Безымянный (1/1)
Взгляд устремлён в небо, мрачное, куда возвышаются пики антенн. Порой густой плотный воздух прорезают молнии — и можно понаблюдать за появлением нового божества, в которое уверовали смертные, ещё слабого, лишённого сил. Только от смертных зависит, выживет ли новый бог, едва сформировавшийся из сгустка энергии, или загинет, не обретя силу. На этот раз в вышине парит один из старейших богов, чьи крылья прорезают жёлтые небеса Нодена. Он не скоро утратит силу — уж слишком сильно смертные Нирна в него веруют.
Ауриэль, Акатош… Несколько имён, но облик драконий, какой ему придали смертные. Он резко пикирует вниз и садится на землю. Драконьи глаза полыхают огнём. Нирн связался с Ноденом. Я ждал этого. Голос скорее звучит в голове, чем в ушах. Слышащий его поднимается и топчется, разминая затёкшие ступни. Я знаю — тебе больно, ты испытываешь то, что будешь чувствовать в мире смертных. Так и есть, ещё и по жилам словно течёт жар, а не кровь. Мой первенец, Алдуин, был отправлен в будущее людьми. Пришло время ему вернуться. И твоё время. Тебе потому так горячо, Страж, что я наделил тебя своей кровью. Это отнимет силы при переходе, но без неё нельзя. И зваться ты будешь Довакин. Ты ничего не будешь помнить в мире смертных, но память со временем вернётся. Прощай, Страж-Довакин. До встречи в Нодене! Необычайно яркие молнии прорезают небо, дракон расправляет крылья и взмывает. В глазах темнеет, тело сдавливает, как всегда это бывает при переходе.*** Голова от боли готова расколоться. Глаза слезятся от яркого света. По коже словно ползают насекомые — гадкое чувство, смутно знакомое. Ноги и руки ноют — от долгого сидения в одной позе и врезавшихся в тело грубых верёвок. — Эй ты, не спишь? — Приходится открыть глаза, чтобы понять, кто интересуется. — Ты нарушитель границы? — Взгляд фокусируется на давно не бритом лице, по обеим сторонам которого свисают косички. — Угораздило же нарваться на имперскую засаду. Они и нас поймали, и ворюгу этого! Постепенно глаза привыкают к пейзажу. Понятно, почему так укачивает. Потому чтоочнулся в повозке. — Я-а… Я ничего не помню, — звучит глухо, болью отзывается в пересохшей глотке. — Наверное, имперцы треснули тебя по голове, ублюдки! — ворчит темноволосый человек с пыльным лицом. — В любом случае нам с тобой здесь не место! Это за Братьями Бури Империя охотится! Головная боль мешает думам. Пока неясно, кто такие Братья Бури, но уже понятно — в стране идёт война. Вдобавок справа сидит человек в дорогой одежде. И молчит. И понятно почему. Невозможно разговаривать, когда рот завязан. Взгляд светлых глаз злой, но не обречённый. — А с ним-то что не то, а? — интересуется тот, кто заявил, что ему здесь не место. — Придержи язык, перед тобой — ярл Ульфрик Буревестник, истинный король Скайрима! — выпалил первый собеседник. Значит, ошибки нет. Действительно важное лицо.
Жаль только, что пара мужчин напротив затеяла глупый спор. Выясняется, что темноволосый — конокрад. На этом всё. Значит, можно подремать, хоть и неудобно сидя. Сон походит на забытьё, но головная боль меньше. Повозку трясёт так сильно, что порой отбрасывает прямо на Ульфрика Буревестника, непонятно — короля или самозванца. — Эй вы, по одному выходите из повозки! — раздался злой окрик.
— Пойдём, не будем заставлять богов дожидаться. Кто это сказал, не разобрать. Тем лучше, что приехали. Хоть какой-то шанс пошевелить онемевшими конечностями. Ступни, замотанные в тряпки, пронзает резкая боль от соприкосновения с холодным острым камнем. Ноги не слушаются, едва идут. Кто-то толкает в спину, и удержаться не удаётся. Слёзы едва не текут из глаз, грубые холщовые штаны рвутся. — Вставай, ублюдок! — Кто-то грубо поднимает за шиворот и толкает в толпу. — Не вздумай дурить, иначе закончишь как тот трусливый дурак. ?Трусливый дурак? — конокрад. Удаётся разглядеть утыканное стрелами тело — наверняка мёртвое. Пора обратить внимание на живых. Ульфрик Буревестник стоит напротив седоволосого мужчины в золочёной кирасе и нечленораздельно мычит.
Так-так, новые лица...Ещё женщина недоброго вида в металлическом шлеме и мужчина со списком в руках. Последний хмурится и некоторое время переводит взгляд то на лист бумаги, то вперёд. — А ты? Кто ты? Откуда знать, если память стёрлась? — Я не помню своего имени! — лучше ответить честно. Вдруг повезёт. Ведь судя по плахе, привезли на казнь. — А с этим что делать, капитан? Его в списке нет. Ошибки нет. У женщины высокое звание, хотя не такое, как у того, седого в золочёной кирасе.Взгляд тёмных глаз — злой, презрительный. Между бровями — складка. Она недолго размышляет. — Ты веришь в чушь с потерей памяти? — повернувшись к подчинённому, добавляет: — В бездну список! Давай его на плаху! Тот вздыхает и грустно смотрит вперёд. — Ну что ж, в таком случае похороним тебя под именем Ам Шегар. Это означает ?Безымянный? на одном языке. Пусть будет Ам Шегар, мёртвым всё равно. Только где-то в глубине души есть чувство, что потеря памяти и боль — всё не зря.