Глава 22 (1/2)

Больше всего на свете Томоэ ненавидела поступать правильно. Принцесса слишком рано поняла разницу между зовом сердца и необходимостью.Лицо Курогане все еще стояло перед глазами. Немного озлобленное, строгое, за всем этим ниндзя пытался скрыть одно - боль. А Томоэ видела его насквозь.Раньше, когда принцесса еще видела во снах будущее и путешествие, она даже от себя пыталась скрыть, ту саднящую, досадливую боль, которую она испытывала, понимая, что Курогане все больше и больше привязывается к Фаю.

Она была слишком мала тогда. Законы пространства и времени сыграли в этот раз на руку. Томоэ стояла перед зеркалом, в одном нижнем кимоно и рассматривала изменения, которые должен был заметить и Курогане. Она подросла и округлилась, лицо наоборот вытянулось, исчезла подростковая припухлость, очертились высокие изящные скулы. Сейчас он мог бы воспринять ее всерьез. Мог бы...если бы это случилось чуть раньше...Если бы она чуть раньше увидела, что произойдет в Суве, то смогла бы помочь Курогане. Если бы она чуть раньше признала свою саднящую боль - оставленной любовью. Если бы она чуть быстрее повзрослела...Она и сама понимала, что жалеть бессмысленно. И все же, если бы чуть чуть раньше...Сейчас Курогане уже никогда не посмотрит на нее так, как ей хотелось бы. Слишком поздно.

"Это цена, которую я не могу не заплатить."И только в такие моменты, когда она оставалась одна, а свидетельницей была только молчаливая луна, Томоэ могла признать самой себе, что любит своего самого верного ниндзя. Что он никогда не полюбит ее так, как ей хотелось бы, потому что путешествие изменило все, и в конце концов разрыдаться.

Она снова оделась, Не так изящно, как в первый раз. И одна, очень осторожно, словно это не ее дом, тенью прошла в маленький храм, с зеркалом. — Принцесса Томоэ, у вас уже так поздно, вы не спите, — тихо, почти нежно сказал Ватануки. Принцесса знала - он тоже поступает правильно. Он такой же, как она. А потому он ее поймет.

— У меня есть желание.

В глазах приемника она увидела сострадание. Он хочет ее остановить, вдруг поняла Томоэ, но не может ничего сказать прямо. Она понимала, потому что сама часто молчала.— Говорите, — тяжело сказал Ватануки.— Я хочу, чтобы к Фаю вернулись воспоминания.

— Его память может вернуться сама, вы же слышали. — Не делайте этого, ясно слышала Томоэ просьбу Ватануки. Удивительно, как молчание учит понимать подтексты других, таких же, как она сама.— Я слышала. Вы были к ним добры.

— Скорее жесток. — Его тронула грустная улыбка.

— Вовсе нет. Ведь вы сказали правду.

— И эта правда вам не понравилась. Потому вы здесь.

— Я хочу... Сделать что могу.

Они встретились взглядами.

"Вы уверены? Вы точно хотите это сделать?""Да".

Ватануки опустил глаза, сдаваясь.

— Это проклятие не снять, но...Вы можете взять его на себя. Цена... Вы забудете Курогане и все, что с ним связано. Но не навсегда. Как и с Фаем, ваша память будет постепенно возвращаться.—и...я забуду все сразу, как только к Фаю вернется память?Ватануки, предчувствуя что-то, осторожно кивнул.—Тогда.. У меня еще одно желание. Я хочу... Увидеть его счастливое лицо, прежде, чем он навсегда уйдет. Можно сделать так, чтобы память вернулась к Фаю сейчас, а я забуду все после того, как они покинут Японию?Лицо приемника исказила странная смесь досады, отчаяния и боли. Он как никогда жалел о том, что не имел права лгать, а Томоэ всегда задавала самые жестокие вопросы. Он был в ловушке.

— Да, можно... Цена, — слова давались ему с трудом, — вы забудете Курогане, и больше никогда не вспомните о нем.