мюзикл; heathers (1/1)

Если слишком часто повторять какое-то слово — не важно, какое, это абсолютно не имеет значения, — то оно потеряет смысл.Рассыпется на буквы. Развеется по ветру. Потеряется в чертогах сознания.Для Луи таким словом стала его собственная фамилия. Его и его братьев — важная ремарка.Даки.Слышится откуда-то из толпы, где кучкой сбились забитые и неуверенные в себе старшеклассницы, сминающие любовные записки и подолы вязанных кофт. Оттуда слышится восхищение, обожание, желание прикоснуться к прекрасному.Он на глазах у братьев разрывает розовую бумагу, даже не прочитав написанного, и, пока Дьюфорд хлопает его по плечу, звонко смеясь, из толпы слышится наполненное презрением, ненавистью, желанием разрушить прекрасное.Даки.Лучшие места на зрительских трибунах заняты ими, и фамилия слышится с самого верха, откуда не видно поле и откуда не видно сидящих там. Хьюберт восседает в центре скамьи, закинув ногу на ногу, по правую руку от него Дьюфорд лениво потягивает слаш, почти прижавшись к старшему брату, а сам Ллуэллин сидит по левую, ослабив галстук и расстегнув верхние пуговицы рубашки. Места идеальны, не слишком близко и не слишком далеко, близко к выходу, и сверху слышится шипящее, брезгливое, осуждающее.Вокруг них сидят те, кому нахождение рядом со школьными идолами выгодно, и Луи от собравшегося окружения подташнивает. Он кладет под язык мятный леденец, пытаясь подавить подкатывающий приступ, а потом просит у среднего близнеца стакан, всем своим видом показывая, почему он в нем нуждается. Дьюфорд не язвит — ждет, пока брат закончит, а после закрывает стакан крышкой и просит передать на самый верх, чтобы его там припрятали. Оттуда слышится шипящее, брезгливое, осуждающее.Даки.На вечеринке шумно и много голосов, но задача Ллуэллина слышать каждый голос, выискивая нужную и не очень информацию, и он тщательно следит за своим бокалом, чтобы никто не надумал подпортить ему реакцию. Он напрягается, игнорируя музыку, и слышит, как из углов слышится завистливое, жадное, похотливое.Дьюфорд одет в лучших е-бойских традициях, и ни для кого не является секретом, что все присутствующие хотят раздеть его. Половина — для секса, вторая половина — потому что их натурально тошнит. Хьюберт отпивает из его стакана, и первая половина смешивается со второй, потому что старший близнец наступает на ногу среднему своей красной лакированной туфлей с острой шпилькой и хватает за воротник, сокращая дистанцию до неприличного, шепчет что-то на ухо, после чего они растворяются в толпе и больше не показываются. Ллуэллин обходит дом, чтобы не пропустить момент ухода братьев, и на втором этаже сталкивается с проблемой — все толпятся у двери, пытаясь подглядеть в щель, в замочную скважину, хоть во что-нибудь, чтобы увидеть то, что происходит в комнате. Все замолкают, когда слышат стоны, а после снова тянется завистливое, жадное, похотливое.Даки.Луи от собственной фамилии тошнит. Он рассасывает мятный леденец, чтобы отпустило, дожидается, пока старший брат перестанет вертеться у зеркала, растрачивая тональный крем, а потом подает ему чашку травяного чая и рассказывает собранные сплетни. Когда они всплывают в косвенной речи, Ллуэллин называет их ?мы?, а не по фамилии. Хьюберт не просит его объясняться понятнее, хоть и нуждается в этом — понимает, что младшему близнецу тяжело.Он повторял ?Даки? слишком часто.Для него это потеряло какое-либо значение.И судьба не на его стороне, потому что для остальных нет, и фамилия продолжает слышаться из разных углов, и в сплетнях они все еще занимают главные роли, и они все еще должны нести обязанности, титул, свою фамилию, пусть даже тошнит и воротит.Он должен.Пусть сам развеется по ветру, но должен.Пока их фамилия не потеряла смысл для всех остальных, он должен.