Octavius. Cadunt (2/2)
"Хватит, просто позволь им любить тебя".
Чужая рука проводит выше по моей груди, и я вижу перед собой женщину. Ее жесткое, чуть квадратное белое лицо приближается, пока я не ощущаю дыхание на щеке, и она впивается в мои губы. Никогда в жизни у меня не было такого поцелуя, яркого как столкновение двух комет, оглушительно стучащего в висках. Незнакомка запускает пальцы мне в волосы, и это ощущение сотен мурашек пронзает вглубь тела, доходя до голодного сердца. Руки скользят по мне свободно, и только так я понимаю, что лишился одежды уже какое-то время назад, причем не только верхней: я упустил этот момент абсолютно случайно, как пропускают остановку, позволил себе раствориться в тепле другого. Женщина прижимается всем телом, позволяя мне прикоснуться к ее влажной горячей коже, не отпуская ни на секунду и обжигая губами каждый сантиметр моей шеи. Гибкие тонкие пальцы все ниже, достигая бедер. Усиленное в миллион раз чувство фейерверком взрывается в мозгу, не позволяя даже подумать о том, чтобы сдержать стон. Прислушавшись ко мне, языку тела, девушка щелкает пальцами и вновь касается бедра, мягко и трепетно. Еще немного и рука уходит ниже, продлевая ласку. Находясь между реальностью и притягательной ложью, я слишком поздно соображаю, что она никак не может использовать обе руки внизу, если я отчётливо ощущаю ее поглаживания на спине.Развернувшись, я встречаюсь взглядом с мужчиной. Я бы сбежал.Но у него отвратительно зеленые глаза.Удерживая меня взглядом, он перенимает контроль у подруги, беря всего меня в свою сильную хватку."Нет, теперь она одна, ей будет одиноко".Разворачиваюсь к женщине, но вижу, что вместо меня у нее теперь двое друзей."Они никогда не остаются без любви. Ты тоже всегда этого хотел. Просто быть с кем-то. Еще не устал от тоски"?Устал.Крепкие руки прижимают меня к себе, адыхание согревает загривок. Повинуясь чувству, которое долгое время я был вынужден ощущать не с тем человеком, я закидываю руки за шею партнера. Я не знаю его имени, да и мне плевать: если он будет мягок, ничего больше не имеет значения. Поняв меня без слов, которые никогда и не бывают нужны людям по-настоящему, он разводит мои бедра в стороны.
Ничего. И все.Целостность. Абсолютная наполненность. Каждый раз это похоже на то, как заткнуть слив в ванной. Разница лишь в том, что иногда воды, смысла, набирающихся в теле и душе, нет, и это причиняет лишь страдание, режущее, как наждачка свежее дерево, оставляя глубокие борозды на мягком полотне существа человека. Но не в этот раз.Снова и снова, накатывающее волнами ощущение, что ты нужен, не покинут, гораздо важнее всего, что я когда либо испытал или испытаю в жизни. Люди лгут друг другу каждый день: нам ничего не нужно по настоящему, кроме кого-то рядом. Мы боимся остаться одни, и даже самый темный интроверт втайне страшится умереть в своей келье, так и не познав чужого касания.
Почти достигаю вершины чувств, как, внезапно, он покидает меня. Я не знаю, в чем причина, не помню чтобы зеленоглазый сам кончил первым, но факт того, что даже тут меня кинули, ударяет под дых.И приводит в чувства.На секунду голова проясняется и я устанавливаю два факта: во-первых, я пришел накидаться, а в итоге эмоционально-проникновенно занимаюсь явно не тем, чего ожидал, с абсолютно незнакомым человеком, причем даже не с одним. А во-вторых, где Кайлин, долбоеб?Ищу ее глазами в бордовой темноте, а волосы встают дыбом, но уже не от возбуждения, а от страха.Она еще ребенок, куда я ее притащил?Слепо шаря по полу, как котенок, я, наконец, нахожу ее. Естественно, Дюно не одна, было глупо верить, что ее не тронут. Но больше пугает тот факт, что их двое.Едва сдерживая злость на себя, эту блядскую комнату и сидящих в ней, я кидаюсь к девочке, в надежде хоть как-то отогнать ублюдков, но меня ловят за руку. Жестким нажатием на спину припечатывают к полу, и только сейчас я понимаю, что абсолютно не владею ситуацией.Боль. Такая же, как иногда за дозу в клубах. Такая же, как иногда в постели у Динелли. Тот секс, когда ты один. Один в душе. И только и молишься, когда останешься один и в реальности.Смаргивая слезы, замечаю Дункан. Она лениво созерцает оргию, играя перстнями на пальце. С самого начала сучка все знала и ничего не сказала. Просто заманила нас, чтобы ее дети развлеклись. Попробовали новое.Наконец, пытка завершается, и едва отдышавшись, я придвигаюсь к Кайл на расстояние вытянутой руки, встречаюсь с ней глазами, и-Что-то не так.Она смотрит на меня лишь временами, фокусируя зрение на крошечные периоды времени. Очередной взгляд сквозь пробирает до костей. Словно собравшись с силами, она шепчет:- Блез, я- скажи- скажи дяде, что мне жаль- и ты не виноват-- Блять, я вытащу нас, Господи, Кайл-Чья-то тень исчезает, и я вижу, как в этой темноте сузились ее зрачки и потемнели губы. Посинели. На долю секунды время останавливается, потому что открывается страшная истина: ее побитое героином сердце на грани. А потом я начинаю кричать:- Нет! Хватит! Ей плохо, отпустите ее, отпустите, пожалуйста! - Отчаянно бросаюсь на идиотов, которые самозабвенно вцепились в девушку клещами, но меня оттаскивают чьи-то руки. В животном ужасе бьюсь в этом капкане, истерично вспоминая первую помощь и массаж сердца, но, бросая взгляд на немигающий взгляд Кайлин, окончательно теряю самообладание.
- БЛЯТЬ ОТПУСТИТЕ, ЕЙ НУЖНА ПОМОЩЬ СЕЙЧАС, ОНА УМРЕТ! УБЛЮДКИ, ОТПУСТИТЕ ЕЕ!
Ни единый человек не обращает внимание на мои вопли, а драгоценное время утекает сквозь пальцы.
Но никому нет дела. Вгрызаюсь взглядом в лордессу, но она смотрит на эту картину со скрытым садистским наслаждением.
Я не могу больше смотреть на ее лицо, нечеловеческое, злое, а в истерике, брыкаясь, переключаясь обратно на сову, срываюсь в безудержные рыдания, не желая принять, но точно зная ответ - теперь я уже точно ничего не могу сделать.- Нет, прошу, оставьте ее в покое, умоляю. Не трогайте ее больше.Мой скулеж тонет в стонах, раздающихся со всех сторон, и только спустя пять долгих, мучительных и противоестественных минут тонкое бледное тело девочки с приглушенным ковром стуком неловко падает на пол.Я не могу выдавить больше ни звука, раздавленный тем, как потеряли человечность все в этом помещении, демоны из глубин ада, втоптавшие в грязь уважение к чужой жизни, и, как только меня отпускают, подползаю к телу.Естественно, пульса нет.Ничего больше нет.Хватаю едва сгибающимися пальцами ее еще теплую руку и хочу просто исчезнуть, раствориться. Я не знаю, что теперь будет, я не знаю-Надо бежать.Моя первая мысль, порожденная опасениями за свою жизнь, ложными обвинениями, захватывает контроль и вынуждает наспех одеваться и лететь к выходу.- Уже уходишь, мистер Фостер? - Слышу я вслед и, буквально задыхаясь от гнева, боли и страха, реву:- ЗАТКНИ ПАСТЬ, ШЛЮХА!- Я? Кто бы говорил.Господи, соберись. Боже, боже. Успокойся и соберись. Я просто не могу ее тут оставить. Я просто не могу тут остаться. Я просто не могу встретиться с Ганзой. Я просто не могу больше жить.Блять, как я буду жить с этим?Ничего не видя от новых потоков слез, подлетаю к двери.Которая открывается в эту же секунду, а я с разбега врезаюсь в напряженные ноги.Отскочив назад, рывком поднимаю голову, чтобы встретиться лицом к лицу с Клетусом.Бледным, как сама смерть.- Где моя племянница, ублюдок? - Трясущимся звенящим шепотом выпрыскивает он яд своего отчаяния и страха мне под ноги и в лицо. Он похож на того, кто только что бегал и искал, искал, искал...
Я не нахожу сил даже вздохнуть, и он просто жестким, злобным хлопком нажимает на клавишу выключателя света, все это время находившуюся на стене. Так близко и так далеко.
Комната озаряется дешевым теплым мерцанием потолочной лампочки, а Клет издает душераздирающий вибрирующий звук, похожий на вой подбитого на шоссе оленя.Панк влетает в помещение, отбрасывая меня к двери. В этот бросок вложена такая сила и злость, что мне кажется при ударе о деревяшку полотна я вывихнул плечо. Но моя тупая боль меркнет в сравнении со зрелищем того, как Ганза, не доходя до цели, падает на колени, сгребая побелевшими пальцами ворс ковров.- Нет, нет, нет, - шепчет он, завывая и едва сдерживая редкие вскрики, позволяя слезам струиться по своему резкому острому лицу, пока собственными руками поднимает и переворачивает к себе униженную и опозоренную девушку.Я не могу пошевелиться, видя, как беззвучно сотрясаются его плечи, обнимающие труп, практически, дочери, пока полуголые нелюди жмутся к стенам, с интересом следя за драмой.- Какая сцена, надо же. Кто бы мог подумать, что у Клетуса Ганзы есть сердце. - Не веря своим ушам поворачиваюсь на звук, чтобы увидеть Дункан, подпирающую голову рукой. Ее едкая улыбка, как маска средневекового демона, приоткрывается, обнажая на удивление белые в сиреневу, словно под ультрфиолетом, зубы. В дневном свете она кажется не императрицей Египта, а киноварно-красной, древней, как Месопотамия. Вавилонская блудница.
Словно в трансе, Клет опускает Кайлин на ковер и поднимается на ноги. Я вижу только его затылок, так как смотрит она на хозяйку.
- Ты позволила?- Организовала, да. "Отелю" конец, а упустить возможность ковырнуть тебя за все хорошее было бы преступлением. Она была красивой.
Считанные секунды понадобились этому мужчине, с виду хрупкому, чтобы подлететь к хозяйке и схватить за волосы. Я не успеваю опомниться, как он бьет ее лицом об стену, снова и снова, оставляя на белой краске все увеличивающееся красное пятно. Гудение рельефных мышц резонирует по стенам, пока Клетус со страшным оскалом самозабвенно разбрызгивает на подушки и себя кровяную морось. Люди Дункан хватают вещи и выбегают отсюда, видимо, опасаясь попасть под расправу, как несчастья из шкатулки Пандоры. Мне бы тоже стоило сбежать, потому что у меня роль Иуды, и Иисус придет за мной, когда изничтожит Лилит, но я просто не могу.Клет отпускает женщину, и та сползает вниз.- Посмотрим, как ты теперь будешь улыбаться, блядь.В конец испорченные челюсть и нос Дункан волнуют меня в последнюю очередь, и я чуть шуршу брюками, сворачиваясь в комок. На этот шорох он, прямое воплощение возмездия, с чужой кровью на руках, поворачивается. Немезис, никакой Фемиды. Его лицо, влажное от слез, с красными глазами и чуть приоткрытым ртом, похоже на лицо человека, который мог бы прямо сейчас взять автобус заложников и расстрелять их всех, чтобы поймать шестнадцать пуль от копов: ему больше нечего терять. Клет делает шаг ко мне, и я пячусь от ужаса перед его порожденным горем величием.Но он просто снова садится перед Кайл, поднимая лицо к потолку и тяжело дыша. Освещенный глухим темным светом, он будто просит помощи у бога, который плевать хотел на него и это отринутое место. Справившись с чувствами, он говорит:- Пятнадцать минут, чтобы исчезнуть из этого дома. Я отпускаю тебя только потому, что она так хотела. Если ты не уйдёшь - я убью тебя. Клянусь. Я швырну тебя кэмероновцам, чтобы они превратили тебя в пыль. Убирайся.
Отразившись от стен, эти слова сложились в стену между нами, которую теперь не разрушит уже ничто. Я до самого последнего дня считал его уродом, но оказалось, что урод здесь только один - я. Описание всей моей жизни одной фразой.
Тишину взрезает звонок. Помедлив, Клет берет трубку. В могильном молчании я отчетливо слышу человека на том конце.- Топор проснулся. Вас сдали. Едет Киркманн. Дай бог пара часов, этот не спит никогда. Удачи. Мне жаль.
Отменив звонок, панк сильно прижимает кулаки тыльной стороной к лицу и рычит, и я понимаю: он не может сразу заняться ею и "Отелем". Придется выбирать. В его случае, между болью и долгом перед другими. Подумав полминуты, он вытирает лицо ладонями, встает и молча выбегает.Его отчаянный и злобный командный тон внизу пробуждает меня, и я пулей вылетаю из проклятой спирали, потеряв там все хорошее, что было со мной за последние несколько лет.