его состоянии и всех процессах – ментальных и физиологических, которые в нём происходят. И именно в эти мгновения происходит нечто поистине удивительное.- Что…, - голос предательски дрогнул. Энгель и в страшном сне представить не могла, что человек, которого она безмерно уважала, мог подложить ей ТАКУЮ свинью. – Что вы имеете в виду?И в этот момент могучий удар сотряс всё здание, отдаваясь далёким гулом, а с потолка осыпалась штукатурка! Мигом взвизгнула тревожная сирена. Штрассе сощурился:- Поговорим, когда я прибуду, - сказал он, а затем, обернувшись, крикнул: - Капитан, нужно торопиться! Я не верно рассчитал время…Связь прервалась. Но лишь затем, чтобы освободившиеся линии сразу забило тревожными сигналами и вызовами, разразившимися сотней трелей – пост охраны, лаборатории, индивидуальные вызовы, склады…- Что, во имя всех богов, здесь происходит? – Энгель быстро взяла себя в руки, хотя разговор оставил неприятный осадок, породив больше вопросов, чем дал ответов. Но теперь нужно было разобраться с…Второй удар, ещё более мощный, сотряс здание и по стенам побежали змейки трещин. Энгель приняла первый попавшийся вызов.- … Энгель, вы меня слышите? Это лейтенант Хойтер! - Слышу, докладывайте, - изображения на экране не было, передавался только звук. - Нас атакуют! Необходима немедленная эвакуация персонала! Мы не можем его сдержать! – слова лейтенанта то и дело перекрывались шумом выстрелов, взрывами, каким-то скрежетом и криками.- Кто? Кто атакует? – у неё уже оформилась догадка по этому поводу. Но уж лучше бы она не подтвердилась.- Это…, - однако, громкий визг и грохот прервали лейтенанта. Связь оборвалась.- Шайсе! – воскликнула женщина, понимая, что происходит нечто чрезвычайное, а она не может принять никакого решения без знания обстановки. По мановению руки над столом-инфосистемой всплыли десятки голографических экранов, показывая внутренние помещения её исследовательского центра: лаборатории, тренировочные залы, столовые, коридоры. Некоторые экраны сыпали пургой ?белого шума?, иные показывали разрушенные помещения, коридоры с вывороченными стенами и полом, либо вымазанными кровью, трупы изломанные неведомой силой… Но на большинстве были бегущие в панике люди.И вот, наконец, она увидела то, что искала. То, что опасалась увидеть больше всего. Её догадка оказалась верна!-Проклятье! Штрассе, горите в аду!На одном из мониторов был ОН! Объект 510! Он парил в воздухе в полуметра над полом в частично разрушенном зале отдыха, медленно продвигаясь вперёд, а вокруг него закручивались неистовым вихрем обломки стен и перекрытий, части тел роботов и какие-то приборы, оторванные человеческие конечности! Словно непроницаемый щит, вихрь принимал на себя огонь солдат, пытавшихся остановить это пробудившееся чудовище, но пули не могли пробиться сквозь барьер, гранаты не долетали – их отбрасывало в стороны, где они и взрывались, а лазерные лучи не могли прорезать эту кавалькаду мусора!Взмах руки! Чёртов взмах руки!Волна искажения устремилась к солдатам, заставляя лучи лазеров вопреки законам физики свернуть с пути, красными слепящими нитями полосуя всё вокруг оплавленными бороздами. В следующий миг солдат смело, впечатав в стены с такой силой, словно они упали минимум с сотого этажа. С тем же результатом. А потом ОН посмотрел вверх, прямо в камеру.И тогда Энгель впервые в жизни испугалась того, кого считала низшим существом.Этот взгляд нечеловеческих чёрных бездонных глаз, полный невыразимой ненависти и даже не угрозы – констатации: все умрут. Она отшатнулась, а изображение на экране исчезло, сменившись помехами. Решение в такой ситуации могло быть только одно, если Штрассе не лгал.Энгель провела рукой по столу – из крышки вырос небольшой микрофон. И она сказала: ?Внимание! Объявляется всеобщая эвакуация! Уровень угрозы – максимальный!?Когда коменданту лагеря, Ульриху Хорсту, поступил сигнал о чрезвычайной ситуации в научном центре, он был в своём, шикарно обставленном кабинете и как раз допивал чай, намереваясь после насладиться музыкой великого Вагнера. Но экстренный вызов разрушил эти нехитрые планы. Комендант, разменявший шестой десяток лет, вздохнул, отодвинул чашку с чаем, и принял вызов. От Энгель. Уже через полминуты в лагере была объявлена тревога, гарнизон поднят в ружьё и отдан приказ на применение спецсредств…Паника царила повсюду. Люди бежали – и учёные, побросав всё, над чем работали, и военные. Сигнал тревоги выл не умолкая, а повторяющийся по всему зданию из динамиков приказ об эвакуации, лишь подливал масла в огонь. Начались перебои с электричеством – во многих помещениях и коридорах свет либо вообще погас, либо мерцал, гас, снова загорался. Грохот взрывов и выстрелов разносился по всему научно-исследовательскому центру. 510-й продвигался вперёд. И ничто пока не смогло его остановить – ни пули, ни лазеры, ни гранаты, ни даже роботы, на которых солдаты возлагали особые надежды. Зато каждая его атака была чрезвычайно разрушительна и уносила жизни. Там, где он проходил, всё рушилось, ломалось, сплющивалось или покрывалось трещинами. И не оставалось никого живого.Но его взгляд… Те, кто видел его и выжил, могли поклясться – за всей этой неестественной чернотой и ненавистью не было видно сознания. Словно это был не человек, а слепая стихийная сила во плоти...Генрих боялся. Так сильно, как никогда в жизни. И от того сильнее сжимал свой плазмомёт и вжимался спиной в стену. Та тварь, что сейчас была в соседнем коридоре… Он никогда такого не видел. Неудержимое чудовище из какого-нибудь фильма ужасов!Марк жестом показал, что пора начинать. Вот только Генрих уже видел, как противник просто игнорировал даже выстрелы дезинтегратора – те разбивались о невидимый барьер вокруг него!Остальные из отделения уже заняли позиции, подтверждая готовность тихими щелчками по радиосвязи. И вот – началось!Отряд, превосходно скоординировав действия, атаковал врага одновременно со всех сторон – через стены, мигом проплавленные плазмой или обращённые в атомную взвесь дезинтеграторами!Генрих стрелял вместе со всеми в фигуру, смутно различимую сквозь дым и вспышки через дыру в стене, с оплавленных краёв которой всё капал раскалённый добела металл, смешанный с супербетоном.Это был настоящий ад! Столько света и взрывов! Кто-то бросил газовую гранату, и коридор с врагом заволокло зелёными ядовитыми миазмами. А они всё продолжали стрелять, пока стены не исчезли совсем. Пока несколько помещений и коридоров, в которых укрывались бойцы и враг, не превратились в один большой полуразрушенный зал на четверть этажа. Пока не иссякла энергия в батареях оружия.Генрих тяжело дышал, а сердце колотилось как бешеное. Тяжёлое дыхание искажалось динамиком шлема, превращаясь в астматическое ?кхх-пфф!?, которое бы сразу узнал любой, кто смотрел ?Звёздные войны?. Пыль стояла столбом, застилая взор, особенно в том месте. Где должен был находиться враг. Проводка лохмотьями свисала с потолка и искрила, являясь теперь единственным здесь источником света. Где-то неподалёку из вывороченных труб хлестала горячая вода, растекаясь по полу.- Кто-нибудь видит цель? – прошелестел в шлемофоне вопрос командира. Генрих не видел. И это очень тревожило.- Никак нет, - в той или иной форме начали докладывать бойцы, чем ещё больше встревожили Генриха. Он буквально нутром ощущал угрозу. И это чувство было столь сильно, что он не выдержал и заорал:- Все назад! Это западня!Он первый бросился прочь, когда пыль начала оседать. Он ещё успел мельком заметить огромную дыру в полу как раз там, где стоял противник, когда его атаковали. Остальные последовали его примеру лишь миг спустя, но…Могучая невидимая сила с треском взломала пол во всем этом зале, выгнув его дугой, и всё вокруг полетело в воздух, подхваченное ею! Потолок так же прогнулся, дробясь на куски, и это продолжалось, пробивая насквозь этаж за этажом! А потом здание начало трясти, но солдаты этого уже не увидели – они вместе с обломками перекрытий унеслись вверх, прочь из здания, и сквозь дыру, образовавшуюся в нём до самой крыши, было видно, как град тел и обломков вознёсся к самому куполу защитного поля над лагерем, ударив в него и породив лёгкую рябь. А потом здание научно-исследовательского центра начало оседать, складываясь как карточный домик и поднимая тучи пыли…В окно диспетчерской вышки 431-й с заточкой в руке заворожённо наблюдал за тем, как медленно и тяжеловесно в условиях пониженной гравитации рушится здание научно-исследовательского центра на другом конце лагеря. Вокруг лежали трупы диспетчеров с перерезанными глотками или колотыми ранами, орошая пол и приборы своей кровью. В любой момент сюда могла подоспеть охрана, а он просто смотрел, как вихрь огромный обломков взломал крышу центра, где сразу во всех окнах погас свет, и унёсся столбов вверх, разбиваясь о защитное поле, а затем здание начало разрушаться.- Великие духи! – прошептал он. – Чёрт! Надо спешить!Сейчас он сетовал только на одно – у всех, кто вместе с ним задумал совершить дерзкий побег, не было возможности связаться друг с другом. Поэтому все действия пришлось рассчитывать с точностью до секунды для каждого участника, чтобы добиться их слаженности. И готовиться в течение полугода, собирая сведения об устройстве лагеря, численности личного состава, маршрутах и периодичности патрулей, составлять карту расположения видеокамер и их слепых зон, узнавать о наиболее важных объектах, вроде диспетчерской, откуда велся контроль за движением кораблей и осуществлялось управление силовым полем лагеря, о станции управления роботами или главном посте охраны в комендатуре, куда поступали сигналы от всех чипов-бомб, имплантированных каждому узнику. И, конечно, электростанция, ставшая основной целью восставших. Сейчас она уже должна быть захвачена, а вирус, тайно запущенный в сети станции управления роботами должен был активироваться и передаться всем боевым роботам лагеря. И действительно – едва 431-й об этом подумал, как роботы, стройными рядами шедшие перед солдатами, спешившими к только что рухнувшему зданию исследовательского центра, вдруг развернулись, принявшись выкашивать огнём своих недавних хозяев!Свет мигнул и погас. То же самое случилось и по всему лагерю – здания, даже фонарные столбы оказались мгновенно обесточены. Несколько секунд спустя в дело пошли резервные генераторы. Но это тоже было предусмотрено планом. Человек в комендатуре должен был совершить диверсию, выведя резервный генератор из строя, чтобы с главного поста охраны нельзя было отдать сигнал на подрыв чипов в телах мятежников. И судя по тому, что угрюмой приземистой многоэтажке рядом с башней шахты до сих пор не загорелся свет в окнах, всё шло как надо.- Дело за малым, - произнёс 431-й, подойдя к пульту управления щитом. Стоит поковыряться в настройках – и в нужный момент энергетический барьер исчезнет в одной из секций, открывая весь лагерь прожорливой бездне космоса. Ненадолго, но этого будет достаточно, чтобы сбежать на захваченном корабле – именно этим сейчас занимался отряд заражённых вирусом роботов, планомерно зачищая посадочную площадку и поливая всё, что сопротивлялось, перегретой плазмой, похожей на россыпи сияющих звёзд. Солдаты, застигнутые врасплох, не смогли оказать сопротивления, и были смяты.Закончив изменение настроек щита, 431-й покинул диспетчерский зал. И его вовсе не тяготило, что план не предусматривал спасение всех узников лагеря.Бой с роботами на подступах к руинам научного центра подошёл к концу – ценой серьёзных потерь солдатам, всё же, удалось уничтожить взбунтовавшуюся технику, оплавленные или развороченные остовы которой были разбросаны то тут, то там, соседствуя с трупами бойцов, исполосованными лучами или изрешечёнными плазмой. Повсюду были воронки, рытвины, борозды – улица превратилась в настоящее поле боя. В одно из многих полей сражения – приглушённые из-за разреженной атмосферы звуки боевых действий доносились отовсюду: из комендатуры, из башни, венчавшей ствол шахты, из района складов урановой руды…Сирена всё ещё завывала, но теперь было совершенно непонятно, что к чему – сначала их подняли по тревоге из-за нападения на научный центр, а теперь взбунтовались роботы. Центр рухнул на их глазах. Повсюду царил хаос, куда-то бежали люди – и гражданский персонал, и узники, не знавшие что делать. Сплошная неразбериха…Но тут груды обломков центра, высившиеся мрачным надгробием тщеславию учёных, вздрогнули!И солдаты, уцелевшие в битве с роботами, отступили на шаг, взведя оружие. А потом один за другим огромные обломки и строительный мусор начали плавно отрываться от земли, поднимаясь в воздух и медленно закручиваясь вихрем. Десятки, сотни, тысячи обломков! Они формировали многослойную сферу – одну внутри другой и так далее, и каждый слой вращался в сторону, противоположную предыдущему. И тогда из-под завала в самом сердце сверхъестественной вакханалии появился он, ?объект 510?! Руки и ноги его были изломаны, а сам он выглядел так, словно побывал в мясорубке. Но раны на его теле стремительно затягивались, а кости срастались. Исцелившись, он окинул своим долгим чёрным ненавидящим взглядом всё вокруг. И каждый, кого касался этот взгляд, внезапно ощущал замогильный холод. 510-й простёр руку, и гигантские обломки здания, вращавшиеся в сфере, ринулись со своих мест…Космический дредноут Рейха ?Бисмарк? флота Защиты Земли вынырнул из микропрыжка на орбите неприметного астероида под номером zr15501L в облаке Оорта, зависнув над мерцающим внизу желтизной куполом защитного поля трудового лагеря ?Unterwelt 316?, и сразу принялся ощупывать пространство сотнями чувствительных сенсоров, а камеры на обшивке корабля устремили свой взор вниз, на сам лагерь, выводя на обзорные экраны картину с поверхности. Сигарообразная километровая туша грузно нависла над астероидом, мерцая огнями.- Герр Штрассе, мы на месте, - доложил капитан корабля – мужчина среднего возраста с суровым лицом в светло-серой капитанской форме, обернувшись к мрачному старику, стоявшему на обзорной площадке у изогнутого, огибающего рубку, окна. Десятки людей – навигаторы, канониры, связисты, операторы систем слежения и прочие специалисты трудились за терминалами управления, скомпонованными в два ряда по правую и левую сторону капитанского мостика. - Я вижу, Шмидт, - голос учёного выдавал его нетерпение. – Запускайте зонд и подготовьте орудия. Транспортной службе приготовиться к принятию на борт персонала лагеря.431-й нёсся со всех ног к посадочной площадке, не обращая внимания на бои, которые роботы вели с солдатами. Повсюду воздух вспарывали красные лучи или синие сгустки плазмы. Но пока они заняты друг другом, у него и остальных участников побега есть отличный шанс незамеченными добраться к захваченному кораблю – 431-й уде заметил несколько групп узников, целенаправленно двигавшихся в том же направлении, что и он сам. Нельзя было терять время – до отключения щита оставалось немногим более пяти минут. И не известно, когда нацисты справятся с вирусом, обратившим роботов против них самих. Потому он бежал. Не бездумно, используя укрытия, прячась и меняя направление всякий раз, как оказывался слишком близко к очередному месту боевых действий. Он уже был на посадочной площадке – одной ногой на аппарели захваченного транспортного дисколёта, когда грохот со стороны разрушенного научного центра заставил его обернуться. Мимо поднимались на борт другие узники, помогавшие организовать всё это побоище или просто те, кого можно было спасти. А он смотрел, как над руинами центра поднимается сфера из обломков, как внутри появляется 510-й. 431-му стало не по себе. Сначала он и правда собирался взять того с собой. После потери 444-го ему пришлось подстраиваться под ситуацию, и такой вариант показался перспективным. Но теперь, видя, что творит 510-й… Он .конечно, сильно помог, сотворив такой хаос, на который и рассчитывать было нельзя, но брать его с собой на борт корабля? Неуправляемого? Нет.Вращающиеся в сфере огромные обломки ринулись со своих мест… и тогда небо над лагерем озарилось огнями! Прямо над защитным куполом, массивный и излучающий опасность, возник огромный сигарообразный дредноут со свастикой на корпусе! Сердце 431-го на миг замерло, а в душе похолодело! Эта проклятая туша всё испортила!!! И тогда он кинулся прочь, к другому кораблю – небольшому катеру, стоявшему открытым…Из днища дредноута в сторону сферы обломков, свободно проникая сквозь защитное поле, протянулся широкий полупрозрачный белый луч. Он вонзился в сферу, полностью накрывая её, и её вращение тотчас замерло! Миг спустя все обломки рухнули на землю, а 510-й так и остался висеть в воздухе, не способный пошевелиться.Тьма окутывала его со всех сторон. Яростная. Полная ненависти, гнева и боли. И видений, Жутких видений о разрушениях и множестве смертей. Там были какие-то люди в чёрной броне и с оружием, роботы, люди в белых халатах. Что-то убивало их. Просто так, походя. Даже не обращая особого внимания, словно это были насекомые. Как-то… бесчеловечно.Он силился очнуться, но не мог, терзаемый болью, что всякий раз гнала его прочь от казавшегося таким близким пробуждения из этого кошмара.Но внезапно всё прекратилось! Яркий белый свет обрушился сверху, и он… очнулся?510-й осознал себя висящим в воздухе внутри чего-то мощного, сияющего белизной и не позволяющего шевельнуть ни одним мускулом. Даже сказать он ничего не мог, а мысли лихорадочно стучались о кости черепа. ?Что происходит? Где я? Устройство 114-го сработало?? - эти и многие другие вопросы мигом обрушились на сознание.А потом он посмотрел вниз и вокруг себя сквозь белёсую полупрозрачную завесу. И понял, что устройство сработало, и сработало оно слишком хорошо. Потому, что увиденное им вокруг было точь-в-точь как картины, увиденные им в кошмаре, от которого он только что пробудился. На душе сразу стало… мерзко? Но ведь он ненавидел нацистов, чьи трупы теперь устилали улицу впереди, а солдаты пятились и отступали.Сверху бесшумно опустился стальной шар размером с футбольный мяч, ощетинившийся антеннами, и завис прямо перед 510-м, за пределами луча. Вокруг него сформировалось голографическое изображение. Старик с изуродованной шрамами нижней частью лица, одетый в необычную, серо-зелёную военную форму с регалиями, штаны с галифе и начищенные до блеска чёрные сапоги.Тот самый старик! Из видений!Страх. Он мгновенно охватил 510-го, едва только он увидел это жуткое старческое лицо! Чудовище! Изувер! Мясник! Захотелось бежать и где-то спрятаться, но он не мог – луч, что янтарь для муравья, оказался надёжной ловушкой. - ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПЕРВЫЙ МАРШАЛ ШТРАССЕ! – произнёс своим ужасным скрипучим голосом старик, и слова его, подобно грому, разнеслись над все м лагерем, а роботы тотчас замерил и отключились. – СИТУАЦИЯ ПОД КОНТРОЛЕМ! ОДНАКО ПЕРСОНАЛ ЛАГЕРЯ ПОДЛЕЖИТ НЕМЕДЛЕННОЙ ЭВАКУАЦИИ. ПРИГОТОВТЕСЬ К ТЕЛЕПОРТАЦИИ!В следующее мгновение десятки белых лучей метнулись от гигантского корабля к поверхности астероида, проходя сквозь защитное поле, находя людей – и те исчезали в их свете с тем, чтобы лучи продолжили свой путь, шаря по земле, просвечивая здания и находя новых ?пассажиров?.С формальностями было покончено, и голограмма Штрассе посмотрела на 510-го. Холодный стальной взгляд.- Вы – удивительный человек, - проскрипел он, и от каждого слова у 510-го по спине пробегали мурашки. А от звука его голоса хотелось скривиться. – Только посмотрите, что вам удалось натворить даже с подавляющими имплантами в теле, - казалось, что старика совершенно не заботили жизни тех, кто погиб в лагере – всех тех людей, чьи трупы лежали вокруг. – Но теперь ваша сила стала нашей. А это значит, что вы больше не нужны, более того – опасны. И. всё же, я хочу вас поблагодарить – вы оказали Рейху неоценимую помощь самим фактом своего существования. К тому же я потрясён силой вашей воли – никто, находясь в сознании, не вынес бы ту операцию, которую я провёл на вас. А вы вынесли. Поверьте – я знаю, о чем говорю. Это достойно уважения, - улыбка исказила жуткое лицо Штрассе. – Но теперь – прощайте, путешественник. Вскоре от вас не останется ничего, но ваше наследие будет жить в обновлённом человечестве Рейха, - но пока Штрассе говорил, что-то неуловимо изменилось в окружающей обстановке. Лучи с корабля всё ещё продолжали подбирать оставшихся работников лагеря, роботы стояли недвижными истуканами, узники начали выходить из своих бараков и удивлённо озираться по сторонам…Это был шум. Странный. Непонятный. Ритмичный. Не похожий ни на то, но вызывавший ассоциации с дыханием самой вселенной, доносящимся из неведомой дали, из конца времён. Он становился громче. Ближе. И теперь этот звук уже нельзя было не заметить.- Что…, - голограмма Штрассе нервно оглянулась на звук, да так и застыла с открытым от удивления ртом. – Что это такое?В десяти метрах от границы луча, удерживавшего 510-го в воздухе, то появляясь, то становясь едва различимой, прозрачной как призрак, словно просачиваясь из другого измерения в такт издаваемому звуку, материализовывалась синяя телефонная будка!Наконец, шум умолк, завершившись чем-то, похожим на удар колокола, и будка окончательно обрела плотность, утратив призрачную эфемерность. Деревянная дверь со скрипом отворилась, и на разрушенную улицу лагеря вышел седовласый старик с могучими бровями, облачённый в старомодный костюм и солнцезащитные очки. Прежде, чем Штрассе успел что-либо сказать, пришелец коснулся дужки очков – те издали дребезжащее жужжание, и шар-проектор рухнул на землю, сыпля искрами в разные стороны. Старик, похожий на шотландца, бросил взгляд на луч с подвешенным внутри 510-м, посмотрел вверх, на неповоротливую тушу дредноута. Снова раздался тот же звук, и луч исчез!Ничего не понимающий 510-й рухнул на руины научного центра, разбивая руки и колени в кровь, а таинственный незнакомец, не давая времени на раздумья, сказал:- Идём со мной, если хочешь жить.510-й хотел жить. Он устремился за пришельцем, пробормотавшим ?всегда хотел это сказать?, и вошёл в будку…- Немедленно открывайте огонь, капитан! Превратите астероид в пыль! – заорал Штрассе, едва стазиз-луч был отключён неизвестным воздействием. Новый пришелец резко изменил расстановку сил – как только он отключил голограммы связи, Штрассе отдал приказ на ликвидацию имплантов в теле 510-го, что должно было превратить последнего в кровавую пыль, но ничего не произошло – сигнал не прошёл. Бомбардировка оставалась единственным выходом…Бортовые орудия ?Бисмарка? выплюнули сотни смертельных сгустков зелёного света, накрывая залпом лагерь и весь астероид, сминая защитное поле, превращая всё внизу в атомную взвесь! Всего один залп не оставил от астероида ни следа! Выплеснулась колоссальная лавина энергии, на время ослепив системы наблюдения корабля. И поэтому никто не заметил, как в этой свистопляске энергий, скрываясь за обломками и маневрируя меж миллионов других астероидов самых разных размеров, прочь уносились три корабля. Транспортный дисколёт, лёгкий катер и синяя английская полицейская будка…