Глава 3. И людях. (1/1)

Глава 3. …и людях.?Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок не так, как вы, — иначе!?А.С. Пушкин?От любого из нас можно ждать чего угодно, мы способны на поступки как удивительно благородные, так и удивительно низкие. Да и найдётся ли человек, втайне не помышлявший вкусить запретного??Джон Стейнбек, ?На восток от Эдема?.Сон был тягостным, аморфным. Он сплошь состоял из странных незнакомых образов, теней, силуэтов, обрывков тумана. Иногда – лиц и чьих-то голосов. Иногда – мест. Всё во тьме, окутанной завесой тумана, издалека подсвеченной чем-то вроде прожектора. Во сне ничего не происходило. Просто время от времени туман, которого становилось всё больше, рождал новые образы, поглощал старые. Он наплывал волнами, затекая в нос, рот, уши. Всё вокруг состояло из тумана. Он владел этим местом. Он был тяжёлым, липким и влажным. Было трудно дышать, двигаться, думать. Он словно давил во всех сторон.А ещё туман наблюдал. Не известно, как, но в тумане возникало чувство, будто он смотрит. Будто он видит. Будто стремится проникнуть своим пытливым недобрым взглядом, от которого пробирает дрожь, в самую суть души, лезет в самое нутро и выворачивает тебя наизнанку точно куклу из кукольного театра, что одевается на руку. Все мысли и чувства, страхи и пристрастия – всё то, о чём и сам далеко не всегда подозреваешь. И это было страшно – был подопытным, исследуемым объектом неведомой непреодолимой силы, снимающей тебя слой за слоем и заглядывающей всё глубже и глубже. И от этого было не убежать, не скрыться – туман был везде. Он прилипал, цеплялся, удерживал, заставляя метаться, дёргаться, трепыхаться в бессильных отчаянных попытках вырваться на волю. В бессмысленных и безрезультатных попытках. Потому, что чем дольше и яростнее были эти попытки, тем сильнее держал туман. Замкнутый круг отчаяния и страха. А потом, откуда-то издалека, раздался голос. Сухой, скрипучий – как железом по стеклу – но он говорил понятные слова. И о понятных, нужных вещах.Спокойствие.Безопасность.Согласие. Покорность.Исполнительность.Были и другие слова. Много других слов. И в этот момент, будто подчиняясь этому голосу, туман вдруг перестал быть таким пугающим. Он продолжал держать, продолжал слать образы и наблюдать. Но не пугал. Стал… привычным? Голос в этом убедил. Или ещё почему-то? Может и просто так. Таков был сон. А разве можно искать логику во снах?Громкий пронзительный гудок взорвал вязкую тягуче-липкую иллюзию сна, оставив лишь её скудные затухающие осколки на задворках пробуждающегося сознания. Сознание пробуждалось трудно, как бы нехотя, так, словно им давно не пользовались, и оно успело изрядно проржаветь. Пробуждалось со скрипом, который даже можно было услышать в собственном воображении. Оно медленно возвращало себе власть над телом после сна – нервные импульсы находили путь к затёкшим рукам и ногам, ?включилась? спина, отдаваясь ноющей болью от долгого лежания на чём-то неудобном. Медленно открылись глаза, которые тотчас резанул холодный яркий свет, лившийся сверху. Гудок, от которого уже начинала болеть голова, затих. И тут же стали слышны шаги десятков ног и приглушённые голоса. Кто-то толкнул в плечо. Сильно. Почти больно:- Эй, вставай! – требовательный грубый голос раздался рядом. И человек, вырвавшийся из когтей сна, открыл глаза снова. Над ним, лежавшим на нижнем ярусе железных нар, стоял высокий… не человек с грубой жёсткой коричневой кожей, гипертрофированной грудной клеткой и мощными руками. Выражение его вполне человекоподобного лица было хмурым и не предвещало ничего хорошего. Человек резко поднялся, сев на своём ложе, ощутил лёгкое головокружение и тошноту.- Что… где… я? – это были его первые неуверенные слова, произнесённые заплетающимся языком. Он огляделся – ряды трёхъярусных нар заполняли просторное длинное помещение, исполненное в серо-белой цветовой гамме. Ряды ярких длинных ламп на потолке изливали мёртвый свет на добрую сотню местных обитателей – людей и тех, кто ими не являлся. Тут были сородичи верзилы, разбудившего человека, были похожие на людей, но с костяными наростами на голове, были люди, в чьём облике проглядывало что-то кошачье – зрачки и разрез глаз, другая форма ушей, плавность движений. Были зеленокожие гуманоиды, гротескно сочетавшие человеческие черты с чертами мифических гоблинов. И все они были лысы и одеты в одинаковые серые комбинезоны с номерами на груди и спине. Человек взглянул на себя – на нём тоже был такой комбинезон. Пощупал - прочная и грубая ткань. - Новичок, поздравляю тебя с прибытием в трудовой лагерь ?Unterwelt 316?, - сарказм, перемешанный с чем-то, что лишь завзятый оптимист мог бы назвать сочувствием, излился с уст ?коричневого? верзилы. - Какой… лагерь?- Больше никаких вопросов, - грубо оборвал его верзила. – Поднимай свою жопу и вставай рядом с нарами как все. Нам не нужны проблемы.Человек пожал плечами и послушно сделал, как велят – спорить с кем-то, кто в полтора раза больше тебя как-то не хотелось. Зато хотелось понять, где он находится. Но на самом деле даже не этот вопрос был главным. Внезапно раздавшаяся откуда-то с потолка рубленая фраза не дала сформулировать тревожащий разум вопрос:- ВСТАТЬ! УТРЕННЯЯ ПРОВЕРКА!И тотчас все разговоры стихли – за одно мгновение воцарилась просто сверхъестественная тишина и все многочисленные ?местные обитатели? встали каждый у своих нар по трое, вытянувшись по струнке. Ровные ряды серых унылых фигур, во взглядах которых плескались внутреннее безразличие, апатия, иногда – очень редко – бунт, но чаще встречались страх и отчаяние. В потолке, что возвышался метрах в десяти, с тихим жужжанием через равные промежутки открылись ниши, откуда плавно выдвинулись коробы, похожие на хитрые видеокамеры, ощетинившиеся линзами и какими-то трубками. Сверкнуло, и по стройным рядам лиц запрыгали красные лучи сканеров, превращая барак – а другого названия помещению, в котором он оказался, человек подобрать не смог – в филиал какой-то адской дискотеки теней. Красный свет лучей, со скоростью пули пляшущих по напряжённым фигурам, затопил помещение, придавая лицам разумных, что стояли неподвижно, зловещий тёмно-багровый оттенок. Тени конвульсивно плясали, дёргались, вздрагивали, смешиваясь друг с другом и разбегаясь, пока сканеры выполняли свою работу. Наконец пляска лучей завершилась, вновь вернулось нормальное освещение, а все сканеры снова укрылись в нишах на потолке. Все, кроме двух – лучи, испускаемые ими, упирались в двух гуманоидов. Это были синий верзила с вытянутым лицом и парень, имеющий кошачьи черты в облике. Все молчали. Все смотрели. Все продолжали стоять как оловянные солдатики на страже, но человек заметил, как изменились их взгляды – где-то прибавилось страха, где-то появилось облегчение, кое-где мелькало сочувствие. Кто-то отводил взгляд, чтобы не смотреть на отмеченных лучами. Человек даже ощутил, как напрягся стоящий рядом ?коричневый будильник?. - ЧЕТЫРЕСТА ДЕСЯТЫЙ! ПЯТЬСОТ ВТОРОЙ! – резанул голос с потолка. Мужской, бесстрастный. Так казалось. Но на самом деле в нём мелькали едва заметные нотки превосходства и злорадного удовлетворения. – В ПОСЛЕДНИЕ ДВА ДНЯ РЕЗУЛЬТАТЫ ВАШЕЙ РАБОТЫ БЫЛИ НИЖЕ НОРМАТИВА. ВЫ ПЕРЕВОДИТЕСЬ В ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.Когда голос закончил, человек заметил, как исказилось лицо юноши, на которого указывал луч – это была плохо скрываемая гримаса ужаса, он весь мелко затрясся, но всё ещё продолжал стоять, словно что-то мешало ему рвануть прочь от того, что так сильно его пугало. А вот синий верзила… его лицо было апофеозом обречённости и смирения. Скупая слеза скользила по его щеке. - ОСТАЛЬНЫЕ РАБОТАЮТ В ОБЫЧНОМ РЕЖИМЕ, - и тут у всех словно отлегло. Неслышный вздох прокатился по бараку. Но это ещё было не всё, что собирался сказать ?глас небес?. – НОЧЬЮ ПРИБЫЛО НОВОЕ ПОСТУПЛЕНИЕ. К ВАМ ТЕПЕРЬ ПРИПИСАНЫ ВНОВЬ ПРИБЫВШИЕ С ПЯТЬСОТ ДЕСЯТОГО ПО ПЯТСОТ ДВАДЦАТЫЙ. СМЕНА НАЧИНАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА, - и голос затих. На этот раз – совсем. Вокруг началось движение, робкое и неуверенное, тихие разговоры. Кто-то говорил о еде, мечтал о свежем хлебе, другие возражали, дразня колбасой или просто жареным мясом хугонга… А вновь прибывшие – человек отличил их по номерам на комбинезонах – выглядели испуганными, шокированными, растерянными и подавленными. Они жались друг к другу, нервно шутили, пытались что-то спрашивать у местных. Окружающие же… Что-то в них было не так. Человек не мог сказать, что именно, но чувствовал это.- слушай сюда, пятьсот десятый, - могучая коричневая ручища – почти лапа гориллы – шлёпнулась на плечо человеку, едва не заставив того присесть под собственной тяжестью.- Слушаю, - отозвался тот, взглянув на гуманоида, стоявшего рядом. - Если хочешь жит, то будешь работать и выполнять норму, - сказал тот. – Соглашайся на любую работу. Впрочем, особого разнообразия тут нет. А если не сможешь выполнить норму, то…, - он просто показал на четыреста десятого и пятьсот второго, которые всё ещё продолжали стоять на своих местах с нацеленными на них лучами сканеров. А может, это были не просто сканеры?Взвыл гудок побудки, заставив всех шарахнуться от дальнего конца барака, где тихо открылась массивная дверь по типу лифтовой, пропуская в помещение … Это точно не было живым существом – массивная трёхметровая стальная фигура без головы с ромбовидным торсом на мощных ногах, с руками, оканчивавшимися каким-то оружием каждая. Вместе с ним сюда вошли двое. И это были люди. С ног до головы они были одеты в чёрную, с острыми гранями, броню. Чёрные окуляры их закрытых герметичных шлемов смотрели вокруг бессмысленным зловещим взглядом. Они тоже были при оружии. На груди стальной фигуры и солдат красовался символ – белый круг на красном фоне, а в круге – чёрный крест с углами, загнутыми вправо. Злой символ. Так решил человек. - Вы двое, - просипел искаженный, будто говорили по рации, голос одного из бойцов. Оружие ткнулось в сторону пятьсот второго и четыреста десятого. – На выход.В тот же момент сканеры, державшие обоих на прицеле, скрылись в нишах. Синий великан, лишь на две головы уступавший в росте роботы, покорно пошёл к солдатам. А вот парень… его трясло как при лихорадке, пальцы рук нервно теребили жёсткую ткань комбинезона, затравленный взгляд бегал по лицам окружающих, словно надеясь найти поддержку, спасение. Но никто не смотрел ему в глаза. - Пятьсот второй, даю три секунды! – жёстко и требовательно сказал солдат. Парень дёрнулся как от удара плетью, сделал шаг на негнущихся ногах, другой… а потов его переклинило – он с криком бросился к выходу, но не успел пробежать и трёх метров, как с громким противным хлюпающим хлопком его голова взорвалась фонтаном крови, осколков черепа и мозгов, обдав алым всё вокруг. Тело ещё пару секунд бежало и только потом, будто поняв, что головы уже нет, рухнуло на пол, заливая его кровью. - Неподчинение карается смертью, - обыденным тоном сказал солдат, отдававший приказы. И затем, развернувшись, словно ничего не произошло, он направился к выходу, где его ждали другой солдат и 410-й. робот же, неуклюже наклонившись, поддел безголовое тело рукой, поднял, пачкая кровь мертвеца, все ещё текущей багровой лентой из развороченной шеи, пол, и пошёл следом. Один сканер высунулся из потолка и принялся деловито елозить лучом по луже крови, мгновенно зашипевшей и начавшей исчезать, стираться, как будто карандашные линии пол ластиком. Солдаты ушли, оставив в душе человека обоснованную тревогу, а в разуме – массу вопросов. Но, всё же, не они были главными, терзавшими разум с самого пробуждения.- Как… меня зовут? – человек вопросительно поглядел на верзилу с номером 444 на комбинезоне. Может, он знал ответ? такое могло быть. Но что-то подсказывало – не знает.- Ты идиот? – воззрился тот на человека с видом энтомолога, которому в сачок попался птеродактиль. - Не уверен, - ответ был честен и пронизан разочарованием. - Точно идиот, - заключил 444-й, взявшись за подбородок. И сейчас взгляд человека, в чьём разуме тревожным сигналом билась навязчивая, полная нарастающего страха мысль ?кто я??, начал подмечать в окружающих те детали, которые не заметил сразу. Главная деталь – все, кого он видел здесь, были худы, угловаты, костлявы. Даже 444-й выглядел худым для своей комплекции. К ним подошёл сухонький мужичок непонятного возраста, принадлежащий к тому же народу, что и погибший парень. Лёгкая седая щетина топорщилась на его лице. А взгляд из-под нахмуренных бровей ужалил человека. ?Нет, пятьсот десятый?, - решил человек. ?Раз я не помню, кто я, то пока пусть будет номер. Пока не вспомню?, - он надеялся, что вспомнит. Незнание того, кто он есть, кем был, тяжёлым грузом давило на душу и сознание, погружаясь в самое нутро и затрагивая нити липкой паутины глубинного страха. Да. Не опасность смерти, притаившейся в этом трудовом лагере на каждом шагу, пугала его. Пугала неизвестность, незнание самого себя. Пугало до такой степени, что 510-й предпочёл переключиться на что-то внешнее, а не копаться в самом себе.- Что ты умеешь? – сухой сиплый голос мужичка под номером 431 заскрёбся по барабанным перепонкам. – Кем раньше работал?- Я не знаю. Не помню, - извиняясь, пожал плечами 510-й.- Не помнишь? – недоверчиво сощурился мужичок. – Хм… Глядя на тебя - не удивлён.- А что?- Сам увидишь, - как-то неопределённо сказал тот, после чего ещё с полминуты разглядывал 510-го, а потом постановил: - Будешь работать в нашем отряде. - На хрен он нам сдался? – сложил руки на груди 444-й с видом тотального несогласия на лице.- Пятьсот второй был в нашей бригаде, если ты вдруг забыл.- Возьмём кого-то другого из новичков. Этот же – просто доходяга, - брезгливо поморщился коричневый верзила. Мужик сверкнул кошачьими глазами.- Да? – он красноречиво глянул на группу новичков, у которой толпились бывалые обитатели лагеря. – Похоже, всех уже разобрали. А ты сам знаешь, что без нового работника на замену мы сами скоро двинем за 502-м.- Там, куда он попал, ему точно лучше, чем здесь.- Ну так чего ж ты сам туда не рвёшься?Ответа не последовало. Просто 444-й замолчал, а его взгляд наполнился тоской и безнадёгой. - Почему вы не пользуетесь именами? – улучив, наконец, момент, спросил 510-й. Это действительно казалось ему странным. У всех было имя. Должно было быть. Он почему-то был в этом уверен.- Имя…, - взгляд 431-го на миг вспыхнул застарелой болью, а затем снова стал бесцветным. – Номер – твоё имя. Так здесь заведено.- Почему? – 444-й на это развёл руками, словно говоря ?вот видишь – он же дурной?. - Потому, что неподчинение – смерть. А они, - желтоглазый мужчина указал на потолок, - слышат. Гудок сирены, точно такой же, как и тот, что предвещал появление солдат, в этот раз возвестил о начале трудового дня – открылась дверь в противоположном конце барака и люди вместе с прочими разумными потянулись к темнеющему проходу, собираясь в группы по десять.- Пора, - призывно махнул рукой 431-й. было в этом жесте нечто, заставлявшее думать о слепой покорности судьбе. 510-й решил не спорить. И вообще ничего не делать, не спросив других. Нужно было понять, по каким правилам работает это место. И были ли здесь вообще правила, кроме ?неподчинение – смерть?. Так он думал, входя в длинный узкий серый коридор, освещённый более тускло, чем барак. К этому моменту рядом с ними собрались ещё семеро… рабочих? Но 510-й сомневался, что это было подходящее слово для определения тех, кого он увидел в бараке. - Дальше кормёжка, - едва слышным шёпотом сказал ему на ухо 431-й, говоря чуть громче топота десятков ног и приглушённых разговоров, обрывки которых долетали до слуха 510-го – звучали незнакомые имена, названия мест, упоминались какие-то события. ?Рейх?, ?Гитлер?, ?Падение Арханты?, ?Фронт освобождения? и другое. Политика. – Сразу всё не ешь. Только баланду. Хлеб положи в карман, - больше 431-й ничего не сказал.Так они и прошли ещё два десятка метров глядя в спины впереди идущих, пока не вошли, свернув направо, в просторное помещение. Здесь у дальней стены была своеобразная стойка, за которой находились какие-то агрегаты в количестве пяти штук, напоминающие поставленные на попа прямоугольники. К ним подходили по пять разумных, в аппаратах открывались полости, откуда подошедшие забирали железные миски, наполненные чем-то противно-бледным, и хлеб, а после отходили в сторону, чтобы пропустить следующих. К каждому автомату выстроилась очередь. Получившие свою порцию ели стоя – здесь не было ни столов, ни стульев. Просто голое помещение, которое наполнял мерный стук ложек. 510-й тоже встал в очередь за 431-м и 444-м. Очередь продвигалась быстро, но, всё же, у него появилось время, чтобы немного подумать. Пока ему было известно немного – он оказался в трудовом лагере, что бы это ни значило. Хотя вряд ли что-то хорошее. Здешние реалии были весьма суровы, если не сказать больше – он пробыл здесь немногим более получаса в сознании и уже ощущал серьёзное давление на психику. Предполагалось, что они должны здесь работать – он и все те, кто вкушал из алюминиевых мисок алюминиевыми ложками бледно-серую кашицу. Но о сути работы пока можно было лишь гадать. Далее. Смерть здесь была настолько близко, ощущаясь ежесекундно, что местные с ней как-то свыклись, стали жёстче из-за постоянного присутствия безносой в их жизни, готовой эту самую жизнь в любой момент забрать. А ещё все, кого он встретил в бараке, явно были в подчинённом, угнетённом положении. А солдаты и робот… кто руководит этим лагерем?Подошла его очередь. Он встал перед агрегатом, напоминающим помесь кофе-машины-переростка и советского автомата с газированной водой. На корпусе, сером и абсолютно гладком, было всего две кнопки – зелёная и жёлтая. Он нажал зелёную. Что-то внутри машины звякнуло, загудело, и в автомате открылась ниша, где уже стояла миска с баландой, в которой стояла ложка, и краюшка хлеба грамм на сто двадцать. 510-й взял свою порцию и отошёл. Хлеб. Как и советовал 431-й, он сразу сунул в карман и, набрав полную ложку густой жижи, осторожно её попробовал.Вкус… Как можно было его описать и с чем сравнить, если все варианты для сравнения были забыты вместе с собственным прошлым? В голове, там, где раньше была память обо всей жизни, царила звенящая пустота, отдававшаяся ноющей болью всякий раз, едва он пытался тянуться к ней своим сознанием. Поэтому пока приходилось есть. Нет, баланда, конечно, была съедобной, но отвратный пресно-солоноватый вкус с нотками чего-то совершенно непонятного и ещё более гадкого, оказался отличным способом спровоцировать рвотный позыв. И, всё же, 510-й одолел свою порцию. Наблюдая за другими, он уже заметил – те, кто поел, снова подходили к автоматам, но нажимали жёлтую кнопку. Ниши снвоа открывались, и туда отправлялась посуда. Он повторил все эти действия, стараясь сдержать тошноту, камнем подступавшую к горлу, и взглядом нашёл ?своих? - 431-го и 444-го, о чём-то споривших у входа. Подошёл к ним.- Познакомился с местной кухней? – едко поинтересовался коричневый. - Неприятное знакомство, - сухо ответил человек. Он чувствовал, что 444-й по какой-то причине настроен к нему враждебно. Но почему – это была тайна за семью печатями. Однако, он не собирался её разгадывать.- Чёрт, сегодня дольше, чем обычно, - зло процедил 431-й, оглядываясь назад – на тех, кто ещё не успел доесть и не стоял в общей очереди на выход, тянувшейся из коридора.- Новички медленно жрут, - понимающе кивнул 444-й, глянув на человека – хоть этот справился быстрее. – Плохо. Я думал, им уже объяснили…- Проклятье! Снова повысят норматив!В этот момент вновь напомнила о себе сирена, и с потолка тотчас свесились уже знакомые ?сканеры?, которые были не просто сканерами. Зловещие рубиновые лучи протянулись к тем, кто ещё ел.- ВНИМАНЕ! ВРЕМЯ ПРИЁМА ПИЩИ ОКОНЧЕНО! У ВАС ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД, ЧТОБЫ ВСТАТЬ В ОЧЕРЕДЬ И ОТПРАВИТСЯ В РАБОЧУЮ ЗОНУ! – резко прозвучала запись жёсткого мужского голоса с лающим акцентом. Не успевшие принялись суетиться, кто-то уже встал в хвост очереди, кто-то сдавал посуду автоматам, но когда отведённые пятнадцать секунд истекли, двое ещё не успели выполнить требование автоматики. Новички. Матёрые с виду мужики. Они поплатились за свою нерасторопность – интенсивность лучей, что их сопровождали, на мгновение возросла так сильно, что стало больно смотреть, и эти двое, вспыхнув как спички, развеялись прахом за секунду, даже не успев вскрикнуть!И никто ничего не сказал по этому поводу. Многие даже не обернулись. Ни слов сочувствия, ни жалости. Лишь кто-то тихо посетовал, что из-за этого сегодня придётся больше работать. Им всем было безразлично. Эта простая догадка вселила настоящий ужас в 510-го. Безразличие к судьбе этих двоих означало нечто большее. Безразличие ко всем окружающим. Ко всем, кроме себя. И он по-новому взглянул на 444-го и 431-го. Сначала он подумал, что желтоглазый мужчина с седой щетиной хотел ему помочь, определяя в свою бригаду. Теперь он понял – тот заботился о себе. Очередь тронулась прочь, перешёптываясь, шаркая ногами. Вскоре они вернулись в коридор, прямой как палка, и шли по нему, пока впереди он не раздался вширь, превратившись в некое подобие тамбура с массивной железной герметичной двустворчатой дверью, над которой нервно мерцала жёлтая лампочка. Двери с лязгом и гулом начали открываться. Потянуло прохладным воздухом, в котором чувствовался какой-то странный запах, и 510-й, подходя в общем потоке всё ближе, узрел величественную картину, что полностью его захватила на несколько секунд – явление кромешно-чёрного, с примесью антрацита, неба, усеянного звёздами, россыпи которых плыли, сверкали, перемигивались в некоем едином, едва уловимом движении! А потом он вышел наружу.Унылая серость простиралась вокруг покуда хватало взгляда. Земля была устлана мелкой сыпучей пылью, которая в свете звёзд и прожекторов казалась обманчиво-серебристой. Впереди он видел какие-то приземистые постройки без окон – большие прямоугольники, соединённые друг с другом прямоугольниками потоньше и подлиннее. А ещё он видел башню, возвышавшуюся над общей серостью на добрых полсотни метров, и комплекс зданий рядом с ней явно технического назначения. Там же было здание, выбивавшееся из общего ряда форм, цветов и размеров. Оно почти не уступало башне в высоте, имело окна, которые 510-й вообще впервые увидел здесь, и было выкрашено в синий. С другой стороны располагались четыре идеально ровные квадратные площадки, на которых стояли громадные дисковидные аппараты. Один из них вдруг плавно оторвался от земли, взлетая, устремляясь ввысь, к гигантскому куполу защитного поля, что накрывал весь лагерь синеватой мерцающей накидкой из шестигранников, которую излучали четыре ажурные и вместе с тем основательные полуарки, изгибы которых плавно уносились ввысь, соединяясь друг с другом над центром лагеря. Шестигранные секции купола по курсу дисколёта замерцали, а затем исчезли, позволяя машине вылететь прочь, мигом ускорившись и растворяясь среди звёзд. Все здания лагеря соединяли дороги, достаточно широкие, чтобы по ним могли ездить машины. А ещё здесь, снаружи, было очень многолюдно: кроме десятков таких же, одетых в серые комбинезоны, разумных, занимавшихся уборкой территории, подготовкой каких-то машин и прочими делами, тут были солдаты с роботами. Их отряды патрулировали всю территорию лагеря, они были у каждого здания, некоторые беседовали с пилотами и техниками у ангаров рядом с посадочными площадками, иные еж на языке кулаков и ног, закованных в броню, объясняли какому-то бедолаге, истекающему кровью, как надо хорошо работать. 510-й поймал себя на мысли, что не было ни секунды, чтобы он не оказывался в поле зрения очередного бойца в чёрной броне и защитной маске на лице. И, оказавшись здесь, на улице, он понял, почему солдаты даже в бараке не сняли свои маски и для чего их носили – снаружи было трудно дышать. Воздуха не хватало, от чего он ощущал лёгкое головокружение и ноющую боль в груди. Приходилось делать глубокие вдохи и тело уже казалось ватным, хотя не прошло и минуты с тех пор, как их процессия покинула здание барака. Он споткнулся, едва не налетев на 431-го. Тот не оборачиваясь сказал: ?Скоро привыкнешь?. Они уже были у башни, вокруг которой вились дороги и постоянно сновали грузовые машины – какие порожняком, а какие были загружены чёрно-серой рудой. Теперь можно было рассмотреть её более детально. Это было невыразительное серое строение, которое, всё же, создавало ощущение монолитной тяжеловесности. Широкие ворота были открыты, давая возможность увидеть внутреннее помещение с рядами железных шкафчиков у стен и двумя зарешёченными шахтами больших лифтом в самом центре. Позади башни возвышались два конических террикона, а от неё самой сзади отходило что-то, напоминавшее элеватор, упираясь в приземистую, но обширную постройку. Солдаты и роботы бдели на постах, либо патрулировали.Их ?процессия? вошла на первый этаж башни. Все разошлись к шкафчикам. 510-й направился к первому свободному – все шкафы были одинаковыми и не имели никакой маркировки. Открыл дверцу. Там на полке лежала увесистая сумка, висела жёлтая каска, какие-то измерительные приборы были аккуратно сложены на другой полке рядом с кислородной маской и небольшим баллоном воздуха размером с буханку хлеба. Он заглянул в сумку – там были сложены незнакомые ему инструменты. За исключением, пожалуй ,молотка… И это простое слово – ?молоток? - заставило его замереть на мгновение. Секунду назад он ещё не знал этого слова! А теперь, глядя на инструмент, на его гладкую деревянную ручку, он вспомнил, название этого предмета! Радость, объявшая его, была неописуема и захлестнула с головой. Ведь это неожиданное воспоминание означало, что его память не исчезла бесследно! Резкий оклик 431-го заставил человека вернуться к суровой действительности. Он взял сумку, перекинув через плечо, нацепил маску, баллоны и измерительные приборы на пояс, подобрал каску, и подошёл к ?кошачьему старику?, как решил про себя называть 431-го. Тот находился в окружении восьмерых разумных - 444-й и двое его собратьев, один повыше. Другой пониже. Рядом стояли два человека – измождённый парень лет двадцати на вид с тусклым взглядом и жилистый мужчина с хмурым, как будто высохшим лицом. Двое синих здоровяков, похожих друг на друга как братья. Они были не слишком габаритными, и комбинезоны на них болтались, светя номерами 460 и 461. Ещё одним членом их бригады был зеленокожий мужчина с чёрными жёсткими волосами-дредами и топорщившимися в стороны длинными острыми ушами.- Там внизу, - без предисловий начал желтоглазый, - ты слушаешься меня, 510-й. Делаешь, что я говорю и в точности так, как я говорю. Со всем этим, - он указал на его сумку, - разберёшься в процессе, наблюдая за нами. Главное – не стой без дела. Тогда есть мизерный шанс, что нацисты не станут до тебя докапываться. - Они будут копать? – не вполне понимая, что имел в виду 431-й, уточнил 510-й. а ещё он хотел спросить, кто такие ?нацисты?. - Серьёзно? – изогнул бровь ?кошачий старик?. – Всё настолько плохо?- Ну, видя эту штуку, торчащую у него из головы…, - зелёный мужчина развёл руками.- Что за… шутка? – страх лизнул сердце 510-го липким слизистым языком, оставляя неприятное гнетущее чувство. Что с ним не так? Сначала 431-й, а теперь ещё и этот… ?зелёный гоблин?. Что у него с головой? Почему некоторые люди ска0то странно на него смотрят и оглядываются? Что у него с… головой? ВЕДЬ ОН ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ НОРМАЛЬНО! Вернее – не чувствует себя плохо?- Ты что, не в курсе? – удивился ?гоблин?, а синие ?братья? захохотали. – Вот здесь, - он коснулся своей головы рядом с правым виском. Человек нервно провёл рукой там же… и резко, будто обжёгшись, отдёрнул её, едва пальцы ощутили металлический холод чего-то твёрдого, выпуклого! Крику ужаса застыл в его горле. Пришлось зажмуриться и сглотнуть, успокаивая бешено забившееся сердце. - Что бы с тобой ни сделали, именно из-за этого ты не помнишь себя, - заключил 431-й таким спокойным тоном, словно только и делал, что всю жизнь общался с людьми, лишившимися памяти. А вот 510-й был очень далёк от спокойствия. Первоначальные шок и ужас сменились чем-то ещё более глубинным. И из этих глубин, будто древнее позабытое божество, вновь поднялся страх. Истинный страх! И в этот раз он не просто коснулся его души своим липким языком, но облобызал по полной программе с применением щупалец и прочих мерзких не конвенциональных средств. Разум и душа вопили от ужаса осознания – кто-то копался в его голове! И это была не фигура речи! Кто-то БУКВАЛЬНО порылся у него в мозгах!- А кому щас легко? – 444-й глянул на него каким-то странным долгим взглядом, и первым направился к лифтам под пристальными взорами охранников, обсуждавших недавний матч ?Боруссии? и ?Манчестера?. Остальные двинулись следом, и 510-му ничего не оставалось, как нечеловеческим усилием воли выдернуть себя хоть ненадолго из цепких склизких, вызывающих душевные язвы, щупалец хтонического ужаса, и отправиться за своими ?коллегами?. Погрузились в лифт и тот тронулся вниз. Первый этаж моментально скрылся – они спускались в глухой каменной шахте с серыми неровными стенами.- Значит, слушай, новичок, - 341-й, похоже, действительно был главным в этой небольшой компании. – Это урановая шахта. Знаешь что такое ?уран??- Нет, - ему всё ещё было не до урана – тяжёлый тошнотворный взгляд хтонического ужаса из глубин естества сверлил его разум.- Узнаешь. Прибор у тебя на поясе – дозиметр. Если начнёт издавать треск, а стрелка будет в красной зоне – ты труп. Пусть и не сразу. Зато это значит, что ты нашёл уран. Поэтому следи за стрелкой. Пока она в зелёной зоне – всё нормально. Поползёт в жёлтую – ещё можно работать, но не больше часа. Потом на дезактивацию. А потом снова за работу. С добывающими комбайнами и прочим оборудованием познакомим на месте. Лифт, между тем, начал замедляться. И пока 510-й разглядывал снятый с пояса дозиметр, площадка остановилась, а железные решётчатые двери разошлись в стороны с характерным металлическим шелестом. В нос ударил затхлый спёртый воздух, полный мелкой каменной пыли, а по ушам саданула какофония резких громких шумов. Все сразу одели маски. 510-й тоже. Они вышли в рукотворную пещеру с гладкими стенами и полом, которая уходила вперёд чуть под уклоном. Подкорки, рельсы, лампы на потолке, выхватывавшие своим светом бледно-молочную пыль, какие-то агрегаты, названия которых 510-й не знал. Он сомневался, что знал их и до потери памяти… И снова в воображении ощутил жуткий холод стали у себя на виске. Глянул на дозиметр чтобы отвлечься – стрелка нервно подрагивала в начале зелёной шкалы. Бригада, выйдя из лифта, направилась в забой – судя по всему ,431-й знал, что и где нужно было делать, и в этом 510-й положился на него. Хитросплетения коридоров и рельс начали ветвиться во все стороны, едва они углубились в шахту. Здесь было много рабочих. Пожалуй, слишком много на взгляд 510-го – явно больше, чем в одном их бараке. Но он-то и лагеря толком ещё не видел. Национальное разнообразие тут было таким же, как и при первом знакомстве с местными реалиями – люди и синие верзилы, отлично справлявшиеся с тяжёлой работой, собраться 444-го, не уступавшие им, и ?гоблины? с соотечественниками 431-го. А ещё здесь были темнокожие люди. Их было немного, но они удивили 510-го куда больше ?гоблинов? и ?великанов?. Он с интересом рассматривал их, гадая, откуда они могут быть родом. Впрочем, гадание это было бессмысленным – он всё-равно не помнил ничего, кроме лагеря. И ?молотка?, который грел душу, не давая ей пасть жертвой ужаса осознания случившегося с ним окончательно. В шахте было действительно шумно – ритмичные гулкие удары, громкий стрёкот отбойных молотков, от которого закладывало уши, визг свёрел и ещё чего-то, стук колёс вагонеток, гружёных рудой – каждый раз, когда такая оказывалась рядом, стрелка дозиметра рывком поднималась в жёлтую зону. Шум работы добывающих комбайнов и конвейеров довершал звуковое многообразие, заключительным аккордом которого были голоса рабочих.Рабочие… Многие из них выглядели скверно – у кого-то выпадали волосы, если они были, у иных шелушились костяные наросты. Некоторые выглядели полусонными, вялыми, заторможенными. У иных же были ожоги на коже, отёки, нарушения пигментации кожи, эритема и другие кожные нарушения. Но даже такие несчастные продолжали работать, несмотря на невыносимые мучения, которые испытывали – это было видно по их лицам. Были и те, кто лежал неподвижно в пыли. 510-й сглотнул ком в горле, проходя мимо очередного неподвижного тела. Человеческого тела. Не было никаких сомнений в том, что это был труп. Прошли мимо него, храня гробовое молчание. Впрочем, в шуме шахты это было не важно.А потом 510-й увидел, что происходит с теми, кто перестаёт или не может работать. Их бригада как раз подошла к забою, в котором работала группа 310-х. Они и работали. Только один синий гуманоид, сухой, измождённый, со впалыми щеками и руками, утратившими силу, сидел, прислонившись спиной к стене выработки. Над ним нависал надзиратель в чёрной броне. Ствол его пистолета упирался в лоб гуманоида. Но во взгляде несчастного разумного не было страха. Скорее даже ожидание.Секунда.Выстрел! Он потонул в шуме работы горных комбайнов и отбойных молотков. Просто тихий хлопок, оборвавший одну жизнь. Никто из бригады убитого даже не обернулся – они лишь стали работать усерднее, ведь им теперь вдевятером предстояло выполнить норму за десятерых. Чем дальше они продвигались, тем сильнее эта шахта пугала 510-го. Такое пренебрежение к жизни, с которым он встретился здесь, противоречило всему его духовному устройству. А здесь люди и другие разумные были просто никем. Расходным материалом, как винтик машины, спичка или лист бумаги. Все эти бессмысленные смерти отпечатывались в памяти 510-го вереницей лиц, вызывая нарастающее ощущение безнадёги и давящих каменных стен. Ему очень захотелось наружу, на воздух – сорвать чёртову маску, мешавшую дышать, и… А что ?и?? воздуха снаружи почти не было. Но одно он знал точно – умирать здесь ему не хотелось.А между тем, они, похоже, пришли – 431-й свернул налево в один из штреков, куда ещё не были проложены рельсы – они проходили мимо, а из штрека тянулась лента конвейера, подходя прямо к ним и ссыпая породу в вагонетки, которые ходили автоматически. В штреке тоже работали – другая смена, судя по всему. Отбойные молотки и кирки выбивали звонкое, закладывающее уши, адское крещендо, высокие ноты в котором отыгрывал незнакомый визг. Всё утихло, едва в штрек вошла бригада 431-го. К нему сразу подошёл высокий худой мужчина с пепельно-серыми волосами и без бровей.- Ничего, - коротко сказал он, явно имея в виду, что его бригаде не удалось найти уран в штреке, который был ещё не глубок – порядка двадцати метров. Кое-где скальная борода, выбитая из стен, лежала на полу грудами камней и щебня. Пыль стояла столбом, забиваясь во все щели. Спасало то, что маски защищали всё лицо. - Понятно, - так же скупо ответил ему 431-й, и другая бригада, споро отдав свои инструменты вновь прибывшим, удалилась. – Работаем. Нужно пройти пять метров до конца смены. Ты, - он ткнул пальцем в 510-го, - держи, - протянул ему отбойный молоток. Всплывшее в памяти название было ещё одним ?звоночком? от потерянной памяти и на мгновение согрело душу. Человек взял инструмент. Ощутив его приличную тяжесть, осмотрел. Это был не отбойный молоток. Инструмент внешне на него очень походил, но у него отсутствовало долото и ударный механизм. Вместо них было нечто вроде гофрированного раструба. – Смотри и запоминай, - 431-й взял такой же инструмент, показал. Что и как работает, скупо поясняя свои действия. Оказалось, что эта штука тоже звалась ?отбойным молотком?. По старинке. Вот только работала она на принципе резонанса. Нужно было только направить раструб на стену выработки, поднеся вплотную, и та крошилась, словно была не монолитным камнем, а песком. Кивком подтвердив, что всё понял, 510-й приступил к работе в дальнем конце штрека. - Надеюсь, он не обрушит на нас эту проклятую скалу, - проворчал 444-й, которому достался классический отбойный молоток. Бригада начала вгрызаться в камень.Время потянулось убийственно медленно. Секунда за секундой утекало оно в вечность под монотонные однообразные звуки и действия. Поднять ?молоток?, поднести раструб к стене, нажать кнопку, услышать зудящий визг, удержать ?молоток? на нужном уровне, увидеть, как осыпается часть стены. Переместить ?молоток?, поднять его, поднести раструб к стене… Раз за разом, минута за минутой. Уже через полчаса такой, в целом, не хитрой работы, руки ныли от усталости. И не просто ныли – горели. Резонансный молоток был тяжёл, управляться с ним оказалось сложно. И чем дольше продолжалась работа, тем сложнее становилось. Но никто не обращал внимания на его – новичка – усталость. Все так же работали. И даже более успешно. Каждые пару минут приходилось брать лопату и загружать добытую породу на конвейер, полностью покрытый пылью, который постоянно мотая свою ленту, уносил камень прочь.И так раз за разом. Молоток, стена, дозиметр, снова молоток, снова стена, лопата, конвейер. И нельзя было остановиться передохнуть – раз примерно в пять минут мимо входа в штрек проходил надсмотрщик. 510-й не знал, сколько времени он ужен посвятил этой проклятой каменной стене, этому ненавистному резонансному молотку, этой лопате и конвейеру. Он просто тупо повторял одну и ту же последовательность действий, время от времени поглядывая, что делают другие. Рядом с ним, углубляя туннель таким же резонансным инструментом, работали ?гоблин? и худощавый парень. Синие ?братья? без устали орудовали лопатами, избавляясь от добытой породы. 444-й с собратьями вгрызались отбойными молотками в левую стену, а 431-й с хмурым мужиком, 450-м, делали то же самое с правой стеной.Один час или два? Или…Но вот наступил момент, когда 510-й вдруг осознал, что просто не может больше поднять свой ?резонансный молот?. Руки… они ощущались как два сплошных ватных жгута голых нервов, по которым только что проехалась вагонетка. Они изнывали от напряжения, как и спина, которая уже просто не разгибалась. Хотелось лечь в холодную воду и лежать, лежать…- Ты что? – искоса глянул на него ?зелёный гоблин? с номером 436, продолжая обливаясь потом трясущимися руками удерживать свой рабочий инструмент у стены, пока тот крошил её направленной вглубь вибрацией.- Я щас сдохну, - сипло выдохнул в неудобную маску 510-й, опершись на стену. - Сдохнешь, если не продолжишь работу, - согласился ?гоблин?. – Через две минуты надзиратель снова пройдёт мимо.- Проклятье! – сквозь зубы прорычал 510-й. Всё происходящее здесь, в этой шахте, в этом мерзком лагере было не правильно! Пусть он ничего не помнил, но в глубине души зрело ощущение уверенности в абсолютной противоестественности текущего положения вещей. Так быть не должно! Но, всё же, из последних сил он поднял свой инструмент, слыша, как трещат мышцы, которые от усилия горели огнём, приставил его к стене, в которой уже было пройдено два метра, и, не глядя, нажал на кнопку. ?Молот? вздрогнул, снова издав характерный протяжный визг… и продолжил визжать – 510-й не убрал пальца с кнопки и порода сыпалась вниз дождём из крошева. В этот миг и раздался он – тихий, почти не слышный в окружающем шуме, треск, скорее похожий на стрёкот, который 510-й заметил лишь по лёгкой вибрации его источника у себя на поясе.Дозиметр!Стрелка прибора взметнулась к границе жёлтой и красной зоны!Работа в штреке тотчас замерла – 431-й словно нутром почуял изменение обстановки, когда смолк ?молот? 510-го. Подошёл, схватил с его пояска дозиметр. В глазах его вспыхнула нешуточная тревога, перемешанная со злостью, когда он посмотрел на подрагивание стрелки, опасно приблизившейся красной зоне.- Идиот! Всех нас угробить хочешь?! – процедил он, сверкнув взглядом, холодным и враждебным, точно собирался придушить человека на месте. И в этот момент 510-й понял, что его будут бить. И, может быть, даже ногами. Но неожиданно этого не случилось. – Вызываем комбайн и на дезактивацию! Живо! – выдохнул ?кошачий старик?, быстро направляясь к выходу из туннеля. Бригада, как единый организм, направилась следом, оставив предупреждающий знак о повышенной радиации. И каждый не преминул наградить новичка недобрым взглядом.Однако, вызвать добывающий комбайн они не успели – словно из-под земли у них на пути вырос патруль в количестве трёх бойцов в чёрной броне со знакаоми изогнутого креста в белом круге.- Четырёхсотые, ваша смена не окончена. Вернуться к работе, - прокаркал командир отряда, и дула их автоматов уставились на членов бригады. - Господин… обершарфюрер, - присмотревшись к знакам различия на правом предплечье бойца, заискивающе обратился к нему 431-й, что стало совершенной неожиданностью для 510-го. У него сложилось абсолютно иное представление об этом старике. – В забое номер сорок три обнаружена большая концентрация урана. Мы как раз собирались вызвать комбайн и уйти на дезактивацию. - Свободный горный комбайн в забой ?43? - обнаружен уран, - приказал тот по внутришлемному передатчику. – После дезактивации получите ?Антирад? и вернётесь в ?сорок третий?, - тоном, не терпящим возражений, сказал он.- Но…, - 444-й хотел возмутиться, однако сник и даже как-то сдулся, когда автомат обершарфюрера взглянул на него.- Выполнять! – приказал надсмотрщик, и никто не стал ему перечить. Бригада двинулась вперёд, но не пройдя и пары метров всё тот же 444-й сказал вслед удаляющимся солдатам:- Господин обершарфюрер, 510-й нарушил правила эксплуатации ?Резонансного молота?.- Вот как? – трое в чёрном сразу развернулись, а в голове командира, чьё лицо скрывала непроницаемая зловещая чёрная маска, прорезались нотки нездорового куража. – 510-й! Подойти!Приказ надсмотрщика, равно как и ?стукачество? 444-го оказались настолько неожиданными, что 510-й впал в ступор на мгновенье. А потом на ватных ногах, уже примерно понимая, что его ждёт, подошёл к солдатам в чёрной броне.- Ты нарушал правила эксплуатации оборудования? – жёстко, но как-то слишком уж картинно спросил обершарфюрер. Наверняка под своим шлемом он ещё и гадко ухмыльнулся. - Я…, - начал было 510-й, лихорадочно соображая, что же ему сейчас делать. Он нутром чуял, что просто так не отделается. В голову, забитую всколыхнувшимся и быстро набирающим силу страхом, ничего не приходило. Он мысленно уже проклял 444-го, желая ему всего самого плохого.- Да или нет, номер? Отвечать! – рявкнул обершарфюрер под одобрительные кивки коллег. - Да, - решив, что чему быть, того не миновать, ответил 510-, приняв максимально невозмутимую и бесстрашную позу, на которую оказался способен в такой ситуации. Страх разъедал изнутри, но теплилась надежда на то, что за неправильное использование инструмента тут не убивают. Вряд ли 444-й стал бы подставлять бригаду, закладывая его, 510-го, после этого должны были прикончить. Тогда бригаде потребовался бы на замену другой новичок, а с ними здесь туго. Следовательно, они неполным составом должны были отрабатывать полную норму уже сегодня и до тех пор, пока к ним не придёт кто-то другой. А это не было нужно никому…- Честный и храбрый, - тем временем усмехнулся обершарфюрер. И в следующую секунду 510-й понял, что его догадка оказалась верна. Понимание этого пришло к нему вместе с могучим ударом автоматного приклада в челюсть, отозвавшегося адской болью, хрустом костей и взрывом звёздного неба в голове!От этого удара 510-й рухнул наземь, попытался прийти в себя, но этому не суждено было случиться – удар бронированного сапога в живот вышиб дух, пронзив тело волной скручивающей тупой боли, кровь из разбитого рта оросила серый камень пола. А потом удары посыпались как из рога изобилия со всех сторон – ноги, приклады, кулаки – боль полностью затопила его сознание, вытеснив все мысли, ставшие вдруг такими хрупкими, тонкими и ненужными, когда все три надзирателя, гогоча, принялись методично его избивать. По голове, по животу, по ногам, в пах, в грудь, по почкам… Организм не успевал реагировать на всё новые и новые очаги острой или тупой, разрывающей или саднящей боли.Его мотало из стороны в сторону. Боль захлёстывала так, что будучи не в силах кричать, он стонал разбитым ртом. Несколько ударов пришлись в лицо, превратив его в кровавое месиво, и алая теплая кровь застилала чудом уцелевшие глаза.Эта агония боли, терзающей его со всех сторон под шутки жестоких солдат, длилась, казалось, целую вечность, пока 510-й, каким-то чудом ещё балансировавший на грани забвения, вдруг не услышал короткое отрывистое ?Хватит?.И… боль не прекратилась. Просто перестала появляться новая. Но и той, что уже терзала его, было достаточно. Сознание померкло, и реальность теперь врывалась в него лишь ощущением движения и обрывками фраз. ?Проклятье…?, ?…норму!??, ?… тащить его…?, ?…камера?, ?…ещё ждать??, ?… кипятись…?, ?…готово…?, ?… побег?. Были и другие слова, другие ощущения. И что-то ещё. Но всё это лишь царапало по поверхности сознания, укрытого одеялом забвения, почти не оставляя следов. Это было похоже на транс. Но 510-й не знал такого слова, не помнил его.Но потом – однажды – не известно, сколько времени спустя, он вдруг очнулся. Не сразу. Это было похоже на мучительное пробуждение, когда разум силиться отличить, что реально, а что является плодом сна. Сначала ?тонкий лучик? окружающей действительности в виде всё нарастающего ритмичного шума, вторгся, наконец, в сознание, расталкивая его сонную израненную тушу, а потом дело было за малым. Шум стал дифференцироваться, распадаясь на отдельные виды и звуки. Постепенно всплывая из глубин омута памяти, начали приходить узнавание и названия звуков. Появилось их понимание. Обрывки чьих-то фраз и голоса стали восприниматься более осмысленно.- …315-й подтвердил – с его стороны уже всё готово, - говорил грубый голос.- Значит, послезавтра, - отвечал ему более высокий и резкий голос. – Что ж, это уже совсем скоро.И в этот момент к 510-му вернулась боль! Она как будто включилась, разом окутав не только всё тело, но словно проникая в самое нутро. И он застонал, от чего стало ещё больнее – удар по челюсти, который он сразу вспомнил, был действительно мастерским. Но, судя по ощущениям, хоть и далеко не приятным, она не была сломана.- Очнулся, - сказал кто-то совсем рядом. Сказал настороженно, словно предупреждал кого-то. - Эй, ты! – 510-й не смог разлепить глаза, чтобы посмотреть, кто к нему обращается – кровь, что залила их во время избиения, спеклась, слепив веки, и мешала им открыться. Голос был знакомый, но 510-й не смог вспомнить, кому он принадлежит – мысли только начали лениво ворочаться, затравленно озираясь и выползая из своих нор в опасливом ожидании новой боли. Было больно. Тело ломило и корёжило. Даже просто лежать было больно. Кто-то толкнул его в плечо, вспыхнувшее новым огнём болевых ощущений. 510-й зашипел, сжав зубы.- Очухался? – всё тот же голос обратился к нему.- Х-х-ха…, - только и смог выдавить из себя 510-й, едва не зайдясь в кашле. Попытался поднять руку, чтобы очистить глаза. Правая не слушалась. Зато левая хотя и болела так, будто её расплющило прессом, а потом собрало заново, повиновалась его воле. Медленно, сантиметр за сантиметром, он поднёс её к лицу и начал отдирать засохшую кровь с лица, век, ресниц. Вместе с кровью, через боль, отдирались брови и ресницы, но через минуту он, наконец, смог открыть глаза. Рядом с ним, сидя на корточках, возвышался 431-й. И смотрел на него как-то странно – то ли с жалостью, то ли с досадой. - Очухался, - констатировал он, кивнув самому себе. - Живучий хрен, - долбя стену штрека отбойным молотком, выплюнул 444-й. теперь 510-й смог оглядеться – это был тот самый, сорок третий забой. Только он уже было гораздо глубже и длиннее, чем раньше. Где-то впереди неподалёку слышалось механическое стрекотание и металлические скрипы какой-то машины. – Кто другой на его месте от такого вообще бы помер. Или провалялся бы два дня в бессознанке, а уж никак не три часа.- Заткнись! – обдал холодом голос 431-го. – Твоя идиотская выходка…- Знаю, - буркнул коричневый верзила, действительно заткнувшись. Как будто был обижен. - Он не любит людей, - поглядел старик на 510-го, пытавшегося подняться на локте левой руки. Получалось плохо. – Из-за нацистов, как понимаешь, у вашего рода не самая лучшая репутация.- На… цистов? – язык еле ворочался, но стать он пока вообще не мог, потому 510-й решил поддержать разговор.- Хех, - усмехнулся ?кошачий старик?. Совершенно беззлобно. – Чудовищное изобретение человечества Земли – нацистская идеология, объявившая один из народов земли высшей расой, а все остальные народы и расы – низшими, достойными лишь рабства и уничтожения. - Они управляют лагерем, - понял 510-й. Это было короткое объяснение. Но его вполне хватило, чтобы расставить некоторые точки над ?i?. - Да, они управляют лагерем, - кивнул 431-й с тоской во взгляде. - А мне казалось, что все мы тут – люди. Пусть и выглядим по-разному, - искренне сказал 510-й, кривясь от боли в груди и животе.- А ты наивный. Но действительно живучий, - изрёк старик. – слишком живучий. Три часа назад на тебе живого места не было, а сейчас выглядишь так, словно уже неделю лечишься у хорошего знахаря. - Я… не знаю. Что в этом такого?- Это неестественно. Ни для людей, ни для кого из нас.- Так вы не люди?- Хватит разговоров – через пару минут здесь будет патруль. И лучше бы тебе подняться на ноги к тому моменту, - 431-й встал, покинув поле зрения. Что ж, делать было нечего – 510-й не хотел снова встречаться с патрулём… нацистов. Сама мысль об этом теперь пугала его, принося боль. Подумать о том, что ему рассказал ?кошачий старик?, он сможет и потом. А сейчас действительно нужно встать. И он попытался. Боль острыми крючьями снова впилась в тело, но теперь 510-й решил довести дело до конца. С трудом он сумел перевернуться на живот, уткнувшись лицом в пыльный каменный пол. Сразу стало нечем дышать, а пыль забила ноздри, мгновенно превратив их в пустыню, судя по ощущениям. И, всё-таки, он сумел встать на колени, помогая себе левой рукой. К своему собственному удивлению он обнаружил, что боль вроде бы стала чуть слабее, хотя рёбра и живот всё ещё представляли собой один сплошной синяк, ощущаясь соответственно. Поднявшись, он тут же чихнул и высморкался. Встать на ноги было уже проще - главное держаться за стену. - Я в тебя верил, - подмигнул ему ?гоблин?, управлявший комбайном, походившим на остриё копья с обрубком древка, которое ощетинилось бурами и манипуляторами. Механизм, своей тушей втиснувшийся в забой почти вплотную к стенам, под его чутким руководством вгрызался в земную твердь с такой же яростью, что и голодный червяк в сладкую мякоть яблока. - Я… сколько мыв уже здесь? – прохрипел 510-й, подходя к комбайну сзади. Движения давались с трудом, и вообще он чувствовал необычную вялость. - Кто знает? Часов семь-восемь? Десять? – водитель пожал плечами. Похоже, из всей бригады только он не относился плохо к 510-му. – Залезай. Пусть патруль видит, что ты работаешь.- Так я ж не умею.- Так я ж научу.- Они увидят, что человек, который должен быть почти при смерти, вдруг оправился и управляет комбайном. Мне это не нравится.- Если они увидят, что ты лежишь и ничего не делаешь – тебе это не понравится ещё больше. Впрочем, ощущение будет не долгим.Что ж, остальные члены бригады были заняты тем, что грузили на конвейер руду, добытую комбайном, а 501-й хорошо понимал, что пребывает не в том состоянии, чтобы заниматься тяжёлым физическим трудом. Потому он подошёл к машине сзади, взобрался по лестнице к месту водителя. Тот быстро объяснил основы, оказавшиеся довольно простыми, и ушёл помогать остальным. Какое-то время 510-й приноравливался к управлению машиной и у него, вроде, даже начало получаться. Но ощущение вялости, с которым он очнулся, его не покидало. Пожалуй, оно становилось только сильнее. Впрочем, за работой он даже не заметил этого, как и того, что в забой вошёл патруль. Следить за происходящим вокруг стало сложнее, ибо помимо вялости, навалившейся на него, появилась и тошнота, с позывами которой становилось всё труднее бороться. И лишь звук голоса, который он надеялся больше никогда не услышать, заставил 510-го оглянуться. И застыть от страха, забившегося в сердце пленённой птицей.Трое нацистов в чёрной броне! И у одного из них были знаки различия обершарфюрера!- Нет, - дрожащим тихим голосом выдохнул 510-й. Внутри всё похолодело, подёрнувшись ледяной коркой, несмотря на то, что ещё секунду назад ему было очень жарко.Нацисты о чём-то говорили с 431-м. И судя по скорбному, почти отчаянному выражению его лица, тема была не самой приятной. А потом обершарфюрер посмотрел в сторону комбайна.- Какого…, - изумлённый возглас был тут же подавлен волевым усилием. – 510-й! – всё же, окончательно скрыть удивление ему не удалось. – Ты… Подойти, номер! – приказал обершарфюрер, поудобнее перехватив автомат. С замиранием сердца 510-й оставил комбайн работать в автоматическом режиме и, покинув машину, скованным, очень медленным и неуверенным шагом двинулся к нацистам. О том, чтобы не подчиниться, и речи быть не могло – он прекрасно помнил правило ?неподчинение – смерть?. Что-то было не так. Ходьба не должна была быть такой тяжёлой. Не должно быть так жарко – он это помнил. И не должно быть вялости, а у него сейчас было такое состояние, в котором даже двигаться не хотелось. И ещё этот подкожный зуд в правой руке…. Но он, всё же, дошёл.- Глазам не верю, - безо всякой надменности и презрения прошелестело из внешнего динамика шлема нацистского офицера. Это было искреннее человеческое удивление, с которым не справились ни гордость, ни абсолютная приверженность идеям национал-социализма. - Я бы тоже не поверил, но он стоит перед нами, Вилли, - сказал другой боец. Броня всех троих была идентичной. Единственный признак, по которому их можно было различать – иные воинские знаки на предплечье. - Да, верно, - согласился обершарфюрер Вилли. – Стоит. Вопрос в том, как? Я тебя спрашиваю, 510-й!- Я… не знаю, - с трудом ответил тот. Нет, с ним явно что-то было не в порядке – его окутало ощущение всепоглощающего безразличия. Но в то же время с позывами тошноты стало почти невозможно сладить. Но он пока ещё пытался. Изо все сил.- Не знаешь? – и в этом, полном скепсиса, вопросе вновь зазвучало махровое презрение, смешанное с чувством собственного превосходства и желания причинить боль.- Не…, - ответить 510-й уже не смог – едва он открыл рот, как содержимое желудка, будто ждавшее этого самого момента, рванулось наружу, заставляя человека содрогнуться в болезненных спазмах.- Что б тебя, скот! – процедил Вилли, отойдя на шаг. – Не-ет, уж теперь ты так просто не сдохнешь, 510-й. Не после того, как выяснилось, что ты – биологическая аномалия. Уве, Хайнц, похоже сегодня у ?доброго доктора? будет настоящий праздник, - Уве и Хайнц, закованные в броню, мерзко хохотнули, глядя на скрючившегося в три погибели 510-го, продолжавшего исторгать из себя остатки пищи с кровью. – Ты и ты, - обершарфюрер ткнул пальцем в 431-го и 444-го. Те замерли, изображая покорность. – Потащите эту свин… извиняюсь – ценный образец, - усмехнулся он и, развернувшись на каблуках, зашагал прочь. 431-й и 444-й взяли под руки обессилевшего 510-го, которого, наконец, перестало рвать, и пошли следом. За ними двинулись и два других бойца, оставляя резко уменьшившуюся бригаду и дальше сражаться с неподатливой толщей породы в попытке отыскать ценный редкоземельный элемент…