death note!au; вайлу (1/1)

Дождь лил без остановки уже невесть сколько, и Луи смотрел в щель меж жалюзи с тоской — выйти отсюда и постоять под падающими с неба каплями ему очень, очень хотелось.Хотелось просто не быть здесь — где угодно, но не здесь. Здесь удушающе пахнет кофе и только что напечатанными отчетами, а от самого себя потом и все тем же кофе. Луи откидывается на спинку стула и зажмуривается — у него болит спина, шея, глаза, неприятно хрустит запястье, когда он разминает его, а поясница наверняка еще хуже. Он потерял счет времени, да и нельзя сказать, что для него это имело хоть какое-то значение — все равно этому нет конца.Хотелось встать и пройтись, размяться, самостоятельно сходить за кофе, но нужно было продолжать работать, продолжать искать что-то, высматривать чьи-то имена в списках. Сверять с отчетами, вычитывать протоколы вскрытий, искать, искать, искать бесконечно, искать неизвестно что. Глаза нещадно болят от напряжения и мерцания экрана, нужно встать и взять капли из рюкзака, но Луи прикован к своему месту, и отводит взгляд, зажмуриваясь и потирая переносицу.Хотелось вырваться из замкнутого круга, разорвать цепи — в буквальном смысле.Вайлет — так назвалась V для команды по делу Киры — все еще контролировала его, подозревала и не отпускала ни на шаг. Ну, отпускала, но только на ту длину, которую позволяла цепь наручников. Это было неудобно, это уже надоело и раздражало, но никто не знал, когда это закончится, и приходилось просто в очередной раз смиряться с условиями. Луи это раздражало. Смиряться с чем-либо он не любил.И Вайлет эту тоже не любил. Вечно самая умная, вечно не от мира сего, вечно невыспавшаяся. Спит по три часа в сутки, когда Луи едва ли не за кудрявые волосы отводит от экрана ноутбука и укладывает в кровать, и спит беспокойно, дергается, дрожит, заворачивается в украденное у Луи одеяло так, как будто оно ее спасет. Луи ужасно хотел дать ей снотворное, заставить проспать десять часов, хоть в своем одеяле, лишь бы уснула наконец, лишь бы прекратила хороводить по ночам.И занудствовать перестала. Вот этого Луи тоже очень сильно хотел.— Как думаешь, какой он, Кира? — спрашивает она, отвернувшись от мониторов и накручивая на палец кудрявый локон, а после поднося к губам.— Не знаю.— А мне кажется, что такой, как ты.У Луи дергается глаз, подрагивает рука. Та, что на запястье окольцована наручниками. Внутри, в унисон с раздражением, пульсирует желание намотать цепь на кулак, притянуть эту зазнайку к себе и ударить.Впервые ему хочется ударить женщину.От кофе воротит, и Дакворт, такой добрый человек, предложил им какао. Луи ложечкой вылавливает из него подтаявшие зефирки, съедает и ставит чашку обратно на стол.— А мне кажется, что как ты.— Как я? — она переспрашивает с удивлением, прикусывая кончик пальца.— Ага. Много о себе думает, много знает… И бодрствует тоже много. Иначе не объяснить то, откуда берется так много жертв каждый день.Кудрявый локон свободно падает, а Вайлет задумывается. И улыбается — едва заметно, самыми уголками губ. В такие моменты она кажется обычной девушкой, и будто бы они не в тайном штабе, не занимаются делом безумного серийника, не ставят чашки с какао на стопки заключений патологоанатомов и полицейских. Обычная жизнь, обычные люди, обычный вечер. Луи хочется, чтобы все было таким — обычным.И ведь иногда эта зазнайка бывает приятной — иногда, но бывает.С ней приятно сидеть на утреннем брифинге. Они всегда садятся на один стул, чтобы занять боковое место длинного стола, и Вайлет ютится на чужих коленях, грея Луи своим телом. Она долго усаживается, как кошка, давит ладонью на коленку, но Луи терпит. Члены команды рассказывают о проделанной работе, о новостях, шуршат бумагами, Вайлет в ответ им хмурится, или задумывается, или просто кивает, и Луи вместе с ней.Вайлет бывает веселой. Она не шутит, но Луи видит, что она расслаблена и делает что-то специально — не по глупости, а чтобы развеять скуку и разбавить атмосферу. С ней бывает весело. Из всех присутствующих с ней проще поймать одинаковый настрой — даже если Луи тратит часы и дни на то, чтобы понять ее логику. Она бормочет себе под нос сложные каламбуры, которые понимает только он, и это остается в сердце у Луи надолго.Иногда Луи думает о ней, как о девушке. Возможно, с ней было бы хорошо — просто не в этой жизни. Выпали бы другие карты, познакомились бы они иначе, сложились бы обстоятельства по другому, и все было бы хорошо. Просто не повезло.Может быть, он правда Кира. Просто не помнит этого. Когда-то был, сейчас нет. Скорее всего, так и есть — именно поэтому не суждено.Именно поэтому тогда, когда Луи отодвигает чашку в сторону и нагибается, чтобы прикоснуться своими губами к чужим, у него так сильно щемит сердце. Именно поэтому руки, которые обвивают его шею в ответ, притягивают к себе, не дают уйти, ощущаются как наброшенная удавка.Может быть, все действительно так.