1 часть (1/1)

По запыленным углам мрачной, давно заброшенной комнаты разнесся непозволительно громкий звон разбитого стекла. Очередная бутылка огневиски, оказавшаяся пустой слишком быстро, улетела в стену. На мгновение стало тихо, а после тишину разрушило яростное рычание, переходящее в тоскливый, животный вой. Сириус Блэк сходил с ума.Несколько часов назад он, впервые за двенадцать лет, принял душ, переоделся и вкусно поел. А сейчас сидел в полнейшем оцепенении, разрываемый на части вдруг возникшими в его сознании воспоминаниями, не зная, что ему делать. Он проебал все, что мог. Добровольно, блять, отказался от шикарной жизни, для получения всех прелестей которой ему не нужно было прилагать никаких усилий, потерял друзей, родных. Брата. И начался этот путь к деградации и опустошению с самого первого дня в школе.***Двое мелких аристократов — он и Джеймс Поттер захотели тогда слегка развлечься в поезде, решив поговорить с забитым одногодкой. Но все пошло не по плану — Джеймс выразился излишне агрессивно, а брюнет, так похожий на ощетинившегося птенца, не был намерен давать себя в обиду. Он ответил, и завязалась ссора, которая то вспыхивала, то слегка затухала все последующие годы, вплоть до той трагичной ночи в ноябре 1981 года. День его поступления в Хогвартс вообще был странным. Подозрительно вела себя распределяющая шляпа, предложив ему самому выбрать себе факультет. Он, окрыленный новой дружбой, уговорил ее на Гриффиндор, куда стопроцентно должен был отправиться Джеймс. Это было неправильно, нелогично: вплоть до отправления Хогвартс-экспресса с платформы в Лондоне маленький Сириус был намерен довериться решению шляпы — поступление даже на Слизерин его не пугало, тем более, туда планировал через год поступать Регулус, своенравный и необычный, но так любимый им младший брат. Но древний артефакт почему-то переложил ответственность на него, а слишком импульсивный характер проявился в неподходящий момент, и это определило его будущее. Странным был и директор, покровительственно поглядывающий в их сторону в течение всего торжественного ужина, а после — похваливший его, абсолютно незнакомого ребенка, решение, проходя мимо стола Гриффиндора. Тогда он лишь обрадовался такому вниманию — благосклонность Величайшего мага резко подняла его авторитет. И ничего не смущало. ***То, что все это было странным, Сириус понимал лишь сейчас. Он грустно усмехнулся, не пряча огоньки блэковского безумия в глазах. Сквозь зубы так и вырывался русский мат, которому он в совершенстве научился у Долохова — все прошедшие годы они провели в соседних камерах. Заточение в Азкабане со временем сгладило разницу во взглядах, открывая безумную схожесть характеров, и они иронично переругивались днями напролет — чисто чтобы перебить давящее отчаяние и скуку. А иногда, после особенно тяжелых ночей, откровенно разговарили. В такие моменты у Сириуса словно что-то прояснялось в рассудке и он осознавал события, которым раньше не придавал значения. Такие озарения становились все более частыми, и недавно он постиг весь масштаб глобального кошмара, ставшего его реальностью.И сильнее всего его сердце сейчас разрывало от осознания, что вся эта череда странностей и поспешных решений разрушила его связь с Регулусом. Ведь когда-то они были настолько близки, что клялись на крови в вечной верности друг другу. *** За несколько дней до его отъезда в Хогвартс, Регулус пропал. Сириус обыскал весь особняк, лишь под вечер найдя брата в одном из забытых залов подземного этажа.— Ты чего тут сидишь? — Сириус не понимал, что могло произойти: еще вчера они вместе искали в библиотеке сведенья о редких ингредиентах для воплощения новой идеи Рега, а потом летали на метлах в саду, отмахиваясь от вялых попыток матери уложить их спать. Поэтому сейчас он глухо злился и переживал, не понимая, что происходит с братом. — Ничего! — до смешного похожий на маленького воробышка, Регулус насупленно отвернулся, скрещивая руки на груди.— Помнишь, мы договаривались, что никогда не будем врать друг другу? — Сириус подошел ближе, садясь на пол рядом с братом, пытаясь заглянуть тому в глаза.Регулус продолжал молчать, упрямо смотря в сторону, но долго не выдержал:— Ты уедешь в Хогвартс и мы перестанем дружить, — неохотно процедил, пряча глаза.— Хэй, мы же братья, — Сириус облегченно выдохнул, понимая, что проблемы и не было, Рег просто переживает из-за предстоящей разлуки и непривычного одиночества, маячившего впереди, — Я никогда тебя не брошу, — он ласково потрепал его по растрепанным волосам, — Слушай, ну чего ты мне не веришь? Младший брат смотрел на него наполненными грустью глазами, и Сириус не выдержал:— Ну окей, у меня есть идея, — удовлетворенно проследив за эмоциями, вспыхнувшими на лице вечно серьезного Регулуса, он продолжил, — Помнишь, отец нам рассказывал про магические клятвы и обеты? Что думаешь насчет братской клятвы верности?Рег на секунду задумался, все же к таким кардинальным действиям он относился с легким опасением. Но это же Сириус — разве можно предположить, что он, его самый надежный, самый сильный и любимый брат, когда-то сможет даже подумать о том, чтобы поступить вразрез с условиями клятвы? Конечно, нет. Поэтому он с готовностью согласился. Острое лезвие ножа рассекло левые запясться, брызнула кровь двух братьев, смешиваясь, послушная движениям их рук, тихое пространство подземелий заполнили звуки искренних обещаний, произносимые звонкими голосами на забытом, мертвом языке...***Вспомнив про клятву, Сириус пораженно застыл — догадка, словно огненная плеть, прострелила его пьяный мозг. Если он прав, то это — еще одна причина, объясняющая его неадекватность на протяжении стольких лет. Как раз на третьем курсе, когда он окончательно перестал общаться с братом, он стал совершать самые дурные поступки в своей жизни. А после смерти Рега сознание начало возвращаться — клятва прекратила свое действие. Конечно, были и другие факторы, которые повлияли на его поведение и обескураживающую тупость, но клятва... как он мог про нее забыть?— Кричер! — едва смог произнести Сириус злым, отчаянным шепотом. Домовик послушно возник перед мужчиной, вкрах раздавленным собственными мыслями и прошлым, — Виски остался?Кричер тихо бурчал под нос, но, не дожидаясь прямого приказа, на мгновение исчез и сразу же вернулся, осторожно оставляя перед хозяином еще одну бутылку. Молодой Глава рода Блэк натворил бесконечно много глупостей, и домовик его всецело осуждал, но ослушаться не смел.Сириус остервенело открыл бутылку, делая несколько глотков прямо из горла, уже практически не ощущая действия алкоголя. Рег был прав в своих опасениях. Их отношения начали медленно рушиться в первые же каникулы, когда он, воодушевленный новой дружбой и явным интересом к своей личности со стороны директора, вернулся домой и проявил слишком явную снисходительность к брату.***— Сириус, — Рег прервал его восторженный рассказ о совместных приколах их компании, тогда еще не названной Мародерами, сканируя лицо слишком проницательным взглядом, — Почему Гриффиндор? Почему ты мне не писал? О чем ты вообще говоришь — ты же обещал поискать в библиотеке редкие книги и придумать какие-то варианты решения вопроса с ядом акромантула...Рег говорил все тише, видя в глазах брата ответ на все свои вопросы — ему больше не было интересно все это. Так и не закончив фразу, младший Блэк вышел из лаборатории, где они разговаривали, громко хлопнув дверью. А Сириус тогда лишь непонятливо смотрел ему вслед, злясь на нежелание брата разделить его интересы. И совсем не замечал, что сам променял самое главное в жизни на никому не нужную иллюзию влиятельности в глазах абсолютно посторонних людей. Слишком качественную иллюзию, наложенную великим мастером на несмышленного юнца, падкого на внимание.***Блэк-Хаус в очередной раз терпел поток изощренного мата — Сириус не выдерживал. Слишком живым было лицо Рега, призраком маячившее в его сознании. Все же эту потерю сейчас он переживал сложнее остальных, мучавших его прошедшие годы. Почему-то до того момента, как он решился вернуться домой, мыслей о брате удавалось талантливо избегать. Сейчас же они накрыли его безудержной лавиной, сносящей любые блоки и маски. Его эмоции, мысли, глаза... как мало он о нем знал. Волосы, совсем недавно бывшие чистыми и уложенными в идеальную прическу, растрепались в приступе ненависти к себе. Сириус небрежно смахнул так надоевшие кудри с лица, морщась от давящей боли в груди. Что там Рег, какое воспоминание ни возьми — везде ждет боль и разочарование. В каждом эпизоде. Стоило подумать об этом, как перед глазами замелькали сцены из самой страшной ночи в его жизни — ночи, когда умерли его друзья, когда его крестник стал героем, а он сам, по собственной тупости, подставил себя под годы заключения в каменной клетке на нижнем этаже Азкабана — на том самом, где дементоры бывают чаще всего. Сердце заныло сильнее, пульс, и так бешенно стучащий в каком-то диком ритме, стал еще более ощутимым. Кажется, даже в тюрьме ему не было так хреново.***31 ноября 1981 года. Он, молодой и успешный, проводил вечер в компании очередной прекрасной леди. Поводов для беспокойства практически не было — да, угроза висела над семьей Джеймса, но они ведь под защитой самого Дамблдора. Сириус самозабвенно целовал симпатичную блондинку, на пару лет его младше, и как раз собирался снять с нее так мешающую мантию, как резко замер. Истошно завопил сигнал защитных чар, которые он поставил в дополнение к заклинаниям директора на дом друга, до предела натянулась связь с крестником, заставляя дрожать руки от дурных предчуствий. Не говоря ни слова шокированной такими переменами в атмосфере девушке, он встряхнул головой, сгоняя остатки сладкого возбуждения, и вылетел из ее квартиры, находящейся где-то на окраине Лондона. Нужно было спешить.Но он не успел. Он тогда аппарировал к самой двери, чтобы не терять время даже на лишние пару шагов, и не увидел внешних разрушений, но понял все сразу — было слишком тихо. Темно и тихо. Лишь через пару мгновений он привык к скудному освещению и увидел тело Джеймса. В тот самый миг его мир рухнул — словно стены трухлявого дома ломались планы и мечты, отдавая тупой болью и пустотой во всем теле. Сириус замер, не в силах пошевелиться, поверить. Казалось, если он начнет двигаться, если заглянет в мертвые глаза друга, только тогда этот кошмар станет правдой. А сейчас оставался шанс — вдруг ему кажется, вдруг галлюцинации, вдруг Джеймс просто ранен? Из ступора его вывел звонкий детский голос, приглушенно доносящийся откуда-то сверху. Гарри? Черт, медлить было не время. Он лишь на пару мгновений задержался на первом этаже — все же подошел к другу, стараясь сфокусировать взгляд и хотя бы немного очистить сознание. Внутри бушевала ярость, смешанная с отчаянием и безумным давящим чувством, засевшим в груди, казалось, навсегда. Эмоции не позволяли ясно мыслить, хотелось упасть рядом с Джеймсом и глухо выть, в попытках хоть немного облегчить состояние, но его ждал крестник. Сириус взял друга за руку и в последний раз посмотрел в карие глаза, всегда бывшие такими живыми и яркими, а сейчас — остекленевшие и абсолютно равнодушные, находящиеся во власти смерти. До стыда дрожащими пальцами он закрыл другу глаза и на долю секунды прижался лбом к его груди.Он не забудет.Детский плач повторился, и Сириус резко отпрянул от друга, который больше никогда не стукнет его по плечу, с громким "Сири!" сжимая в объятиях. На второй этаж он влетел в считанные секунды, и там обнаружил еще более страшную картину: часть стены в детской была разрушена, прямо у кроватки, окрашенной в до остервенения веселый васильковый цвет, лежала Лили, немигающим взглядом ярко-зеленых глаз смотря куда-то вдаль с выражением отчаянной уверенности на лице, в кроватке вяло хныкал Гарри. Сириус подлетел к ребенку, хватая того на руки, прижимая к себе, обещая защиту и бесконечную любовь. Из коридора вроде бы донесся какой-то шум. Он аккуратно посадил Гарри обратно в кроватку, прижимая палец к губам и вышел, осматриваясь. Нет, пусто.А потом из головы разом пропали все мысли, эмоции, боль. Осталась лишь догадка, поразившая своей кошмарностью — "Питер!". Чертов предатель, из-за которого он лишился всего важного, что было в его жизни. Разом забыв о крестнике и друзьях, так и лежавших на полу пустого дома, он аппарировал, одержимый застилающим любые доводы желанием яростной мести.***С трудом пережив очередное погружение в давно прошедшие события, Сириус часто заморгал. Что-то было не так в его поведении, что-то... Блять! Прав был Долохов, называя его тупым долбоебом, такой и есть. Какой к Мордреду Питер, когда там остался маленький ребенок, когда непонятно, будут ли нападения еще, когда он даже не убедился, что в доме больше никого нет?Ментальное воздействие или он правда настолько туп? Сириус застонал сквозь зубы, понимая, что вряд ли уже сможет узнать об этом. Он крепко сжал руки, собирая остатки сил. Не для того он так заморочился с побегом, чтобы теперь тратить время на бесполезные страдания. Хотя бы в память о всех тех, кто был так важен ему и кого он потерял, он должен действовать, без права на ошибку. Кстати, побег. На него его спровоцировала точно такая же мысль о Петтигрю, вызванная хер знает откуда взявшейся в его камере газетой. Антонин, на пару с сумасшедшей, но все-же родной кузиной, тогда пытались остановить его, в их традиционно-саркастичным стиле закидывая Сириуса вполне обоснованными доводами о его наивности и тупости, но он не слушал. Теперь понимает — зря. Побег прошел успешно, но сама мотивация была слишком подозрительной...Нет, ему однозначно нужна помощь. Но обратиться не к кому — после обнаружения массы неувязок в его памяти и действиях, Сириус не верил больше никому, даже Дамблдору. Особенно ему. Он тупо шел по коридору Блэк-Хауса, растерянно перебирая в памяти людей, которые вроде бы не давали поводов для подозрений. Таковых не находилось, даже Римус уже не казался столь надежным — куда он пропал на все эти годы, почему не забрал Гарри? Безраздельно Сириус доверял Долохову, сам не понимая почему, возможно, благодаря его такой грубой, но ненавязчивой и абсолютно реальной помощи. Его слова и намеки в их странных разговорах, которые начались примерно спустя год их совместного пребывания в тюрьме и продолжались до самого последнего дня, натолкнули Сириуса на бесконечно важные выводы. Но Антонин все еще в Азкабане — троллит дементоров и пытается сохранить рассудок. Не к крестнику же обращаться, в самом деле, он же совсем ребенок еще...— Сириус? — его мысли оборвало тихое обращение, произнесенное до боли родным голосом.Нет, не может быть. Она умерла, он точно знал. Галлюцинации расшатанной психики? Он зажмурился и сцепил зубыл, уже собираясь продолжить свое бесцельное хождение, но звук повторился. На этот раз голос был куда более уверенным и громким. Сириус замер, а потом начал бешено озираться вокруг. Спустя несколько мгновений он все же нашел источник, так настойчиво его зовущий.Сириус завороженно подошел к портрету матери, мысленно облегченно вздыхая — он все еще не безнадежно сошел с ума. — Мама.. — он провел рукой по раме, с сожалением глядя на Вальбургу, даже в весьма уважительно возрасте сохранившую красоту и огонь в глазах.Ненависть к семье давно ушла, вытравленная дементорами и многочасовым анализом собственного идиотизма. Он был искренне рад видеть ее хотя бы в таком виде, но в груди продолжала растекаться грусть от вдруг слишком явно осознанной утраты еще одного важного человека.— Ты же не сразу домой пришел? — в ее глазах не было осуждения, лишь слезы, которые она даже не сдерживала, — Почему?— Потому что я — идиот, мама, — он отчаянно улыбнулся, стараясь успокоить ее, помня про больное сердце и напрочь забывая, что портретам прижизненные проблемы со здоровьем уже не страшны.Сириус сам не мог объяснить, почему после побега он еще несколько недель не появлялся в Блэк-Хаусе, проводя дни то в странных пещерах, то на задворках маггловских отелей. Осознание, что у него есть дом, появилось только вчера и он сразу же аппарировал по знакомым координатам, лишь в пути понимая всю глубину своего легкомыслия — а если доступ в дом закрыт? Но ему повезло. Тихо сползая по стене в холле, полностью лишенный сил после аппарации, он счастливо плакал. И совсем не заметил портета матери тогда. — Что ты будешь делать дальше? — она говорила ласково, счастливая, что хотя бы один ее ребенок жив и относительно здоров. И даже, кажется, более вменяем, чем был до Азкабана.Сириус на этот вопрос лишь поморщился и закусил губу, глядя на Вальбургу из под спутанной челки, снова упавшей на глаза.— Я не знаю, — он вцепился обоими руками в раму, увидев в портете матери ту надежду и опору, которая так нужна была ему сейчас, — Прости меня мам, слышишь, прости. Я столько натворил, мам...Вальбурга молчала, сдерживая неподобающие ее образу всхлипы, и неосознанно тянулась рукой поближе к сыну. — Я давно тебя простила, сын, — это обращение еще сильнее взволновало изможденного Сириуса, и он начал говорить, захлебываясь словами.Он рассказал матери обо всем — о так тревожащих его нестыковках, о годах тюрьмы, о боли от утери брата. Она молчала, лишь изредка тяжело вздыхая и обещая, что все еще будет хорошо. В тот момент, когда он говорил о Регулусе, она едва заметно скривилась, стискивая полы платья в ладонях, стараясь спрятать собственную боль — как ни странно, она ее чувствовала, даже не будучи человеком, лишь образом. А потом встрепенулась, вспоминая:— Подожди, — она мягко остановила сбивчивую речь сына, — Мы обязательно справимся со всем, слышишь? Но насчет Регулуса, — имя младшего сына она произнесла с особой нежностью и горечью в голосе, — Я тоже не многое знаю о его жизни, особенно после школы. Но точно знаю, что он вел дневник. Ты можешь посмотреть в его комнате, вдруг там осталось что-то важное?Сириус ухватился за эту мысль — казалось, если он будет знать о брате чуть больше, то станет не так больно, не так омерзительно пусто в душе. Еще немного поговорив с мамой, пообещав советоваться с ней по любым вопросам и никогда больше ничего не скрывать, он пошел наверх. Стоило поспать, но одержимость была сильнее логики. Не дойдя до собственной спальни, он остановился у двери с выгравированной надписью "Р.А.Б.". Заходить было страшно. Он провел рукой по пыльной деревянной поверхности, очерчивая пальцами каждую букву. Вздохнул, заталкивая поглубже тревожащие искалеченное сердце мысли, и опустил руку на резную ручку, медленно открывая дверь.Комната Рега не изменилась. Здесь было мрачно, аккуратно, изысканно. Годы запустения сказались на интерьере, покрыв все поверхности пылью и паутиной, но в спальне продолжала витать атмосфера, присущая только его брату — какая-то дикая смесь азарта исследований, верности, отраненности, ранимости. Это отражалось в мелочах — забытой на кровати книге, разбросанных колдографиях малочисленных друзей, свитке с его изысканиями по древним рунам, артефактах... Сириусу казалось, что краем глаза он видит Рега, то сидящего на подоконнике и задумчиво осматривающего пейзажи за окном, то сосредоточенно пищущего что-то на очередном свитке, с идеально ровной спиной расположившись на высоком кресле у стола. Прикрыв глаза, он отогнал образы, снова вызывающие безжалостное сожаление и боль, и занялся тем, за чем он сюда изначально пришел. Поиском дневника.Он нашелся быстро. Дневник Регулуса представлял собой совсем небольшой блокнот в мягком кожаном переплете, ожидаемо черного цвета. На обложке красовались вытесненные инициалы брата, обрамленные тонкой изумрудной рамкой, и изображение гордого ворона, глаза которому также заменяли изумруды глубокого, насыщенного темно-зеленого цвета. Никакой видимой защиты на дневнике не было, но Сириус не сомневался — брат не пренебрег безопасностью столь ценной вещи. Открывать блокнот заклинанием было бессмысленно, и Сириус на свой страх и риск решил попробовать самый эффективный способ — кровь. Конечно, крови Регулуса у него не было, но давно молчавшая интуиция подсказывала — подойдет и его. И она не ошиблась.Темно-красная капля упала на центр обложки, прямо на клюв настороженно смотрящего на него ворона, и испарилась. В следующую секунду раздалось тихое шуршание и дневник открылся, предлагая окунуться в тайны своего давно почившегося владельца. Сириус не противился. Он медленно опустился в любимое кресла брата и начал перелистывать страницы, открывая самую первую.