1 часть (1/1)

Торд в очередной раз просыпается в ночи, резко открыв глаза и рот в немом крике. Один и тот же кошмар. Одни и те же люди. Это никогда не кончится. Дыхание сбивается слишком сильно и даже больно, мешая спокойно прогонять кислород по организму. Он снова поднимается на локтях и, совершенно наплевав на то, насколько же холодно в комнате, выходит в ещё более прохладный коридор. Голые ступни еле слышно шлёпают по паркету, пока он добирается к лестнице. В доме стоит абсолютная тишина, никто не прерывает ее. Сам Ларссон никогда не умел слишком шуметь, особенно, когда на кону стоит его репутация. Стены-то здесь картонные, каждый вздох слышно – именно по этой причине рогатый научился сдерживать всё в себе. Стоны боли, крики страха или удовольствие. Абсолютная тишина. Лишь по его лицу можно было понять какую эмоцию испытывает норвежец. Парень без малейшего скрипа под ногами, спустился в гостиную, откуда попал на кухню. Когда проверил чайник, готовясь его поставить греться, обнаружил, что тот был ещё горячим. Все же ушли спать часов так пять назад? Странно, но не важно. Не обратив на это большего внимания, Торд принялся рыться по шкафчикам в поисках заветного спасения. И вот, кофе был найден. Знает, что если уснет вновь этой ночью, то проснется в слезах утром, а там может Эдд влететь без спроса, начнет спрашивать, может, волноваться, но это уж точно не должно было беспокоить его. Совсем никак и никого. Это касается лишь самого Ларссона. Только он начал сыпать растворимый кофе в заранее подготовленную ёмкость, как кто-то заставил его напугаться почти до сердечного приступа. От испуга он аж побледнел, а волосы на затылке начали двигаться. — Может, не кофе? Ночь же, спать надо, – неожиданно послышался из-за спины знакомый голос, отчего норвежец подпрыгнул на месте, чуть не облившись кипятком. В интонации не было и намека на осуждение, лишь некая толика беспокойства. — Всё равно не усну, – мотнул головой Торд, наливая всё-таки половину кружки кипятка, издающего пар, в миг растворившего порошок и сделав жидкость тёмно-коричневой. Как давно Том уже здесь сидит? Как много мог слышать, если Ларссон имел способность проебаться? Только бы не понял. Знает Торд его проницательность, отчего и старается сторониться. Мало ли что сболтнет или разузнает. Гораздо легче быть одиночкой, быть ?крутым?, у кого нет своих эмоций. Как он вообще мог не заметить долбанного Риджуэлла здесь? Наверное, ещё слишком сонный. — Давай лучше поменяемся, – Том поднялся со столешницы, подходя вплотную и лишь тогда заметил покрасневшие глаза норвежца, заметные только в тусклом освещении от маленького кухонного гарнитура. — Тебе снятся кошмары? – тишина. Том слишком хорошо знает эту тишину. Риджуэлл вздохнул, забрав из слабых подрагивающих рук очень горячий кофе и убрал его на стол – если что, Мэтт или Эдд выпьют – протянул ему свою кружку, где, по ощущениям после одного глотка, оказался травяной чай. — А ты чего не спишь? – голос хриплый ото сна, а горло ещё болит от нескончаемых, так и не озвученных, рыданий. В компании этого придурка отчего-то становилось легче. — Бессонница, – пожал плечами Риджуэлл, отпивая кофе из ларсссоновской кружки. Его взгляд был слишком уставшим сейчас, не хватало сил даже на глупые перепалки с Тордом. Если в обычное время он мог взаимно подколоть его, смеясь с ответов, то точно не в этот раз. Он продолжал на автомате совершать действия, которые вроде как помогали раньше ему уснуть, да вот только в последние недели справлялись с этим всё хуже. Этим утром так вообще не ложился, с самого вечера сидя на кухне за столом. Том был рад, что кухня на первом этаже, в то время, как второй определен жилым, а значит их не услышат отсюда, не проснутся и не станут задавать сотни глупых вопросов. За тихими разговорами они переместились в гостиную, расположившись на диване и укрываясь пледом. Словно они никогда и не дрались, не желали друг другу скорейшей смерти. Словно вся жизнь была всего лишь страшным сном, который начал развеиваться с рассветом. Мерно попивая свои напитки, они смеялись и устало рассказывали глупые истории жизни. Были счастливы поделиться за столько то времени. В старших классах они хорошо ладили, просто в какой-то момент не смогли ужиться на одной площади и в силу своих подростковых импульсов срывались друг на друге, отдаляясь. А сейчас будто снова стали теми лучшими друзьями, кто мог рассказать другому совершенно что угодно на любую из существующих тем. Разговор снова зашёл на тему снов, лунатизма и бессонницы. Ларссон как-то притих. Том не решился его тревожить, только иногда кидая взгляды на него и полностью допивая свой кофе. Кажется, в этот раз он подействовал на него снотворным, а не чем-то бодрящим. Сказываются эти дни без сна. Не смотря на свое сонное состояние, Риджуэлл обратил внимание на друга, сжавшегося под своим куском одеяла. Его серые глаза будто что-то застилало, а сам он еле заметно дрожал, кусая губы. Стало явно то, чего Том не сразу заметил. — Хочешь объятий? – тихо поинтересовался он, опустив глаза. — Извини, я не очень хорош в том, чтобы успокаивать людей, – неловко признался черноглазый. Он положил на неистово дрожащие плечи свои ладони и ужаснулся тому насколько же Торда трясет. Раньше Джехо наверняка бы и не подумал о том, что ему станет жаль своего "врага". Так глупо. Они точно не враги, а продолжают наивно называть друг друга так. Ларссон никак не отреагировал, однако после прикосновения неуверенно кивнул, утыкаясь лицом в грудь Риджуэлла. — Давай, приятель, засыпай, – пробурчал Томас, обнимая его крепче, пока другой рукой плотнее натягивал одеяло на них. Он осторожно гладил его по голове, волосам, спине и плечам, всё, лишь бы успокоить. До этого момента Том никогда не видел Торда плачущим. А сейчас тот, судорожно цепляясь за серую футболку, без единого звука роняет слезы на поверхность дивана под пледом. — Куда ночь – туда и сон, – прошептал Риджуэлл, прикрывая глаза и размеренно поглаживая рогатого по плечам. Так давным давно говорила ему мама, когда тот начинал биться в истерике ночью и просился к ней в кровать. Сейчас Торд был не больше, чем большим ребенком, которого вовремя не успокоили, не пожалели и теперь тот всю оставшуюся жизнь решил скрывать все эмоции, кроме насмешек и издевательских улыбок с лёгкими искорками веселья. Черноглазый накрыл норвежца одеялом с головой, чтобы тот точно чувствовал себя комфортно, зная, что Том не сможет увидеть его слез. Том знает это. Том проходил через это и хочет помочь. Торд ещё больше спрятался под мягким пледом, подрагивая плечами, но не отстранялся от обнимающего его снаружи Тома. Только ещё сильнее прижимался, всё же отдавая себе право хоть раз в этом доме нареветься всласть, издавая тихий скулеж и всхлипы. Утро выдалось на редкость теплым и уютным. Ларссон нехотя разлепил веки, с беззвучным зевком потянувшись, понял наконец где находится. Воспоминания ударили по макушке тяжёлыми камнями, за которые было стыдно. Торд перевел взгляд на своего спасителя. Будить его было страшно, как он помнил, Том сказал, что у него бессонница. Возможно, тот спит впервые за несколько дней. И спит обнимая Торда во сне, положив голову ему на плечо. На душе почему-то становилось спокойнее от вида мирно сопящего Томаса, теплее от того, что тот доверил рогатому свой сон. — Спасибо, – с теплой благодарностью шепотом выдал Торд, с пару секунд посмотрев на человека, что впервые в жизни спал с ним только ради того, чтобы он успокоился. Ларссон с осторожностью приблизился к его лицу, а затем совсем невесомо поцеловал в лоб, снова опустился на его уровень и вновь обнял. Кажется, с этого момента Торд приобрел человека, перед кем мог бы и не скрываться. Знает, что первое время будет сложно это делать. Но лишь первое время. Он постарается снова стать близким для него.